Забавы Палача - О'Рейли Виктор. Страница 50
— Чья это квартира? — спросил Фицдуэйн.
— Ваша.
Фицдуэйн поднял бровь.
— Недурно.
Фон Граффенлауб негромко рассмеялся. Глубоким, сочным, заразительным смехом. Пускай в изображении Врени он и выглядел безжалостным капиталистом, но Фицдуэйн определенно начинал чувствовать к нему симпатию. Впрочем, симпатия и доверие — вещи разные.
Эрика фон Граффенлауб подтянула к себе колени и раздвинула их. Ее руки вцепились в мокрую от пота простыню. Она на миг закрыла глаза, ожидая, пока его губы и язык приникнут к заветному месту. Сначала она почувствовала тепло его дыхания; потом он легонько коснулся ее клитора кончиком языка. Она ждала, стараясь лежать абсолютно неподвижно, а медленная, невероятно медленная ласка все продолжалась. Ее дыхание постепенно учащалось, но минуты шли, а она лежала почти без движения: о том, что бушевало внутри нее, можно было догадаться лишь по легким случайным судорогам.
Этой игре научил ее он. Он любил дразнить, возбуждать, оттягивать кульминацию. Понемногу физическое наслаждение становилось таким острым, что его невозможно было долее сдерживать, — и на один бесконечно драгоценный миг захлестывало ее целиком, подавляло все остальное, превращаясь в самую суть существования.
Давление его языка слегка усилилось. Теперь он вошел в ритм, известный, пожалуй, только ему и ей. Он стиснул ее груди, теребя пальцами напрягшиеся соски. Вдруг она потеряла контроль над собой. Ее тело выгнулось и сотряслось, она сжала бедрами его голову. Дрожа, она мяла руками его плечи, потом вцепилась в его затылок, стараясь притянуть к себе еще ближе.
— Ну же! — крикнула она. — Сделай мне больно!
Он крепко сжал ее груди, сдавил соски — резкая боль контрастировала с волнами наслаждения, которые прокатывались по всем клеточкам ее тела, будоражили каждое нервное окончание. Она закричала в экстазе, когда наступил оргазм, и закричала снова, когда он выпростался из-под ее ног и грубо, с силой вошел в нее.
Потом, когда все было кончено, она сидела на кровати, скрестив ноги, и смотрела на свое отражение в тонированном зеркале. Она взяла свои груди руками и легонько сжала их. Они были покрыты синяками, болезненно отзывались на прикосновение, но сейчас это было почти приятно.
— Я все думала об этом ирландце, — сказала она.
— Не беспокойся, — ответил человек с золотыми волосами. — Все под контролем.
— Нет, — сказала она. — За всем уследить нельзя. Так не бывает.
— Ты волнуешься? — спросил он, стоя перед ней. Она подумала, как этот человек силен и опасен — он внушал ей почти благоговейное восхищение. Она приподняла на ладонях его половые органы. Яички были тяжелые. Член уже начал набухать снова. Она коснулась его головки языком.
— Нет, — сказала она, — но он такой симпатичный. Я хочу переспать с ним, прежде чем его убьют.
Человек с золотыми волосами улыбнулся.
— Ты просто чудо, Эрика, — сказал он, — настоящая богиня любви.
Она поймала тубами его член.
— Эта квартира принадлежит мне, — сказал фон Граффенлауб. — Я полагаю, что ваше расследование займет немало времени — может быть, несколько недель, а может, и больше. Вам понадобится место для конфиденциальных разговоров, для того, чтобы строить планы и размышлять без помех. Я предлагаю вам жить здесь столько, сколько потребуется. Думаю, это лучше, чем жить в гостинице; к тому же тут имеются все условия для продуктивной работы. В гараже стоит машина, которой вы можете пользоваться, — небольшая “БМВ”. Ну как, согласны?
Фицдуэйн кивнул. Этот кивок еще не означал окончательного согласия, но пока ему не хотелось прерывать адвоката. Он чувствовал, что тот еще не все сказал.
— Отлично, — продолжал фон Граффенлауб. — Если я за что-то берусь, я люблю делать это как следует. — Он улыбнулся. — Тяга к основательности у швейцарцев в крови. — Он похлопал по “дипломату”. — Здесь находится вся информация, которую мне удалось собрать и которая может вам пригодиться. Фотографии, школьные и врачебные отчеты, имена и адреса друзей, мои знакомства в различных правоохранительных службах, рекомендательные письма и деньги.
