Пожиратель Душ - Орлов Антон. Страница 97
Из соседней комнаты донеслось кряхтение Доната, умиротворенный тягучий голос:
– Благодарю вас, Келхар. И тебе, деточка, спасибо! До завтра пройдет…
Заскрипел топчан. Они закончили, и сейчас, хвала Пятерым, будет ужин. Торопливые шаги хозяина. Спускаясь по лестнице, тот что-то злобно бурчал на ходу. С грохотом отшвырнул дверь, подскочил к жене, без предисловий ударил кулаком по лицу. Она пошатнулась и выронила начищенную серебряную сахарницу, белые куски разлетелись по полу.
Ксават насторожился: а ну как теперь его очередь?
– Кто он такой? – спросил муж – грубо, как будто выхаркнул слова.
– Ты о ком, Глевчи? – пятясь от него и держась за щеку, всхлипнула женщина.
– Сама знаешь, о ком! – надвигаясь на нее, прорычал Глевчи.
– Это же наши гости, – оглянувшись на Ксавата, напомнила жена. – Приезжие охотники!
– Гостей не стыдишься, срамница паршивая! Пригласила полюбовника в дом, уложила в кровать! В нашу супружескую кровать!
Он снова ударил и расквасил ей нос. Ксават одобрительно пробормотал:
– За дело…
– Чего ты несешь? – Женщина утерла капающую кровь рукавом нарядного платья с вышитыми птицами. – Совсем спятил!
– Это ты спятила! Чуть недоглядел, привела в дом какого-то борова, задрала перед ним юбку… – Он тоже оглянулся на Ксавата. – Видели, добрые люди, что она вытворяет?!
– Ничего я не вытворяю! – огрызнулась жена. – У тебя ум за разум заходит! Сахар при людях раскидал…
– Тогда скажи, что за хряк сейчас храпит в нашей спальне? – хозяин нехорошо сверкнул глазами.
– Нет там никакого хряка!
– А я говорю, есть!
– А я говорю, нет!
– Отпираться будешь? Проучу я сейчас твоего полюбовничка!
Он выскочил в прихожую, загремел ведром, вернулся с плеткой и ринулся во внутренние покои дома. Дверь, ведущую туда из гостевой, за собой захлопнул, повернул ключ в замке.
– На него дурь нашла, – всхлипывая и вытирая кровь, объяснила женщина. – Никого же там нет!
Донат, Келхар и Элиза, тактично пережидавшие супружеский скандал в соседней комнатушке, вошли в гостевую.
– Вам нужна помощь? – с сочувствием глядя на хозяйку, спросила Элиза.
Келхар, уж само собой, презрительно кривил тонкие жесткие губы: он ведь из тех, кто воротит нос от незатейливой жизни простых людей. Старый охотник выглядел недовольным – то ли из-за того, что с ужином заминка, то ли из-за своей поясницы.
– А вот тебе гостинец! – донесся сверху злорадный возглас Глевчи.
Свистнула плеть.
– Ага, есть там какой-то молодчик! – Ксават игриво подмигнул остальным.
Истошный визг. В нем не было ничего человеческого, так визжат побитые собаки.
Визг этот перешел в басовитое свирепое рычание. Потом наверху закричал человек, нечленораздельно и тоже истошно. Там творилось что-то из ряда вон выходящее.
– Оборотень! – всплеснув руками, крикнула женщина.
Для охотников это послужило сигналом к действию, оба бросились к запертой двери. Келхар на ходу вынул из ножен кинжал, а полуодетый Донат, у которого оружия при себе не оказалось, подхватил за ножку табурет потяжелее, о своем недуге он мигом забыл.
Добротную дверь вышибли с первого раза. Ни цепняки, ни люди шальной удачи так не умеют – только охотники. И все равно не успели, крики на втором этаже к этому моменту стихли.
Вслед за треском дверной рамы Ксават услышал топот, громкое хриплое дыхание – и в комнату ворвался, сбив с ног и грузного Пеларчи, и его поджарого помощника, большой черный зверь в золотом ошейнике, украшенном драгоценными камнями. Шкура лоснилась, отливая асфальтово-серым, с массивной тупой морды капала кровь.
Зверь очутился перед хозяйкой.
– Мамочка! – ахнула та.
Грызверг – а это он и был – развернулся и сиганул в окно.
Тишина, как будто ничего не произошло. Только на половицах алеют свежие пятна да потревоженные занавески колышутся.
