Незийский калейдоскоп - Орлов Антон. Страница 71

— Мы не делаем такие операции без наркоза… — собеседник Эмми как будто слегка опешил.

— Даже если я очень попрошу? Даже если я предложу вам утроенный гонорар?

Пауза.

— Вы хотите, чтобы пациент остался жив?

— Да.

— Понадобятся специальные препараты, чтобы организм выдержал… И чтобы пациент сохранял во время операции полную неподвижность. Это дорогие и редкие лекарства.

— Доктор, я могу обеспечить все, что угодно. Если нужно что-нибудь редкое лично для вас, в порядке ответной услуги… Разумеется, в качестве подарка.

— Даже…? — врач понизил голос, и Саймон не разобрал названия.

— Даже это, — рассмеялся Медо. — Итак, мы договорились? Пластическая операция плюс лечение обширных ожогов, сумму своего обычного гонорара помножьте на три.

— Можно взглянуть на пациента?

— Он здесь. На всякий случай наденьте маску.

Разошлись дверные створки, такие же перламутрово-пятнистые, как все остальное в этой комнате. Эмми был в иссиня-черном чешуйчатом костюме, его гость в мешковатых белых шортах и рубашке с мигающими картинками, словно его выдернули с пляжа или из какой-нибудь демократичной курортной забегаловки. Саймон уставился на них отчаянно и испуганно.

— Я не вижу у пациента обширных ожогов, — вполголоса заметил врач.

— К вам на лечение он поступит с ожогами. Он недавно спалил мою виллу — будем считать, что он пострадал при пожаре. Идемте, я провожу вас в ваши апартаменты.

— Простите, я рассчитывал вернуться сегодня домой…

Они вышли, створки закрылись, но Саймон продолжал слышать голоса.

— Доктор, вы же неглупый человек, — Эмми говорил мягко, но с еле уловимыми опасными нотками. — Думаю, вам известно, какая сумасшедшая награда обещана за мою голову?

Доктор что-то промямлил в ответ.

— Я не хочу подвергать вас столь жестокому искушению. Вдруг вы решите, что сдать меня выгоднее, чем сотрудничать со мной? Мне тогда придется убить вас, а я не хотел бы… тем более, что у вас семья, дети. Кстати, у вас очаровательные дети, я их видел на пляже… Да не бледнейте вы так, я никого из ваших близких не трону, если мы не поссоримся. Вы останетесь здесь, пока будете работать с пациентом. Это ведь займет немного времени, не больше одного рау?

Голоса затихли. Рау — пятидневный незийский цикл, чередуется с девятидневным циклом геамо; в одном здешнем месяце два рау и два геамо, или три рау и два геамо, или два рау и три геамо — в зависимости от того, какой месяц. Размышления о незийском календаре помогали Саймону отвлечься от других мыслей, и все равно к тому времени, как Медо вернулся, он начал дрожать.

Ну, конечно… Он даже не удивился: на левом плече у Эмми сидел Топаз и с неприязнью глядел на пленника желтыми глазищами. Так и есть, мерзкая тварь живет и здравствует! Если уж не везет, так не везет по всем статьям.

На лбу у Медо был нарисован цветок прихотливо-сложной формы; веки, губы и ногти сиреневые. Свои длинные каштаново-сине-сиреневые волосы он перебросил на одну сторону, через правое плечо — видимо, чтобы Топаз в них не вцепился.

— Саймон, этот символ означает, что я имею право судить тебя, и мой приговор никем не может быть оспорен, — Медо прикоснулся к рисунку на лбу. — Это энгфрэйонгха, — он произнес название с каким-то нечеловеческим горловым переливом, похожим на рыдание, — плотоядный болотный цветок, пожирающий насекомых. У меня на родине он считается символом правосудия, которое господа вершат над своими рабами. Я буду судить тебя, как раба. Ты хотел сжечь заживо меня и тех, к кому я привязан, — это тяжкое преступление, и наказание будет соответствующим.

«Псих. Ясное дело, психопат! Господи, ну как же случилось, что я так вляпался?»

— Господин Медо, вы что-то путаете! (Заговорить ему зубы, увести разговор подальше от скользкой темы.) На Ниаре нет таких цветов и таких символов!

— Я родился не на Ниаре, — Медо презрительно усмехнулся. — Млиаг, сделай Саймону инъекцию нермала.

«Цербер» ожил, один из его гибких манипуляторов прикоснулся к шее Клисса. Укол. Эмми начал задавать вопросы: где Саймон взял взрывчатку; рассказывал ли он кому-нибудь про Эмми, пока находился в бегах; передавал ли куда-нибудь информацию; с кем у него были контакты; знает ли он, кто такой Эмми на самом деле; почему он хотел убить Ивену и доктора Суйме.

— Они бы заложили меня Тине Хэдис и ее дружку-мутанту, — шмыгнув носом, объяснил Саймон. — А эта поганая киборгизованная сука вся нашпигована оружием, у нее в кистях рук…

Пинок в живот заставил его скорчиться и взвизгнуть от боли.

— Никогда больше не говори о Тине Хэдис в таких выражениях, — холодно предупредил Медо. — Как же мне надоела вся эта словесная грязь! Вы не умеете оскорблять красиво, вы умеете только барахтаться в грязи — так, что во все стороны летят брызги нечистот. Убожество… Перейдем к пунктам обвинения. Ты пытался меня убить. Ты уничтожил уникальные произведения искусства у меня на вилле. Из-за тебя чуть не погиб Топаз. Поступать жестоко можно с разумными существами либо с полуразумными — такими, как ты, но я всегда был противником жестокого обращения с животными.

Услышав свое имя, Топаз начала пищать и тереться пушистым боком о щеку хозяина. Тот потрепал его по сине-зеленой шерстке, а Клисс кисло подумал, что защитники природы хоть сейчас примут Эмми в свои ряды, с распростертыми объятиями!

— Ты хотел убить Поля — еще одно проявление бессмысленной жестокости. Жаль, что у меня не было возможности пригласить его на суд как потерпевшего и свидетеля обвинения. Хотел бы я показать ему Саймона Клисса! Поль считает меня воплощением мирового зла, наихудшим существом во Вселенной, но если бы он увидел тебя, он бы изменил свое мнение.

«Это вряд ли», — подумал съежившийся на полу Клисс.

— Мне нравится мучить Поля, но я никогда не желал его смерти. Саймон, ты хотел, чтобы я умер и напоследок увидел, как умирают Поль и Топаз?

— Да! Нет! Я хотел, чтобы вы все сгорели, и мне было все равно, что вы увидите напоследок! Я об этом вообще не думал! Я просто спасался! Я не сделал ничего плохого, я не мог иначе!

— Ты знаешь, что испытывает тот, чью плоть пожирает огонь?