Правила охоты - О'Рейли Виктор. Страница 64
И все же он и Килмара предвосхитили эту проблему.
Фицдуэйну не разрешат иметь огнестрельное оружие, но это не значит, что он будет безоружен.
Поскольку “Яибо” так и не смогли прикончить шарманщика — Фицдуэйна, да еще понесли при этом существенные потери, Рейко Ошима решила свести счеты с его обезьянкой-французом.
Репутация госпожи Ошима была известна и соперничала даже с репутацией Карлоса-Шакала.
Репутация ее основывалась не только на жестокости ее террористических групп, но и на ее внешних данных. Ее нежная красота резко контрастировала с увечьями, которые Рейко наносила своим жертвам. Для средств массовой информации она была настоящей находкой, и они же наградили ее кличкой Ангел Смерти.
Ее досье постоянно находилось в центре внимания всех антитеррористических организаций, а ее фотография стала непременным атрибутом всех центральных постов паспортного контроля во многих странах, однако ей по-прежнему удавалось без труда путешествовать по всему земному шару. Рейко Ошима была не просто генератором идей и лидером своей организации. Она любила риск и часто выступала в качестве исполнителя собственных планов. Ей нравилось чувствовать кровь на своих руках. К тому же Ошима-сан знала, что любой инцидент с ее участием будет раздут и преувеличен прессой до неправдоподобия.
Секрет ее способности пересекать государственные границы без затруднений со стороны служб безопасности заключался, как ни странно, в ее внешности.
Власти разыскивали красавицу японку тридцати пяти — тридцати восьми лет, и поэтому никто не обращал внимания на дородную, располневшую матрону с огромными кроличьими зубами и седыми волосами, выглядевшую на пятьдесят с небольшим, которая в составе группы школьных учителей свободно путешествовала по Европе.
К японским туристам в Европе успели привыкнуть. Твердая валюта, которой они расплачивались, нигде не была лишней, а никакого беспокойства и неприятностей они не причиняли. Учитывая силу йены как твердой валюты, японцы могли позволить себе особую склонность к предметам роскоши европейского производства, в частности — к произведениям Гуччи и Кардена. Вдобавок, несмотря на то, что деятельность японской “Красной Армии”, “Яибо” и других экстремистских организаций постепенно становилась в европейских странах широко известной, японцев в силу инерции мышления, как правило, никто не связывал с международным терроризмом. В представлениях европейцев типичный террорист происходил с Ближнего Востока или на худой конец из Ирландии. Японцев же, в частности благодаря их скромности и законопослушанию, мало кто рассматривал как угрозу.
Ошима, со специальным поясом вокруг талии, в старушечьих высоких ботинках на шнуровке, с искусственной сединой в волосах, в сильных очках, со специальными подушечками за щеками и фальшивыми зубами, которые надевались на настоящие, въехала в пределы Франции со своими коллегами-учителями на арендованном микроавтобусе и направилась прямо в Париж.
Никто не обратил на группу особого внимания.
По мнению Рейко Ошима, центральная Европа с ее высокой плотностью населения, среди которого было легко затеряться, и с ее фактическим отсутствием государственных границ, была наиболее благоприятной для ее целей. В некоторых других странах, таких, например, как расположенная на острове Великобритания, они вряд ли бы имели такую свободу передвижения. Израиль, несмотря на самые строгие меры маскировки, представлял нешуточную опасность; израильтяне, серьезно озабоченные проблемами борьбы с терроризмом, всегда были настороже и тщательно проверяли даже малейшее подозрение.
Самые большие трудности, с которыми столкнулись Ошима и ее люди, начались при въезде в Париж и были связаны с дорожным движением и парковкой автобуса. Им пришлось совершить почти полный круг по Периферик — многополосной автостраде, которая окружает французскую столицу — прежде чем они нашли нужный поворот и сумели попасть в черту города.
