Пожиратель Душ - Орлов Антон. Страница 28
– Если я вернусь, они все равно мне житья не дадут, – сосредоточенно глядя на темную с кремовой пеной по краям жидкость, возразил Ник.
– Можешь забыть о них. Двое уже исчезли, куски их плоти перевариваются в моих желудках, а сами они разорваны на частицы энергии, которые тоже служат мне пищей. Остальные дожидаются своей очереди. Если вникнуть, это еще ужасней, чем участь тех, кого я съел сразу, – в голосе пожирателя душ не было ни намека на сострадание, он всего лишь констатировал факт.
Ник застыл над кружкой с кофе. Он им не сочувствовал, потому что и сам от них натерпелся, и слышал, как они вспоминали свою житуху до Нойоссы (кого-нибудь грабануть, запинать потехи ради, взять бухла, телок потрахать, главное – чтобы в ментовку не забрали), но все-таки его охватило тягостное чувство.
– Я ведь, кажется, предупреждал о том, что я чудовище? – мягко напомнил Король Сорегдийских гор. – Пей кофе. Поскольку я чудовище с недурными связями, я использую свое влияние для того, чтобы в Нойоссу прислали из столицы инспекцию. Пусть разберутся, кого они опять сюда понатащили… Возможно, там и для меня что-нибудь найдется.
Ник сделал глоток и спросил:
– Может, вы все-таки меня убьете? Я хотел бы исчезнуть.
– Жизнь – не самая плохая на свете вещь. Ты молод, здоров, еще и красив, наверняка девочкам нравишься. Поверь, нашлось бы немало желающих поменяться с тобой местами. Сколько тебе лет – семнадцать? И ты хочешь заранее отказаться от всего, что ждет тебя впереди?
– Вдруг там опять будет что-нибудь такое, как то, что со мной уже было? – Он стиснул пальцами теплые глазированные бока кружки. – Не хочу больше.
– Да что же у вас за страна такая?! Говорят, у вас загадочная страна… Жаль, мне не светит там побывать. Много загадок и много еды – мне бы понравилось.
Ник хотел сказать, что с продовольствием в бывшем СССР сейчас не очень-то, кризис, но осекся: его собеседник имеет в виду не ту еду, которую можно купить в продуктовом магазине.
– Знаете, в нашем мире, еще когда все было нормально, я читал в журнале о таком японском искусстве: на черную доску насыпают белый песок, и получается картина, а потом песок стряхивают, и все исчезает. Искусство на один раз. Я не помню, как оно называется. С нами произошло то же самое. Если моя жизнь – как песок на черной доске, и эту песчаную картину в любой момент могут просто смахнуть, то мне этого не надо. Здесь нам говорили, что со смертью ничего не кончается, что человек рождается снова, как у буддистов, только забывает свои прежние жизни. Я так не хочу. Это нечестно, и я имею право отказаться в этом участвовать. Говорят, что вы можете это прекратить, вот я и пришел к вам.
Замолчав, Ник уставился в темноватое пространство пещеры, пронизанное стальными балками и льющимися сверху потоками солнечного света, первозданно яркого или приглушенного, окрашенного в разные цвета стеклами витражей.
Конечность существа осторожно прикоснулась к его лицу, к шее, скользнула от плеча к кисти руки, словно изучая на ощупь, перед тем как растерзать.
– Поживи еще. Вдруг тебе все-таки понравится?
– Нет. Не понравится. Вы просто не знаете, что такое кого-то потерять.
– Как раз это я очень хорошо знаю. Я живу на свете больше десяти тысяч лет. Неужели ты думаешь, что за все это время я ни к кому не был привязан?
– Извините, – пробормотал Ник, осознав, что ляпнул глупость и, возможно, задел собеседника. – Я думал… Вы же не человек…
– Раз в три года у меня тоже бывают каникулы. Тогда я становлюсь человеком и отправляюсь во внешний мир.
Да, в лекции об этом было. Ник виновато кивнул.
– Я хочу тебе кое-что показать, – продолжил Король Сорегдийских гор. – Такого больше нигде не увидишь… Идем.
Конечности ловко и бережно подхватили Ника, и существо вместе с ним в мгновение ока перебралось… перетекло?.. телепортировалось?.. – он так и не понял, каким образом они переместились в другое помещение, такое же просторное, но ничем не загроможденное.
