Мир-ловушка - Орлов Антон. Страница 58

Длинное бревенчатое здание с каменным крыльцом и громадной – ярда три с половиной в ширину, столько же в высоту – двустворчатой дверью. Вытянув шею, Титус с интересом глядел на достопримечательность, покуда карета не завернула за угол.

Еще несколько кварталов, поворот, остановка. Снаружи доносился гомон толпы.

– Узнайте, в чем дело, молодой человек, – велела Эмрела секретарю министра.

Тот распахнул дверцу и спрыгнул на брусчатку. Титус видел в проеме площадь, скопление людей, увенчанное куполом большое здание. От основания купола отходили мостики, соединяющие его с соседними домами.

– Это площадь Праведной Веры. – Министру, похоже, понравилась роль гида. – Вы видите перед собой храм Истинных Богов. Что там такое?

Вернулся Эгвур:

– Там Сасхан Живодер из шайки Рагеля Чернобородого.

– Он призывает толпу к беспорядкам?

– Нет, он всенародно кается.

– Что?!

Если королевский министр и придворная дама выразили недоумение, близкое к шоку, то афарию происходящее показалось вполне естественным: Луиллий Винабиус в своих трактатах не раз указывал на то, что покаяние – благая цель и вершина развития личности.

– Выясни-ка, что это на него нашло, – приказал Малевот секретарю.

Так как обстановка была спокойная, все выбрались из кареты. Смеркалось. Светились окна окрестных домов и фонари. На висячих мостиках суетились привлеченные зрелищем зильды, отчего мостики слегка покачивались. Впереди темной массой колыхалась толпа, оттуда доносились скорбные возгласы:

– …Черен и ужасен, аки темень ночная, и алчным гладом пылают глаза его, и кровава разверстая пасть…

Появился Эгвур, с озадаченно-кислой гримасой на холеном безбородом лице:

– Это действительно Сасхан. Он утверждает, что всю шайку Рагеля, включая самого Рагеля, пожрал адский черный зверь. Сасхан якобы чудом уцелел, дабы принести людям весть о скором возмездии за грехи.

– Как пожрал? – тонким голосом спросила Эмрела.

– Да никак, – поморщился министр. – Не страшитесь, прелестница. И святые отцы, и ученые мужи давно уже сошлись во мнении, что никакого адского черного зверя нет. Тот, кто утверждает обратное, впадает в ересь, а сие наказуемо. Надобно бы построже с простонародьем, чтоб не увлекались глупыми байками…

– Что же тогда случилось? – Дама зябко поежилась под шуршащей накидкой.

– Ничего. Разбойники перепились… либо обкурились ведьминой травкой, что еще вероятней. Совесть у них нечиста, вот Сасхану и привиделась кровавая разверстая пасть. Гм, что же делать-то, что делать? Повязать бы его сейчас да в темницу, пока не опомнился, так ведь Рагель с дружками завтра же явятся вызволять…

– А может, я с ним поговорю? – предложил Титус. – Покаяние – это прекрасно, трогательно, возвышенно… Я уверен, что сумею убедить Сасхана не сворачивать с этой стези. И ему благо, и государству польза!

– Что ж, попробуйте, – согласился Малевот. – Вы же монах, человеческая душа – по вашей части. Ежели негодяй спятил и вы поможете ему укорениться в этом состоянии, у нас будет на одну проблему меньше.

Сие неприкрыто циничное высказывание покоробило афария, но он не подал вида и направился к кающемуся, проталкиваясь через толпу.

Разбойник стоял на коленях перед крыльцом храма Истинных Богов. Человек лет сорока, с копной нечесаных светлых волос, рябым лицом и широкими округлыми плечами. Оружия при нем не было, дорогая парчовая рубаха разорвана, под ней просвечивала волосатая грудь.

– Эх, на виселицу бы его… – пробормотал Малевот, протиснувшийся следом за Титусом.

Святые отцы, выглядывавшие из-за богато разукрашенных приотворенных дверей храма, не знали, что делать: с одной стороны, раскаявшийся Сасхан являл собой, в назидание всему народу, образчик похвального смирения, но с другой – ересь ведь несет, умы баламутит!

Подойдя, Титус опустился рядом с разбойником на колени:

– Брат, я скорблю вместе с тобой.

