За кулисами второго фронта - Орлов Александр. Страница 12

Советское правительство к тому времени располагало информацией о вероятности нападения на Польшу буквально в ближайшие же дни.

20 августа Гитлер обращается к Сталину с просьбой принять Риббентропа 22 или 23 августа.

22 августа представителям иностранных телеграфных агентств в Москве дается разъяснение, что прибытие Риббентропа не является несовместимым с продолжением переговоров между СССР, Англией и Францией в целях организации отпора агрессии.

В тот же день глава французской военной миссии генерал Думенк сообщает Ворошилову, что он получил от своего правительства полномочия подписать военную конвенцию, но о позиции английского, польского и румынского правительств ему ничего не известно. Но при таком положении вещей о подписании конвенции не может быть и речи, тем более что польское правительство категорически отказывается идти на какие-либо договоренности с СССР.

В поддень 23 августа Риббентроп прибывает в Москву. Переговоры между ним, Сталиным и Молотовым длятся всю вторую половину дня и завершаются в ночь на 24 августа подписанием договора о ненападении (и секретного дополнительного протокола, о котором общественность не знает). Договор о ненападении опубликован в советской печати на следующий день. Заключенный на десятилетний срок, он вступает в силу сразу после подписания, еще до ратификации. В нем — обязательства воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами. Обе стороны обязываются проводить периодические консультации, чтобы информировать друг друга по вопросам общих интересов. Споры или конфликты должны решаться исключительно мирным путем.

Предложенный Риббентропом секретный дополнительный протокол предусматривал, что «сфера интересов» Германии не включает территорию Латвии, Эстонии, Финляндии и что границей «сфер интересов» сторон станет «северная граница Литвы». «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарев, Висла, Сан». Это означало, что в случае войны с Польшей войска вермахта не пойдут восточнее этой линии, а вопрос об областях с преобладанием украинского и белорусского населения не будет решаться без согласия Советского Союза. Секретные договоренности касались и Бесарабии, отторгнутой Румынией у СССР в конце 1917 — начале 1918 г.; подчеркивался интерес Советского Союза к этой области и незаинтересованность в ней Германии.

Это была договорная гарантия сохранения той линии, которую германские войска не должны были пересекать, что было необходимо для безопасности СССР.

Содержание пакта о ненападении и секретного дополнительного протокола ныне хорошо известно.

Эти вопросы были предметом специального рассмотрения на II Съезде народных депутатов СССР (декабрь 1989 г.), где им была дана политическая и правовая оценка.

Для СССР советско-германский пакт, при всех его морально-правовых издержках, был жизненно необходим, ибо позволял Советскому государству сохранить нейтралитет, не быть втянутым в войну между Германией и западными странами, которая, как полагали в Кремле, могла начаться в ближайшее время. Тут был расчет, что война примет затяжной характер и ослабит обе сражающиеся стороны, а СССР выиграет время для усиления своего военно-экономического потенциала и повышения обороноспособности страны. Главной целью было не стремление избежать войны вообще, а оттянуть вступление в войну на возможно более длительный срок и встретить ее, как говорится, во всеоружии. Кроме того, война между Германией и англо-французской коалицией исключала возможность создания единого антисоветского империалистического фронта. А в случае нападения Германии на СССР уже в ходе ее войны с западными демократиями они объективно становились союзниками Советского государства.

Таким образом, пакт давал возможность выиграть время и создать более благоприятную для СССР международную ситуацию. Но, как показали дальнейшие события, советское правительство не сумело полностью использовать эти возможности. Советский Союз оказался втянутым в войну в неблагоприятных для него условиях. Ошибки в оценке международной обстановки привели к ложным выводам и непродуманным действиям нашего правительства.

Но все это было потом, а тогда, в августе — сентябре 1939 г., все диктовалось жестокой необходимостью и оставалось только следовать ей. Так Черчилль об этом писал:

«Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи… Если их политика и была холодно-расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».

Эту оценку разделяли и некоторые крупные политики Запада: лидер либеральной партии Ллойд Джордж, английский посол в СССР У. Сидс и другие.

Через неделю после подписания советско-германского пакта Германия напала на Польшу.

Уже более полувека историки у нас и за рубежом спорят о том, насколько велика была бы вероятность этой роковой агрессии, если бы советско-германский пакт не был подписан. Хотя сослагательное наклонение противопоказано историческим исследованиям, но нередко бывает так, что ход событий до и после спорного исторического действия проливает достаточно ясный на него свет. Обратимся к фактам.

Решение Гитлера напасть на Польшу, как известно, было принято еще в марте 1939 г., когда Германия потребовала от Польши передать ей Данциг, предоставить автостраду и железную дорогу, перерезающие «польский коридор». С решительным отказом Польши в этих притязаниях соседа возник германско-польский конфликт, которому суждено было сыграть решающую роль в политическом кризисе 1939 г. 11 апреля Гитлер утвердил план операции «Вайс» — готовности вермахта к нападению на Польшу не позднее 1 сентября. 23 мая он подтвердил свое решение на совещании генералитета и, заглядывая в будущее, говорил: «Не исключено, что германо-польский конфликт приведет к войне с Западом, тогда на первом месте будет борьба против Англии и Франции…» Относительно возможных политических действий СССР он сказал, что, если Советский Союз объединится с Англией и Францией, то это «заставит меня напасть на Англию и Францию и нанести им несколько всесокрушающих ударов». 15 июня была утверждена директива о стратегическом развертывании сухопутных войск вермахта, и, как видно по дневнику начальника генштаба Ф. Гальдера, оперативные планы и в августе не пересматривались.

Это подтверждалось и прямыми действиями Германии. Первые 8 дивизий вермахта были выдвинуты к польской границе еще в июне 1939 г. Под предлогом участия в маневрах в средней Германии и Восточной Пруссии — ближе к Польше — сосредоточились танковые и моторизованные соединения. 16 августа в Восточной Пруссии, а 25 августа по всей Германии развернулась общая мобилизация. 19—22 августа корабли ВМФ получили приказ выйти на боевые позиции в Атлантический океан, чтобы успеть до начала войны пройти балтийские проливы. Так что вопрос о войне против Польши был решен уже в апреле 39-го.

Кое-кто, однако, утверждает, что все это было блефом запугивания Польши и западных демократий. Безусловно, и так. Но были и другие весьма существенные причины для таких действий третьего рейха. На совещании с генералами 22 августа 1939 г. Гитлер сказал:

«Нам терять нечего. Мы можем только выиграть. Наше экономическое положение таково, что мы сможем продержаться лишь несколько лет… У нас нет выбора, мы должны только действовать».

И действительно, милитаризованная экономика рейха не могла долго быть эффективной в условиях мирного времени. Известный историк Б. Мюллер-Гиллебранд писал об этом:

«…Расходы на военные нужды в 1939 г. пришли в такое несоответствие с запросами народного хозяйства, что военная экономика должна была вестись за счет выпуска новыхденег, вследствие чего финансовая, а вместе с ней и экономическая катастрофа становилась совершенно неизбежной. Создалось такое положение, из которого только «прыжок в войну» мог считаться единственным спасением».