Ангел в доме - О'Риордан Кейт. Страница 23

– Нет. Спасибо. – Луиза кивком поблагодарила его и перевела взгляд на Аниту. – Прости, дорогая. Мне нужно было предупредить… – Она слизнула с губ винную каплю. – Чудесное вино.

– Да? – Питер налил и себе.

– Это мне нужно было спросить, – процедила Анита. – Сейчас многие стали вегетарианцами, а я отстала от жизни.

– Ерунда. – Питер пригубил вино и в комичном экстазе закатил глаза.

– Нет, отстала, – упорствовала Анита. – Отстала, отстала! – Она взяла себя в руки и издала натужный смешок.

– Одно могу сказать, – подал голос Роберт, – лично я вполне доволен, что не отношусь к вегетарианцам. Говядина была восхитительная.

– Спасибо, Роберт.

– Мне нужно было предупредить, – повторила Луиза и подняла бокал. – За тебя, Анита. Ужин превосходный, дорогая. Готовить ты всегда умела, а я вот и яйца не сварю.

– Ну-ну, – хохотнул Питер. – Уж яйцо-то любой дурак сварит.

– Данная конкретная дура не сумеет, уверяю тебя. – Несмотря на улыбку Луизы, в комнате заметно потянуло холодком.

Теплой и дружественной атмосферу нельзя было назвать в течение всего ужина, а сейчас она и вовсе наводила на мысли об арктических льдах. Причин этому, если не считать вегетарианства Луизы, Роберт не видел, но теплее от этого не становилось.

– Вы с детства не любили мяса? – спросил он, пытаясь разрядить обстановку.

– О да. Ела, но как-то без удовольствия. Чувствовала в душе, что это нехорошо.

– Неужели? – Анита пристроила подбородок на сцепленных ладонях. – Не помню такого.

– Ничего удивительного, я никому не говорила. А однажды увидела в газете объявление: «Хотите узнать о пользе вегетарианства? Позвоните по телефону…» Позвонила и с тех пор мяса в рот не беру.

– Любопытно, – протянул Питер, любуясь цветом вина в бокале. – И не тянет, Луиза? Только честно – неужели не хочется ветчины или, скажем, рулета мясного куснуть?

Луиза отшатнулась в таком ужасе, будто он впихнул в нее эти мясные деликатесы.

– Нет! Я попала в группу воинствующих вегетарианцев: нам не позволялось сидеть за одним столом с теми, кто поглощал живую плоть. Мне пришлось даже отказаться от субботних обедов с родителями, но потом я решила, что это уже слишком. Живи и дай жить другим – таков мой девиз. Разумный человек рано или поздно сам придет к вегетарианству.

– Очень великодушно с твоей стороны. – Анита забавлялась с десертом. Строгала, резала, крошила сыр до тех пор, пока на доске не выросла гора кусочков размером с ноготь.

– Благодарю, дорогая. Проглотить позволь самим, – хмыкнул Питер.

– Что? – Анита уставилась на дело своих рук. – А-а-а. Пойду сварю кофе.

Роберт прошел вслед за ней на кухню. Скрестив руки на груди, Анита сверлила взглядом темноту за окном.

– Хочешь, помогу? – мягко спросил Роберт.

– Поможешь? Смотря в чем.

– С кофе помогу. Ты ведь за кофе…

– Да-да, само собой. Прости, Роберт, я сегодня не в духе. – От ее вздоха задребезжало оконное стекло. Анита вышла из оцепенения и принялась звякать кофейными чашками.

Роберт не знал, куда девать глаза. Такой Аниты ему еще видеть не доводилось. А может, и видел, только внимания не обращал? В конце концов, не это главное. Чем бы ее отвлечь?

– Не знаешь, что сказать? – опередила его Анита. Глаза ее влажно поблескивали. – Понятное дело, не знаешь. Сказать ведь нечего.

– Обидно, наверное, – пробормотал Роберт. – Ты так старалась.

– Что? Ты о говядине, черт бы ее побрал? Плевала я и на мясо, и на эту вегетарианку. И зачем пригласила? В школе ведь терпеть ее не могла. Нам с ней даже поговорить не о чем, не то что вам с Питером.

– У нас, собственно, тоже не слишком много тем, Анита, – сказал Роберт и понял, что так оно и есть.

– Вы мужчины. Вам и не обязательно много болтать. Питер, во всяком случае, вечно расписывает, какие вы с ним близкие друзья и как вы в детстве побратались кровью.

– Правда? Было и такое?

– Он говорит, что было. У Питера только и разговоров, что о тебе.

– Странно.

Склонив голову к плечу, Анита изучала его, будто диковинное животное. Слезы высохли; губы сложились в полуулыбку.