– Кто ты? – размазывая по лицу слезы и грязь, спросил Сасхан. – Не осталось у меня братьев, зверь всех сгубил. Выпустили его боги на землю за грехи наши, ибо не ведали мы ни жалости, ни страха. Познал я теперь свою ничтожную малость. Зверь их рвал на куски и пожирал, рвал и пожирал! В нищете я родился, в нищете возрос, познал разбойную удаль, набил карманы неправедным золотом. А ныне каюсь!

– В нищете? – переспросил Титус. Слушая несвязную речь Сасхана, он все более и более проникался теплым чувством к этому человеку. – Брат, я ведь тоже из нищих! Воистину, мы с тобой братья. Взгляни на меня.

Он поднял забрало.

– Кто это тебя? – воззрился на него сквозь туман слез Сасхан.

– Одна из великих богинь моего мира, чье имя здесь неведомо. Я лишил ее законной избранной жертвы и тем самым причинил зло моему народу, а также Ордену афариев, который меня взрастил, и это моя вина, кою должен я искупить. Неспроста привел меня перст Создателя Миров в ваш Облачный мир, неспроста мы встретились. Это знак судьбы! Я думаю, брат Сасхан, суждено нам с тобой вместе каяться и вместе искупать грехи свои, намеренные и непреднамеренные. Пойдем со мной!

Вслед за Титусом разбойник поднялся с колен. Раздавленный пережитым ужасом, он готов был подчиниться кому угодно, хоть пятилетнему ребенку, но никто не осмеливался подойти к грозному Сасхану Живодеру, все топтались на расстоянии и глазели, перешептываясь. Титус первый предложил ему свое руководство – и Сасхан безропотно повиновался.

Толпа расступилась перед ними, образовав широкий коридор.

– Куда вы его? – шепнул на ухо афарию Малевот, пристроившийся с другой стороны. – Учтите, в темницу нельзя, будут неприятности с Рагелем!

– Я его у себя поселю.

– У себя?.. Я же везу вас в королевский дворец! Смиренный брат, нельзя туда с разбойником!

– Думаете, если он из нищих, значит – не человек? – отрывисто спросил Титус. – Я тоже родился в нищете!

– Вы – другое дело, вы образованный монах, ваши нравственные качества не вызывают сомнений… А это убийца, насильник, грабитель! Не слыхали вы, что про него рассказывают!

– Он теперь мой названый брат, – отрезал Титус. – Возьмем его с собой. Клянусь, я его перевоспитаю.

– А… Так вы его использовать хотите? – Лицо министра озарилось пониманием. – Использовать разбойника – это остроумно… Стране нужны новые солдаты, сборщики налогов… Что ж вы сразу не сказали? Тогда, конечно, возьмем с собой!

Сасхан молча, как заводная кукла, шагал рядом с Титусом. Втроем они подошли к карете, и тут возникло новое препятствие – в лице Эмрелы. Когда афарий велел своему подопечному лезть внутрь, придворная дама загородила дорогу и надменно прошипела сквозь зубы, что не пустит к себе в карету грязного завшивевшего разбойника. На Титуса она смотрела, как на злейшего врага.

– Перегнули вы, смиренный брат, – укоризненно шепнул Малевот.

Титусу очень хотелось усадить раскаявшегося злодея в карету, и он чуть не ввязался в спор, но тут Сасхан, вновь бухнувшись на колени, возразил:

– Недостоин я, люди добрые, таковой знатной чести! Пинайте меня, как собаку, таскайте за уши, как зильда! А мне все будет мало, ибо чудом избег я кровавой пасти адского черного зверя! Негоже мне ездить с вами, вдоволь пограбил я таких карет, а напоследок, из озорства греховного, изливал я гнусную мочу на обивку их бархатную и атласную. И за то меня кара постигла. Лучше я следом за каретой побегу, как зильд, как собака!

Поджав губы, Эмрела холодно кивнула: такой вариант ее устраивал. Министр озабоченно нахмурился. Он уже начал набрасывать в уме планы использования перевербованного Сасхана в своих интересах, а теперь возникла угроза: вдруг разбойник по дороге придет в себя, одумается – и только его и видели?

– Я побегу вместе с ним! – решительно заявил Титус.

Спорить никто не стал, и Малевот сразу успокоился. Окликнув кучера, велел не гнать. Его секретарь галантно подал руку Эмреле, все трое забрались внутрь. Лакированная дверца захлопнулась. Провожаемая тихим ропотом толпы, карета свернула с площади в одну из боковых улиц. Титус и Сасхан Живодер трусцой бежали следом.