– Учитель… – напряженным голосом произнес Келхар. – Вы не будете возражать, если я поеду за ним? Возможно, это единственный шанс…
– Поезжайте, – мрачно разрешил Донат после короткой заминки. – Снаряжение не забудьте.
Келхар выскочил из комнаты так же стремительно, как перед этим бестия в драгоценном ошейнике.
– Куда он поедет? – спросила Элиза испуганно.
– За грызвергом, потому что грызверг приведет его к нашей дичи. Он охотник, девочка. Прежде всего охотник, и ты должна об этом помнить. Не плакать! Помоги хозяйке, а мы посмотрим, что случилось наверху. Ревернух, идемте.
– Вы думаете, Келхар его убьет? – спросил Ксават, пока они поднимались по тускло освещенной лестнице, застланной мягкими серыми половиками.
– Келхар попытается это сделать, – неохотно отозвался Пеларчи. – На этот раз с моего разрешения. Окаянная поясница… Ночевка с ужином отменяется, мы тоже едем. Сейчас главное – не упустить ищейку.
Снаружи взревел мотоцикл.
«Ага, охота идет под руководством Пеларчи, поэтому Истребителями, ежели что, станут оба, – отметил про себя Ксават. – Старый ловкач блюдет свою выгоду!»
В спальне на втором этаже никаких неожиданностей. Лужи крови, растерзанное мясо, клочья одежды. Оторванная голова с закатившимися белыми глазами опутана мокрыми волосами, словно тиной. Что еще мог оставить после себя разъяренный грызверг?
Когда хозяйке об этом сказали, та упала на колени и начала истово благодарить Пятерых за великую милость. Непонятно, за что благодарила: за то, что зверь ее не тронул, – или за то, что ревнивого мужа больше нет?
Не нравилось это Ксавату, хотелось обругать подлую бабу, но Донат торопил, сам уселся за руль, морщась от остаточной боли в пояснице, и машина понеслась по ночной дороге на юг. Кажется, иммигранты это называют – «финишная прямая».
Злой человек хорошего Заиньку плеткой побил, а Заинька его за это загрыз, на куски разорвал! Этот злой человек не умел драться, не то что другой, которого нужно догнать.
Чужая женщина позвала Мамочку, и тогда умный Заинька убежал. Если Мамочка увидит, как он набезобразничал, как разбросал по всей комнате окровавленные куски человека с плеткой, она Мардария наругает, свернутой газетой по морде нахлопает.
Свернутой газеты Заинька боялся.
Он быстро нашел след Злого Человека и помчался по темной дороге. Сначала загрызть врага, потом разыскать Мамочку, чтобы она бедного пусеньку пожалела.
После отдыха в постельке сил прибавилось. Луна и звезды заливали дорогу нежным серебристым светом, и так хорошо бежать сквозь этот свет, рассекая грудью теплый воздух… Потом позади послышался звук машины, появился новый свет – яркий, стелющийся по земле.
Машина была одноглазая, верхом на ней сидел человек. Заинька не любил машины – они его обгоняют и поднимают пыль, но эта никак не могла Мамочкино сокровище обогнать. Совсем немного ей не хватало, а все равно не могла, только рычала и глазом своим слепящим сверкала. Вот какой сильный Заинька, бежит быстрее машины!
К тому времени, как на порозовевшее небо вылезло солнце, он начал уставать, но машина тоже устала, так и тащилась позади. А когда Мардарий свернул к ручью, и вовсе остановилась.
Сидевший на ней человек смотрел на Заиньку без страха, без злости, без вызова. Просто смотрел – и все. Так могло бы смотреть дерево, если бы у него были глаза. На такого зачем нападать?
После того как Мардарий напился и отдохнул, человек крикнул:
– След! Ищи след! Вперед!
Глаза холодно и азартно светились на узком лице, но угрозы в них по-прежнему не было. Он не боялся Мамочкиного Заиньку и обидеть не пытался, хотя вон у него сколько острых нехороших штук, заменяющих людям клыки и когти. Не злой. Встряхнувшись, Мардарий помчался дальше, тогда и машина снова поехала.
На обед поймал толстого, мохнатого, с набитыми защечными мешками, который бестолково суетился среди пригорков с колосящейся травой и не успел добежать до своей норы.
Пока Мардарий на радость Мамочке кушал, человек, похожий на дерево, тоже что-то съел и все время на него поглядывал. Может, думал, что Заинька поделится? Нет уж, пусть сам себе мясо ловит.