Ангел в доме - О'Риордан Кейт. Страница 36

Она нашла его в комнате отдыха. Смотрел ли Стив телевизор или просто таращил стеклянный взгляд в экран, осталось под вопросом, но при появлении Анжелы он вскинул голову. Она молча потрепала его по голове, будто приблудного пса, и окунулась в водоворот приютских дел.

Сто тысяч часов спустя, еле передвигая ноги от усталости, Анжела поплелась в часовню. Иногда ей казалось, что Бог – не человек и не живое существо вообще, а место. Высказать подобную ересь перед тетушками или настоятельницей она, разумеется, не смела, ведь каждой из них было доподлинно известно, что Бог – это древний как мир старец, седовласый, с длиннющей бородой и золотым посохом. Но Анжеле в конце особенно тяжкого или нервного дня случалось ощущать Его безопасным уголком. Безопасным, безлюдным, покойным. Таким, как приютская часовенка.

На заднем ряду молилась сестра Оливер. Громко. Била себя сухоньким кулачком в грудь так, чтобы звенел весь иконостас из святых медалек. А какой, спрашивается, смысл вести жизнь самого набожного и благочестивого человека в мире, если об этом никто не узнает?

Хрупкая фигурка сестры Кармел скрючилась у самой стены, голова покоится на спинке переднего ряда. Дремлет, решила Анжела. В отличие от Оливер, сестра Кармел молилась так тихо, словно убаюкивала себя. Что нередко и случалось.

А тетушки сегодня распетушились вовсю. Анжела мало что могла расшифровать из их сумбурного курлыканья, но в неодобрительности интонаций сомневаться не приходилось. Ничего-то она по-человечески не делает. Ничего-то у нее не получится. Подумать только, как они ее воспитали – и что из нее вышло. Безмозглая, бесхарактерная грубиянка. Только и может, что хамить настоятельнице. И куда это ее приведет? К падению и гибели, вот куда. Господь создал тех, кто повелевает, и тех, кому положено повиноваться. Проще простого. Всем понятно, кроме Анжелы. И когда только она…

Найти бы способ выключить эту какофонию! К психиатру, может, обратиться?

И на что пожаловаться? Тетки засели у меня в мозгах и доводят до безумия?

Предположим, вытравит она их, – а пустоту чем заполнить? Тетки формировали все ее мнения, намечали все ее цели. Воплотили в ней все свои неосуществленные желания. Точнее, пытались воплотить. Брайди с легкостью заткнула бы за пояс любую Мэри Маргарет. О чем речь. Пусть сейчас тетка превратилась в колченогую плешивую пуделиху с мозолями на всех четырех конечностях, зато прежде она и ротвейлеру фору дала бы в цепкости и грозном рыке. Знает ведь, что с Анжелой творится. С одной стороны, Стив не дает забыть о Майки, будь он проклят. С другой стороны, и приключение по имени Роберт из головы не идет.

Ладно. Раз уж выхода пока не видно, хоть просто посидит в часовне, душой отдохнет.

ХА! – взревела Брайди.

Сестра Оливер поднялась, скрипя костями и театрально покряхтывая – на тот случай, если послушница еще не уяснила себе глубину физических страданий, которые ей приходится сносить из набожности. Пять-шесть немыслимо мучительных стонов сопроводили преклонение колена, повторенное дважды. Распахнув дверь, Анжела в виде благодарности получила полную боли улыбку.

– Спокойной ночи, сестра!

– И тебе спокойной ночи, дорогая. – Оливер махнула рукой. – Не сочти за труд помолиться о моем покое, сестра. Ох, не сплю ведь совсем, а мне так необходим отдых.

Хороший пинок под зад тебе необходим еще больше. Эту далекую от христианского милосердия мысль Анжела, разумеется, оставила при себе, ответив Оливер сочувственной улыбкой. Ни для кого не секрет, куда старушка двинет из часовни. На кухню, за вечерней снедью, без которой ей и ночь не в радость. Упишет две шоколадки, пачку печенья, чашку какао – и на боковую. Через полчаса ее и пушками не разбудишь. Здоровый храп бедняжки не раз обрывал сновидения Анжелы.

Сестра Кармел сползла вбок по скамье и, вздрогнув, очнулась от дремы. Изумленно покрутила головой, соображая, где находится. Анжела пристроилась рядом, взяла в руки четки. Сегодняшний розарий она прочитает за Николя… И пяти минут не прошло, как благочестие улетучилось, уступив место лихорадочным и жарким мечтам о Роберте. Шершавая ладошка Кармел легла на ее взмокший лоб.