За это время почти у всех у них глаза стали круглыми, ибо они заподозрили, что парижские водители — поголовно отъявленные маньяки и сумасшедшие.
Во время движения по узким и извилистым улочкам, когда каждый француз считал своим долгом посигналить автобусу при любой попытке остановиться или просто замедлить ход, подозрение это только окрепло. Когда же японцы попробовали найти стоянку, оно превратилось в уверенность.
Рейко Ошима подумала, что хотя Ливия и служила вполне безопасным полигоном для подготовки ее людей, однако с ее обилием пустых пространств и далеко не оживленным дорожным движением эта страна вряд ли могла дать верное представление о том, что творится в перенаселенной Европе.
Перспектива отведать доброй французской кухни несколько утешила группу, но на свою беду они приехали в Париж именно в те часы, когда все его обитатели одновременно устремляются в кафе и бистро, чтобы плотно и хорошо поесть. Это был профессиональный спорт, и жалкие любители, особенно иностранцы, не имели никаких шансов. В какие бы рестораны они ни сунулись, все было переполнено. После восьмого безразличного отказа японцы сдались и пообедали гамбургерами, жареной картошкой и молочными коктейлями в “Макдоналдсе”.
Эта еда напомнила им Токио.
Эта фехтовальная школа была основана в конце шестнадцатого века, примерно в то время, когда фехтование тонким стальным клинком стало во Франции одной из главных форм досуга. Пионерами этого развлечения, правда, были итальянцы, однако с тех пор — с несколькими непродолжительными перерывами — фехтование как искусство продолжало существовать и развиваться во Франции.
Во время Великой французской революции, когда искусство обращения со шпагой считалось признаком гнилого аристократизма, здание школы было на время превращено в публичный дом. Во время нацистской оккупации Франции здесь помещался офицерский клуб. Все же остальное время, примерно, четыреста лет, фехтовальная посола продолжала функционировать в качестве учебного заведения, где один человек мог научиться изящно протыкать другого человека заостренным стальным прутом.
Кристиан де Гювэн считал школу прекрасным памятником человеческому характеру.
Здание школы было довольно удобно расположено в Шестнадцатом округе Парижа, неподалеку от казарм Буа де Винсенс, и в нескольких минутах ходьбы от банка да Гювэна, от дома его любовницы, от его собственной квартиры и любимого ресторана. Таким образом, Кристиан без особого труда мог поработать” плотно пообедать, пофехтовать, удовлетворить свои сексуальные желания и вовремя быть дома, чтобы уложить детей спать и, если его вдруг посещала подобная прихоть, посмотреть с женой телевизор. По мнению де Гювэна, его жизнь была устроена наиболее цивилизованным образом.
Предупреждение Фицдуэйна он принял близко к сердцу, хотя надо сказать, что и без особого рвения. Его черный “ситроен” был бронирован, а за рулем сидел вооруженный телохранитель. Второго он посадил на переднее пассажирское сиденье. Стекла салона были тонированы, чтобы затруднил опознание. Кроме того, де Гювэн регулярно менял машины и маршруты следования и перестал фехтовать в те часы, когда школа была относительно доступна доя любого пришедшего с улицы. Теперь он занимался этим в необычное для себя время и только с одним-двумя постоянными партнерами, которых он давно знал. Перед каждым посещением зала он принимал кое-какие дополнительные меры безопасности.
Тем не менее, в его жизни сохранялись и некоторые стереотипы. Три или четыре раза в неделю — несмотря на то, что это происходило в разные дни и часы, — де Гювэна можно было застать в фехтовальной школе. Он был преисполнен решимости отточить свое мастерство настолько, чтобы в конце концов одолеть Фицдуэйна. В последнее время он овладел арбалетом и, таким образом, оказался впереди ирландца. Оставалось только превзойти его в обращении со шпагой. И дело здесь было не только в характере де Гювэна, любившего соревнование; ему просто нравился этот быстрый и элегантный вид спорта.