Забавы Палача - О'Рейли Виктор. Страница 35

Своими успехами Беат обязан не только происхождению: основы своей блестящей карьеры он заложил во время второй мировой войны, выполнив несколько поручений швейцарской военной разведки. Если говорить коротко, он работал связным между источниками из высшего немецкого командования и швейцарской разведкой. Под прикрытием занятий лыжным и другими видами спорта он передавал сюда важнейшую информацию — в частности, детали операции “Елочка”, немецко-итальянского плана вторжения в Швейцарию.

Рисковавший жизнью ради своей родины в весьма молодом возрасте — тогда ему было всего около двадцати лет, — Беат был награжден скорейшим продвижением по служебной лестнице как в армии, так и в гражданской сфере.

Несколько послевоенных лет он посвятил занятиям бизнесом, однако потом переключился на изучение права. Получив звание адвоката, он открыл собственную практику, с течением времени став консультантом некоторых крупных швейцарских корпораций. Параллельно с этим он продолжал и свою армейскую карьеру, специализируясь на военной разведке. В 1978 году он официально вышел в отставку в чине полковника главного штаба.

Влияние фон Г. в деловых кругах еще сильнее возросло благодаря тому, что он стал доверительным собственником нескольких частных владений. В результате его голос при решении многих важных вопросов приобрел гораздо больший вес, чем могло бы обеспечить простое жизненное везение, которым он тоже не был обделен, и теперь фон Г. обладает вполне реальной властью в швейцарских деловых кругах…

Записи продолжались, страница за страницей. Беат фон Граффенлауб был живым воплощением швейцарского истэблишмента. Как Руди мог относиться к такому отцу? Действие вызывает противодействие. Может быть, этот древний как мир закон каким-то образом применим к отношениям двух представителей старинного бернского рода?

— К дьяволу, — тихо сказал он себе под нос, когда от мертвого Руди его мысли перекинулись на полуживого Гвидо. — Хватит думать о мертвых и умирающих. — Ему здорово не хватало Итен.

Он собрал вещи, доехал на трамвае до центра города и сел в поезд, идущий в Берн.

Глава десятая

В шесть часов утра Макс Буизар, начальник уголовной полиции (или “крипо” — сокращение от немецкого Kriminalpolizei) города Берна, уже сидел за своим столом в главном полицейском управлении на Вайзенхаусплац. Иногда он начинал рабочий день и раньше.

Уже одни подобные деловые привычки служили достаточным доказательством того, что в жилах шефа “крипо” нет ни капли ирландской крови. В Ирландии — по крайней мере, к югу от границы — для бодрствования, не говоря уж работы, в такой неподходящий час могли считаться извинительными только три причины: затянувшаяся вечеринка, сумасшествие или секс. Даже ирландские коровы не просыпались раньше восьми, а по воскресеньям и того позже.

Вообще-то Буизар был швейцарцем романского происхождения из кантона Во, где говорят по-французски, но тридцать из сорока с лишним лет, отданных им службе в органах, он провел на посту начальника бернской полиции и вполне здесь ассимилировался. Имея жену и как минимум двух любовниц одновременно, Буизар весьма преуспел в овладении бернским диалектом немецкого, хотя избранный им для этого способ — правда, чрезвычайно эффективный — потребовал немалых затрат энергии.

Его трудолюбие не осталось незамеченным. Недавно он слышал, как один из влиятельных членов городской общины, говоря о нем, употребил словечко bodenstandig [15] — этим очень лестным эпитетом бернцы награждают разумных людей с практической сметкой, стоящих на земле обеими ногами. Сначала Буизар подумал, уж не просочились ли в общество слухи о его привычке заниматься любовью стоя — такой вариант сочетания секса с физической разминкой родился у него благодаря напряженному режиму работы в полиции, — но потом отмел эту мысль. Он считал своих женщин достаточно благоразумными, а стены бернских домов — в достаточной степени звуконепроницаемыми.