– По чашечке какао, сестра? – спросила старая монашка, хулигански сверкнув глазами, словно предложила сунуть бомбу-вонючку в кресло Мэри Маргарет.

– Отлично! – Анжела наспех перекрестилась, и они рука об руку зашагали на кухню. – Знаете, у меня такие сны бывают странные, сестра…

– Правда, котик?

Анжела остановилась посреди коридора. Подумав, упала на четвереньки и задрала голову.

– Мне снится, будто я превратилась в какое-то животное, просыпаюсь… и вот… видите? Стою на четырех, головой в подушку, задницей кверху. Как по-вашему, не могла я какую-нибудь заразу подхватить?

Кармел поднесла палец к губам. В глубокой задумчивости прикрыла один глаз. Как следует поразмыслив, открыла глаз:

– А лишний кусочек мыла не пробовала купить, котик?

Опаздывает. Или вовсе не придет. Ни на кого нельзя положиться, думал Роберт, впиваясь взглядом в пешеходов. Он договорился о встрече с Анжелой у выхода со станции «Ричмонд», чтобы потом пешком пройтись к дому по берегу реки. Растопить первый лед перед первым сеансом.

Людской поток разделялся на ручейки – кто спешил к черной шеренге такси, кто на автобусные остановки. С четверть часа пройдет, пока следующий поезд выплюнет очередную порцию пассажиров. Те, что только прибыли, доставали мобильники. Крупная дама приказывала мужу – или кто там был на другом конце – сунуть картофель в микро-волновку, поскольку она уже садится в машину и с минуты на минуту будет дома. А про цыпленка не забыл? Уже сидит в духовке? Сколько? Ровно час? Умница. Наверное, выдавала инструкции на каждой станции. Только так дела в наши дни и делаются. Каждый хочет попасть на все готовое. Заранее обустроенные деловые встречи, такие же ужины. Что же дальше? Любой шаг будет загодя обговорен по телефону, и идти никуда не нужно. Собственно, и делать тоже ровным счетом будет нечего. Личное присутствие отменяется. Теннисные партии по телефону; секс по телефону. Хотя нет, с этим он, пожалуй, загнул. В теннис по телефону не сыграешь.

Есть ли какой-нибудь смысл в словах теперь, когда все болтают без продыху? Судя по звучащим вокруг телефонным разговорам, весь мир словно взбесился. Пристрастие к общению переросло в хроническую стадию. Интернет, автомобильные телефоны, радиотелефоны, сотовые, голосовая почта, электронная почта, черт-знает-какая-еще почта. Народ валом валит в эфир, хватается за телефоны в попытке остановить эпидемию одиночества, которую мобильники лишь усугубляют. Ведь если телефон молчит, – значит, звонить некому.

Роберт был так долго – всегда – одинок, что и без мобильного телефона уяснил один грустный факт: сказать ему нечего. И некому выслушать то, что ему вздумалось бы сказать.

В промежутке между поездами он решил купить клубничный торт во французской кондитерской неподалеку. Его собственный лимонный шедевр постигла печальная участь. Шедевр растекся по кухонному полу, когда Роберт свирепо рванул на себя ручку холодильника. После скандала с Бонни его душа жаждала пива.

Черт. Взгляд скользил по выставленным в витрине кондитерским изыскам, а в ушах звенел крик Бонни. Мистер Филдинг.

Сколько же времени это имя не всплывало в памяти? Целую вечность. Неделю, не меньше.

Мистер Филдинг появился в их семье незадолго до двенадцатилетия Роберта. Именно появился – выпрыгнул, будто черт из табакерки. Минуту назад его не было, и вдруг тут как тут. Прочие мистеры ему и в подметки не годились. Выпускник Оксфорда, мистер Филдинг питал слабость к широким штанам, вязаным жилеткам и разноцветным галстукам-бабочкам, седую гриву с шиком зачесывал назад. И говорил шикарно. А когда смеялся – будто снежная лавина с гор сходила: хохотал, запрокидывая голову, так что Роберт мог пересчитать дорогие пломбы в его зубах. Белые пломбы, а не железяки, на которые у Роберта с Бонни только и хватало средств. Помимо этих достоинств, он обладал еще одним, в глазах Роберта наиглавнейшим. Большим и игривым золотистым ретривером по кличке Сэр.