— Денег не надо, — сказал Фицдуэйн.
— Знаю, — откликнулся фон Граффенлауб. — По сведениям, полученным из моих источников, ваша профессия приносит вам очень неплохой доход и к тому же у вас есть дополнительные ресурсы. Моим осведомителям не удалось определить ни характера, ни размеров денежных поступлений по этой последней статье. Это весьма удивило их, да и меня тоже. Обычно я получаю по таким вопросам исчерпывающую информацию. — В его тоне звучало легкое любопытство.
Фицдуэйн усмехнулся.
— Не только швейцарцы питают недоверие к правительству и любят держать свои дела в секрете. Однако разрешите повторить: мне не нужны ваши деньги — хотя за предложение спасибо.
Фон Граффенлауб чуть покраснел. Разговор шел, конечно же, не о деньгах. Они спорили о том, кто будет задавать тон в расследовании. Ирландец определил свою позицию достаточно ясно: он не собирался плясать под чужую дудку. Да, он согласен на некоторую помощь и даже на сотрудничество, но командовать собой он не позволит. Адвокат не привык попадать в такие ситуации. Фицдуэйн смотрел прямо на него. Взгляд его серо-зеленых глаз был твердым, как сталь. Черт бы его побрал! Фон Граффенлауб неохотно кивнул.
— Я согласен пожить в этой квартире, — промолвил Фицдуэйн. — Не в моих силах отказаться от такого винного погреба. — Его тон был дружеским и умиротворяющим. — Скажите пожалуйста, — добавил он точно невзначай, — ведь здесь установлены скрытые микрофоны? И телефон наверняка прослушивается?
Мягкий голос и спокойная манера ирландца успели убаюкать адвоката. Последние слова собеседника выбили его из колеи и заметно смутили. На мгновенье он лишился дара речи.
— Да, — наконец произнес он.
— Специально для меня? — спросил Фицдуэйн. — Или это просто элемент декора, наподобие комнатных растений?
— Техника была установлена, чтобы прослушивать ваши разговоры. Я отдал это распоряжение еще до того, как собрал все сведения о вас. Я ведь не знал, с кем имею дело.
— Электронщики называют это “периодом накопления данных”, — сказал Фицдуэйн. — А кто здесь обычно живет?
— Я владею этой квартирой уже много лет. Время от времени я прихожу сюда: например, когда хочу побыть один или сделать что-нибудь сугубо конфиденциальное.
— Понятно, — сказал Фицдуэйн. — Что-то вроде мальчишечьего шалаша, только для взрослого.
— Подслушивающие устройства будут сняты немедленно, — сказал фон Граффенлауб. Он подошел к бару и налил виски в два стакана. Затем передал один Фицдуэйну. Тот попробовал. Виски было ирландское — “джеймсон” двенадцатилетней выдержки.
Фицдуэйн подумал, что в свободную минуту надо будет расстрелять растение в прихожей.
Глава четырнадцатая
Фицдуэйн решил немного отдохнуть от общения с женской половиной семейства фон Граффенлаубов. Врени отвечала на его телефонные звонки, но ограничивалась односложными фразами вроде “берегитесь, ирландец”, каковые нельзя было счесть хоть сколько-нибудь обнадеживающими;
Марта, старшая, на две недели уехала в Ленк кататься на лыжах; а к Эрике, в свете случившегося, он идти не хотел: боялся, что будет там маяться, точно юный Андреас. Ладно бы еще эрекция — он опасался того, к чему она может привести. Таким образом, его мысли вернулись к Андреасу.
Встретиться с ним тоже оказалось непросто. Лейтенант Андреас был откомандирован в военный лагерь в Санде: он руководил там подготовкой новобранцев. Оставить службу он не мог, но согласился побеседовать с Фицдуэйном в перерыве между учениями, если тот приедет к нему сам. Несколько минут телефонных переговоров, затем звонок от Беата фон Граффенлауба — и все было улажено. Если Фицдуэйн сможет появиться у казармы генерала Гвизана в столь неудобный час, как 7.00, его отвезут в Санд военным транспортом. До казармы идет трамвай номер девять.