Шеф полиции смотрел на лежащий перед ним журнал регистрации приводов. Он не знал, как быть с проблемой, требующей от него решительных действий. Проблема эта была большая, грузная, с толстыми, как у моржа, усами, грубоватыми манерами и характером, который постепенно становился все более непредсказуемым.

Он пририсовал намалеванному на обложке журнала человечку усы; затем, поразмыслив, украсил его толстый живот пистолетом в кобуре. Что прикажете делать с детективом высшего класса, ветераном, который стал угрюмым, раздражительным, доставляет множество хлопот и при этом еще связан с вами многолетней дружбой?

Буизар заключил нарисованного человечка в клетку, некоторое время смотрел на него, затем добавил к клетке дверцу с ручками и внутри, и снаружи. Медведя надо держать в узде, но так, чтобы он не задохнулся. Когда дело касается хорошего человека, даже в Швейцарии — и, уж конечно, в Берне — законы можно слегка повернуть в нужную сторону. Но на этот раз что-нибудь сделать придется. После того, как у Медведя умерла жена, он навлек на них уже немало неприятностей, а теперь поставил Буизара и вовсе в неудобное положение.

Как правило, Медведь работал в бригаде по борьбе с наркотиками. Он был самым опытным сержантом в отряде и, подобно большинству бернских полицейских, регулярно выполнял задания, связанные с обеспечением охраны дипломатов и всяких приезжих сановников. Последнее было скучной работой, но на это мало кто сетовал; потому что деньги за переработку никому не мешали. А поскольку в городе было больше сотни разных дипломатических миссий, полицейские выступали в роли охранников довольно часто. Одному Богу известно, на что убивали время все эти послы, вторые секретари и атташе по вопросам культуры, вечно болтающиеся среди зеленых насаждений Эльфенау, — ведь центром дипломатической жизни была Женева, — но полиции это, в конце концов, не касалось.

Прежде Медведь пользовался отличной репутацией. Он был хорошим работником и вместе с тем обладал способностью к состраданию, а такие люди нечасто попадаются в бригадах по борьбе с наркотиками. Он был надежен, весел, усерден и покладист — словом, идеальный товарищ, хотя и не без своих маленьких причуд. Например, предпочитал носить с собой очень большие пистолеты — последним его выбором был револьвер “смит-и-вессон-магнум” калибра 0,41 с шестидюймовым стволом. Буизар содрогался при одной мысли о том, что будет, если Медведю придется выпалить из него в общественном месте.

Все изменил “мерседес”, за рулем которого сидел двадцатилетний наркоман, жаждущий поскорее продать что-нибудь и раздобыть денег на дозу.

Тилли закончила рабочий день в “Мигро”, купила продуктов на ужин и ждала троллейбуса. Медведь вот-вот должен был к ней присоединиться. Когда машина сбила ее, он был меньше чем в ста метрах от остановки и слышал звук удара. Он видел, как ее тело подбросило вверх и оно врезалось в большую стеклянную витрину. По стеклу побежали трещины, но оно не разбилось. Тилли упала под витриной, одна рука ее судорожно подергивалась, тротуар был залит ее кровью.

Она пролежала в коме три месяца. Ее мозг был мертв.

Медведь сидел с ней целыми сутками. Он держал ее за руку. Он целовал ее. Он рассказывал ей разные истории и читал вслух газеты. Он приносил ей букеты цветов, составленные особым образом, как она любила. В системе жизнеобеспечения что-то тихо свистело, гудело и переливалось. С ним заговаривали люди. Иногда он подписывал по их просьбе какие-то бумаги. И однажды ее выключили. И сердце Медведя разбилось.

Беат фон Граффенлауб не мог заснуть почти до рассвета. Когда он впервые услышал о смерти Руди, все в нем словно онемело; теперь же его преследовали боль, чувство вины и ощущение растущей пустоты.

Почему Руди наложил на себя руки? Что произошло с ним в Ирландии? О чем Руди думал в тот краткий последний миг? Долго ли он умирал? Сильно ли мучился? Почему он ничего никому не сказал? Наверняка можно было заметить, что он задумал: ведь должен же был быть какой-нибудь признак, легкое изменение в поведении.