Мир-ловушка - Орлов Антон. Страница 68
– Похоже на карсанское, – сообщила она невнятно, когда поток иссяк. – Но крепче… Значительно крепче…
– Вставай и пошли отсюда, – теряя терпение, потребовал Шертон. – Твое счастье, что у короля нет солдат. Может, и сумеем удрать… Пошли!
– Вспомни, кто перед тобой, смертный! Я великая богиня, я пр-р-ротрезвею, когда сама пожелаю… А пока буду пить и пить…
Она подхватила щупальцами глиняный сосуд, с размаху треснув о стенку, отбила горлышко и опрокинула содержимое в рот. Часть вина пролилась на пол.
– Сначала напьюсь, как последняя пьянь в Нижнем Городе, а потом мигом протрезвею… Не в первый раз…
Пожав плечами, Шертон вышел в коридор. Лаймо боязливо переминался с ноги на ногу там, где его оставили.
– Никто сюда не заглядывал, – торопливо отрапортовал он. – Что мы теперь будем делать?
– Ничего. Я пытался образумить ее, но не добился успеха.
– Богиня сказала, что протрезвеет, когда захочет… Я слыхал, она громко говорила!
– Не протрезвеет она. – Шертон поморщился. – Здесь, в мире-ловушке, у нее нет божественных способностей, в том числе способности трезветь по собственному желанию. Вот этого она не учла. Идем.
В тронном зале шел прием. Королева Лусилла произносила пространную речь, перескакивая с одного на другое (она заботится о своих подданных, как добрая няня о детишках, а те проявляют неблагодарность, чем весьма ее огорчают; камин в Ореховом зале опять дымит, ответственных за это слуг надобно высечь; а нового урсабийского посла, когда тот приедет, немедля взять под надзор, ибо все послы – шпионы; при дворе нет ни одной мало-мальски красивой дамы или девицы, все уродины, и шарма никакого, не то что в былые времена; надлежит вчетверо увеличить налоги, ибо сейчас мало с кого удается взять налог, и посему те, кто все-таки платит, пускай платят за остальных; вчера кто-то сдвинул к левой стене ковровую дорожку в галерее Размышлений на третьем этаже, а дорожка должна лежать посередке, и тот, кто ее сдвинул, изрядно испортил королеве настроение; после того как она, Лусилла, уйдет по воле богов на небеса, подданные поймут, кого потеряли, и оценят ее редкостную доброту и справедливость), когда дверные створки распахнулись и ворвался запыхавшийся молодой придворный.
– Ваши величества, адский черный зверь в городе!
Первым опомнился духовник Лусиллы:
– Не адский, а просто зверь! Вы впадаете в преступную ересь, молодой человек!
– Да, никакой не адский! – подхватил скандальным тоном слегка подвыпивший Актарей. – Я вчера декрет подписал!
– Простите за обмолвку, ваши величества, святой отец, – не растерялся придворный, – но сие животное слоняется по улицам! В городе паника. Убить его невозможно: отменно прочная шкура.
На последующие полтора часа тронный зал превратился в штаб по борьбе с негаданно нагрянувшим бедствием. Сюда набивалось все больше народа, Лусилла и Актарей наперебой отдавали противоречивые приказы, которые никто не спешил выполнять. Молодая королева Нилония сидела на троне, как статуя, ее напудренное личико испуганно морщилось. Множество людей говорило одновременно. Вместе с новоприбывшими то и дело поступала информация о том, на какой улице зверя в последний раз видели. Потом примчался встрепанный стражник, где-то потерявший свой шлем, бухнулся на колени и крикнул:
– Ваши величества, беда! Адский черный зверь забрался в винные погреба на Хмельной площади!
– Не адский! – запротестовал охрипший священник, уже уставший всех одергивать.
Шикнув на попытавшегося заговорить Актарея, Лусилла спросила:
– Что он там делает?
– Пьет, ваше величество!
Одного из придворных отправили разведать на месте, что происходит. Вернувшись через час, кавалер сообщил, что зверь «упился, как загулявший купчина», и ныне спит. А вот знаменитой на весь просвещенный мир халгатийской коллекции вин больше нет. Проклятая скотина все выжрала, а что не выжрала, то по полу разлила. Эта весть повергла собравшихся в скорбное молчание, прерванное Актареем:
– Ну что ж… Пока животное спит, надо его убить! Одной заботой меньше.
