Страна Изумрудного солнца - Орлов Антон. Страница 5

Что с ним было? Судя по данным, которые высветились на миниатюрном табло карты, наследство он получил наяву, однако все остальное… Наверное, глюки. Иначе он не сидел бы здесь живой и невредимый. Он ведь собирался в Аркадию – взглянуть на дом, который достался ему по завещанию, и Адела сказала, что один из ее тамошних друзей, Каспер Винго, хочет снять квартиру. Будто бы дальше он прилетел в Аркадийский округ и сдал первый этаж этому Касперу… Потом вышла ссора с Каспером и его дружками… Клода избили, над ним измывались в течение двух или трех недель… И наконец его спасли агенты Федерального подразделения по борьбе с организованной преступностью.

Бред. Видимо, он все-таки попробовал ту дрянь, которую назойливо расхваливал Омар. Вот и допробовался…

Официант, усталый патлатый парень с прилепленной возле правого уха блестящей бляшкой виброплеера, подошел и поинтересовался, будет ли он что-нибудь заказывать.

– Давно я здесь сижу? – задал дурацкий вопрос Клод.

Оказалось, уже с четверть часа. Его притащил какой-то тип в комбинезоне и в маске, усадил на стул и ушел. Как выглядел? Ну, сказали же тебе, в маске. Высокий, скорее худощавый, чем плотный, но видно, что сильный мужик. Перед тем как уйти, заплатил за то, чтоб тебя не выкинули на улицу, пока не очнулся. Так будешь заказывать?

Клод заказал порцию коньяка и сэндвич с засахаренной ветчиной. Нехорошие воспоминания получили подтверждение: описанный официантом человек выглядел точь-в-точь как федеральный агент, напарник той женщины. Клод его плохо запомнил. А на женщине была голубая футболка, испачканная кровью, светлые брюки и спортивные ботинки. Из-под облегающей маски с прорезями для глаз не выбивалось ни одного волоска. Глаза серо-стальные, прохладные и спокойные. Если это не галлюцинация, если он столкнулся с ними на самом деле – значит, все остальное тоже правда?

Память подсказывала, что шайка Каспера его покалечила, и он отлично понимал, что любая медицинская аппаратура – даже самая лучшая, какая есть, например, на Ниаре или у силарцев, – не смогла бы исцелить его быстрее, чем за три-четыре дня. Следовательно, травм он не получал. «Меня держали на наркотиках, – сообразил Клод. – Отсюда и ложные воспоминания». Чего доброго, теперь еще и ломка начнется… Перед тем как покинуть кафе, он подошел к инфотерминалу и запросил координаты частных клиник – чтобы знать, куда обратиться, если прихватит. Взял кристалл с адресами (электронного блокнота в карманах не нашлось, хотя Клод привык всегда носить его с собой) и сбежал с веранды по люминесцирующим в темноте ступенькам, отметив, что двигаться совсем не трудно, никаких болезненных ощущений.

Такси поймать не удалось, а спускаться в этот час в подземку небезопасно, и до улья, где жила Адела Найзер, он добрался пешком. Он превосходно себя чувствовал, и этот факт переводил все случившееся (или якобы случившееся?) в разряд бреда.

Громада улья заслонила небо и затемненный городской ландшафт. Из дюжины рассредоточенных окошек сочился жиденький свет – ночь выпивала его прежде, чем он успевал достигнуть земли. Видимо, обитатели этих ячеек были ко всему равнодушны. Их не беспокоила даже вероятность того, что поблизости могут болтаться принадлежащие полиции или информационным службам автовизоры. Такое безразличие к слежке считалось в ульях дурным тоном, и остальные окна были плотно закрыты пластиковыми створками. Снаружи здание выглядело как каменный монолит. Зато дверь отсутствовала. Ее заменял проем, наполненный гнилостным голубоватым мерцанием (это функционировало антивандальное аварийное освещение – неаварийные плафоны давным-давно побили).

В проеме маячили зыбкие фигуры. Вступив под своды, Клод разглядел совсем еще молодые, но, несмотря на это, бледные, нездоровые, с болячками и набрякшими подглазными мешками лица. Выбрались подышать свежим воздухом… Его не тронули – узнали друга Аделы Найзер.