Здесь было светлее, все проемы в потолке застеклены, а на стенах, облицованных белым полированным камнем, сверху донизу висели картины и стояли в нишах скульптуры.
– Моя коллекция, – прояснил Король Сорегдийских гор. – Я собирал ее в течение многих веков. У меня здесь также большая библиотека, в том числе много книг из вашего мира.
– Вы бывали в нашем мире? – спросил Ник вполголоса, боясь потревожить музейную тишину этого зала.
– Нет. Открыть проход между мирами могут только Пятеро, зато к моим услугам достаточно людей, которые охотно выполнят любой мой заказ.
Он мало что запомнил в деталях – из-за снадобья, под действием которого находился. Существо сплело свои конечности в подобие кресла и держало его в воздухе, не причиняя неудобств, так что он мог спокойно рассматривать экспонаты, помещенные на разной высоте от пола.
«Как робот в кино».
– Ну, спасибо! – хмыкнул Король Сорегдийских гор.
«Так он еще и телепат?»
Одно из двух – либо насчет робота Ник подумал вслух, либо пожиратель душ читал его мысли, хотя ни разу не обмолвился о том, что он это умеет.
Ник испытывал интерес и восхищение. Мысль о смерти не то чтобы совсем пропала, но уползла в дальние закоулки сознания, свернулась там и не давала о себе знать.
– …Здесь есть и подлинники, и копии шедевров, выполненные для меня лучшими мастерами, но большинство картин написано специально по моим заказам, – рассказывал хозяин коллекции. – Разумеется, заказываю я не лично, а через посредников. Охотники – шальной народ, и почти каждый мечтает повесить мой череп у себя над камином. Ты знаешь, в чем главное отличие подлинников от копий? В них есть нечто, недоступное обычному человеческому восприятию. Энергия, которая мерцает и пульсирует в материальных предметах – в произведениях искусства она особенная, и мои органы чувств позволяют ее увидеть. Например, вот это, смотри, – он указал на белый сосуд наподобие греческой амфоры, разрисованный, словно черной тушью, цветами на длинных изогнутых стеблях. – Красиво? Если посмотреть моим зрением, эта красота пронизывает и завораживает. И оно живое, не менее живое, чем настоящие растения. А теперь посмотри на этот фарфоровый овал с морским пейзажем!
Серо-зеленые штормовые волны, у корабля сломана мачта, русалка со злым лицом.
– Странный рисунок для блюда.
– Это не блюдо, а настенное украшение, подвешивается на цепочках. Художник сумел поместить в этот кусок фарфора сгусток энергии, который содержит в себе и вкус соленой морской воды, и отчаяние еще живых моряков, и злобную радость русалки. Я видел неплохую по качеству, добросовестно выполненную копию – в ней присутствовала лишь бледная тень этой энергии. Вот почему я предпочитаю подлинники. А это… Как сказали бы в вашем мире, это не для детей до шестнадцати. Хоть тебе уже и семнадцать, а краснеешь, как двенадцатилетний. Никогда раньше такого не видел?
– Нет… – промямлил Ник.
Некоторые изображения вгоняли его в краску, но подробностей он опять же не запомнил, только общее впечатление.
Они много разговаривали. Ник рассказывал о Средней Азии, о Москве, об Оренбурге (когда ему было восемь лет, семья Берсеневых оттуда переехала ради двухкомнатной квартиры на новом месте), а Король Сорегдийских гор – об иллихейской истории и о современной Империи. Из-за снадобья, которое Ник ежедневно получал, все, что он узнал, словно куда-то провалилось, но не то чтобы совсем с концом: во время поездок с Миури по иллихейским дорогам он иногда обнаруживал, что о тех или иных вещах у него имеется смутное, но верное представление, как будто уже о них слышал.
– Скоро отправишься в Нойоссу, – сообщил однажды пожиратель душ. – С сегодняшнего дня я начинаю убавлять дозу.
– А мне нельзя еще на немного остаться?
Нику здесь нравилось. Интересные разговоры. Чувство защищенности. Потрясающее собрание произведений искусства, которые можно рассматривать до бесконечности. Горные пейзажи, как на снимках в журнале «Вокруг света». Вкусная еда. И к тому же у существа, с которым он с утра до вечера общался, было столько привлекательных качеств: блестящий интеллект, доброта, обаяние, остроумие… Ник согласился бы остаться здесь навсегда.