Одуревший от бессонных ночей Титус мысленно поддержал монарха, однако тут заговорил Малевот:
– Прошу прощения, ваше величество! Если позволите мне скромно высказать мои соображения…
– Говорите, – разрешил король.
– Я был советчиком покойного батюшки вашей супруги, ваше величество, у меня большой опыт, и он подсказывает, что надлежит позаботиться не только о сегодняшней пользе, но также о пользе завтрашней и послезавтрашней. У нас нет армии, между тем как назревает война с Урсабой, Либной и прочими… Что мы можем противопоставить захватчикам? – Министр сделал паузу. – Зверя! Ежели кого-то или что-то можно использовать – надо использовать! Умертвить зверя недолго: он сейчас беспомощен, как младенец. Но если мы посадим его в надежное место и продемонстрируем урсабийскому послу… и пригрозим выпустить против вражеских отрядов… Это произведет впечатление, не так ли? Егеря утверждают, что животное дрессированное. Стало быть, мы его приручим и будем использовать против врагов Халгаты! – Понизив голос, он еле слышно добавил: – А возможно, и против взбунтовавшейся черни. Убить такое полезное животное будет некоторой ошибкой, ваше величество.
Король с сомнением скривил рот, но вмешалась Лусилла:
– Конечно, я его приручу! Меня все любят. Правильно придумал, Малевот. – Она наградила поклонившегося министра милостивой улыбкой. – Коллекция вин пропала, так будет у нас теперь взамен одной достопримечательности другая! Только где ж мы будем его держать?
– В королевском зверинце, в Обсидиановой яме, ваше величество. Она ведь пустует, с тех пор как сдох горный змей короля Лугея. Стоит поторопиться и перевезти туда животное, покуда оно не очнулось.
– Устрой это, Малевот.
Снова поклонившись, министр оглянулся, высматривая в толпе Титуса.
– Пошли, смиренный брат. Поможете мне организовать людей.
Лакированные придворные туфли, в которых полагалось являться на официальные приемы в тронный зал, натирали Титусу ноги, и он на минутку забежал к себе – сменить их на панадарские ботинки. Сасхан, окончательно расклеившийся, забился под кровать и скулил, моля богов о пощаде: он был уверен, что адский зверь пришел за ним. У афария не было времени утешать названого брата. Переобувшись, он помчался во двор, где Малевот отдавал приказы, собирая людей для транспортировки животного в зверинец.
Наступил вечер, улицы Суамы превратились в недружелюбно-темные сырые ущелья, ибо почти все фонари в городе были побиты чернью. Из винного погреба зверя вытащили при свете факелов. Тащили волоком, опутав цепями лапы и хвост: три десятка человек, оскальзываясь в винных лужах, тянут за цепи, еще десяток толкает с другой стороны. Малевот подобрал для этой работы самых здоровых, но даже те еле справились. По совету Титуса на ступени положили доски, устроив импровизированный пандус – по нему животное спустили на грузовую подводу, запряженную дюжиной ломовых гувлов. С тяжелым скрипом подвода тронулась. Над площадью, на мостиках, радостно визжали невидимые в темноте зильды.
К Малевоту и Титусу нерешительно подошел расстроенный смотритель Королевских погребов.
– Насколько велик ущерб? – устало осведомился министр.
– Ваше сиятельство, это что-то невообразимое! Я был внутри… Чертова бестия превратила винный погреб в свинарник! Ее бы за это палками, палками…
– Это животное – достояние государства, – оборвал его Малевот и сделал знак глашатаю: – Зачитай королевский декрет!
Декрет объявлял зверя королевской собственностью и охраняемой законом достопримечательностью суамского королевского зверинца.
– А можно мне копию документа? – подавив зевок, шепотом попросил афарий.
– Отчего же нет, смиренный брат, – слегка удивившись, согласился министр. – Обратитесь к Эгвуру, он распорядится.
Титус хотел показать декрет Сасхану, чтобы тот наконец успокоился и дал ему выспаться.