Он не раз бывал у Аделы и давно привык к покорябанным, черным от граффити стенам, к мусору и дерьму на полу, к пыльным дешевым плафонам. Среди последних попадались судорожно мигающие в агонии, а то и вовсе неисправные, словно тронутые червоточиной потемневшие плоды. Их устанавливали муниципальные службы, ради удобства полиции и санитарного контроля, – ну а среди обитателей улья считалось делом чести выводить их из строя. Правда, не все подряд: часть ломали, часть оставляли, совсем без освещения тоже нельзя.

Все это объяснила Клоду Адела. Познакомились они, когда он оканчивал колледж. Адела всегда была королевой компании – готовая всех выслушать и способная все понять, то убийственно-ехидная, то заботливая и душевная, переполненная бьющей через край энергией. Клод был по-щенячьи счастлив, когда она включила его в число своих друзей, и ради нее готов был на все. Если бы она попросила его прыгнуть с крыши высотки без гравижилета – он прыгнул бы.

Когда Аделе исполнилось шестнадцать, она ушла из дома и поселилась в улье. Проблемы с матерью и отчимом. У Клода не укладывалось в голове, как можно не восхищаться Аделой, однако близкие относились к ней плохо. Мать не могла простить ей того, что в двухлетнем возрасте Адела подхватила озому – со всеми вытекающими последствиями.

Вирус озомы был обнаружен только на Валгре. Получить вакцину до сих пор не удалось, да федеральные власти и не проявляли охоты финансировать исследования. От озомы не умирают, иммунная система большинства людей справляется с вирусом до того, как болезнь разовьется. Но некоторые все же заболевают – и это на всю жизнь. Нет, ничего страшного, просто на коже высыпают плоские бурые бородавки диаметром с горошину, и удалять их бесполезно – появятся снова. Правда, болезнь почти не заразна: подцепить ее может лишь тот, у кого нет иммунитета, а такие составляют меньше полутора процентов населения Валгры.

Если бы не озома, Адела была бы достаточно привлекательной женщиной. В школе ее дразнили и обижали, но потом она показала характер: начала изобретательно издеваться над учителями, завоевала авторитет среди школьной шпаны и вскоре из жертвы превратилась в лидера. Теперь уже она сама, вместе со своей компанией, мучила других детей, попавших в разряд аутсайдеров. «Потому что я не могла иначе, понимаешь, Клод? Я пинала других, чтобы не пинали меня. Иначе я не могла. Иначе не бывает!» Клод слушал и сочувствовал Аделе. Как и остальные, он рассказывал ей о себе как на исповеди – о конфликтах с родителями, о неудачах с девушками, о мечтах, о планах, о тех постыдных мелочах, в которых люди обычно не сознаются… Но о последних неприятностях лучше пока помалкивать: слишком странная история с ним приключилась.

Внутреннее пространство улья казалось ущербным и деградировавшим – если допустить, что пространство, как и материя, может деградировать. Неопрятные коридоры и лестницы запутывали, сбивали с толку, норовили завести не туда, но Клод хорошо знал дорогу и на их уловки не попадался.

Шестой этаж, третий слева коридор, предпоследняя дверь после четвертого поворота, тоже слева. Когда-то он заучил этот адрес наизусть и два раза в неделю (Адела сказала, чтобы чаще он не смел появляться, а то она попросит друзей подколоть его – не может ведь она все свое время тратить только на него!) бодро поднимался по заплеванным наркожвачкой лестницам и считал повороты в полутемных коленчатых коридорах, счастливый от предвкушения встречи с Аделой Найзер. Правда, она нередко пребывала в дурном расположении духа. Вдруг начинала высмеивать Клода или без обиняков заявляла, что ему пора домой. Ну, с ней иногда бывает. Ее поклонники прощали ей все – даже такие вещи, за которые кто-нибудь другой поплатился бы жизнью.

Замызганные раздвижные двери по обе стороны коридора плотно закрыты. О том, что за ними происходит, можно лишь догадываться по звукам: рваная музыка, стоны, аудиозапись долгой заунывной молитвы, рвотные спазмы, ругань и топот, блеющий смех… Клода передернуло: так смеялся Каспер Винго. Раз ему стало не по себе от звуков похожего смеха – значит, это все-таки было на самом деле? Но почему тогда с ним сейчас все в порядке? Стук, словно свалилось что-то тяжелое, женский визг, бессвязные выкрики, верещание сработавшего таймера, удар (таймером об стенку?), истерические рыдания… В ячейках улья бушевали страсти, но коридоры, залитые бледным светом плафонов, оставались пустынными, словно всю эту какофонию создавали бесплотные призраки здания-лабиринта.