– Да, – выдохнула она наконец. – Тебе, должно быть, и впрямь невдомек, какое впечатление ты производишь на людей. В том-то вся и беда. Питер не успокоится, пока тебя не женит.

– Это почему? – удивился Роберт.

Анита его озадачила, а ведь она лишь повторила многократные утверждения Бонни. Шапка кофе поползла вверх.

– Точно не скажу. Может… Может, хочет, чтобы вы были похожи. – Голос ее скрипел, как песок в пустыне. – Чтобы ты тоже был… счастлив. Счастлив, счастлив, счастлив! – Она указала на поднос. Роберт послушно снял его с полки и протянул ей. – Она на тебя глаз положила, а ты, держу пари, и не заметил. – Анита провела пальцем по векам.

– Луиза? Ерунда.

Поднос, соскользнув со стола, лязгнул об пол. Анита протянула руку, но не за подносом, как подумал Роберт. Ее пальцы замерли в миллиметре от его щеки.

– Роберт, неужто ты настолько слеп? Как можно не замечать, что я…

Она замерла с открытым ртом; рука безвольно упала. Недобрым взглядом Анита сверлила дочерей, возникших за спиной Роберта.

– Сколько можно повторять? Если вас уложили – из спальни ни ногой!

– Мы пи-ить хотим! – заныла Тамара.

– Обе разом?

– Ага, мы вместе захотели, – поддержала сестру Ванесса.

В кухню заглянул Питер:

– Кофе сегодня будет?

– Уже несу, – отрезала Анита. – Марш по постелям, девочки!

– Ма-ам, водички! – Тамара бочком продвигалась к холодильнику.

– Там и кола есть, – заикнулась младшая.

– Никакой воды. Никакой колы. В кровать! – Анита подтолкнула девочек к двери.

– Глупая ты, – мудро заметила Тамара.

– Роберт, пожалуйста, отправь их наверх. Меня они ни в грош не ставят.

– А ты только и делаешь, что орешь на нас. – Веко Несси тикало в такт с материнским.

– Что? Не мели ерунды.

– Но сейчас-то орешь, разве нет?

– Луизе с молоком, а не со сливками. – Питер снова просунул голову в дверь. – В чем дело, девочки? Вы давным-давно должны быть в кроватях.

– Вот что. Питер, ты займись кофе, – сказал Роберт. – А я отведу их наверх.

– Спасибо.

– Стакан воды налью, не возражаешь? Один на двоих?

– Делай как знаешь, – пошла на попятную Анита. Глаза она, отметил Роберт, так на него и не подняла.

Девчонки с победным визгом рванули вверх по лестнице. Поднимаясь вслед за ними со стаканом воды, Роберт услышал хохоток Питера. «Обаял наш приятель девчонок, вертит ими как хочет. Жаль, своих нет. Но еще не вечер, верно, дорогая?» Ответ Аниты с лестничной площадки уже не был слышен. Девчонки скакали по коридору в детскую – руки-ноги вперемешку, будто ожившая картина Дега. Жизнь, бьющая ключом. Чужая жизнь. От зависти у Роберта перехватило дыхание. Мерзкое чувство – зависть: гложет души и ожесточает сердца. Человек вечно сравнивает себя с другими и злобствует, если сравнение не в его пользу. Как будто то, чего у него нет, и составляет его суть, а то малое, чем он все-таки владеет, – всего лишь презренная шелуха. Бог с ними, с домиком, садиком и прочими сокровищами Питера, но эти детские ручки-ножки, уютная рутина семейной жизни, надежность бытия, наконец, – вот чему Роберт не мог не завидовать.

Он задержался у перил, думая о странном поведении Аниты. Что происходит? Сегодня все словно иглы выпустили. Очутиться бы сейчас в своей гостиной… Наверное, ребята правы – он слишком много времени проводит в одиночестве и разучился общаться с себе подобными. Роберт вспоминал ужин, беседы за столом, слезы в глазах Аниты и ее слова о явном внимании к нему Луизы. Какое там внимание. Если это правда – почему же он сам не заметил? И почему ему плевать на ту бессмысленную возню, из которой, по сути, состоит жизнь? Да потому, что он не вписывается.

В последнее время одиночество стало давить на плечи. Общения, даже самого невинного, он избегал, чувствуя себя никчемным и желчным. Роберта мог сутками преследовать неприязненный взгляд кассирши, дожидавшейся, пока он вывернет карманы в поисках мелочи. Ощущение, что с него содрали кожу, приходило все чаще и чаще. Очутившись однажды в магазине «Дисней», он понял, что его привела сюда жажда искренних, приветливых улыбок продавщиц. Искренних. Чушь собачья. Им за то и платят, чтоб улыбались. В следующий раз даже пришлось раскошелиться, чтобы не оскорблять продавщиц в лучших чувствах. Подарки для Тамары и Ванессы дожидались своего дня.