Двойной агент. Записки русского контрразведчика - Орлов Владимир Григорьевич. Страница 113

С марта по начало июля 1929 года длилось предварительное расследование. Советская и германская коммунистическая пресса подняли страшный шум, требуя от властей примерно наказать «фальсификаторов», эмигрантские газеты были несколько сдержаннее, но четко обозначили свою позицию — подделыватели документов действовали только на свой страх и риск, опозорили идейную эмиграцию, и поддержки им ждать не следует. Заметим, что в газетах русского зарубежья тоже работали связанные с ОГПУ люди. Но это к слову, а не в оправдание Орлова. В борьбе с советской властью и Коминтерном он в последние перед арестом годы считал возможным использовать любые методы. На изменение Орловым методов деятельности повлияло раскаяние перед советским судом, расцененное как предательство, давнего знакомого и соратника Бориса Савинкова, исчезновение в России партнера и близкого приятеля Сиднея Рейли, компрометация коммунистами и уход с поста в Государственном комитете по обеспечению общественной безопасности Вальтера Бартельса. И, конечно же, финансовые трудности, далеко не личного характера.

Приведем фрагмент из письма Орлова Бурцеву, написанного в конце зимы 1925 года:

«Я тут собираюсь действовать методами большевиков и оттолкнуть в сторону все рассуждения об этичности или неэтичности моих действий, почему и перехожу на активизм и выхожу из комнатной работы на улицу. Посмотрим, что выйдет. Несомненно, в газетах скоро появятся описания некоторых событий, и я, после совершения некоторых действий, сообщу Вам подробности. Я вполне уверен, что Вы по ознакомлении с делом станете на мою сторону, т. к. предполагаемые и разрабатываемые действия подрежут большевикам корни в Европе».

А подрезанными оказались корни у Орлова. Он решил в одиночку или пусть даже с группой единомышленников (если таковые у него были) переиграть ОГПУ, которое уже провело операцию «Синдикат-2», сковало наиболее активную часть эмиграции по операции «Трест», но самое главное, что его сотрудники имели за собой поддержку государства, основы которого чекисты защищали в большинстве своем идейно.

Десять дней длился суд. Сумароков пытался поначалу валить все на Орлова, но потом сник и признал, что надумал продать фальшивки американскому журналисту лично, без влияния «содельника». Дело рушилось. В последний день суда прокурор вынужден был признать, что отказывается от основной части обвинений. Суд учел, что Орлов не использовал фальшивки для публичных целей, вреда они не нанесли (разумеется, для Германии). Его признали виновным в попытке совершить мошенничество и так же, как и Сумарокова, приговорили к четырем месяцам тюрьмы, которые поглощались заключением в период предварительного следствия. Из зала суда Орлов направился домой, а защитник по его просьбе обжаловал решение суда. Для Орлова не произошло самого страшного, чего тайно добивались чекисты. Не имея немецкого подданства проживая на «птичьих» правах по так называемому нансеновскому паспорту, он мог быть выдворен из Германии и выдан советским властям. Суд второй инстанции, состоявшийся через год, подтвердил решение своих коллег, а власти приняли решение, запрещающее ему оставаться в стране. С большим трудом, при активной помощи Владимира Бурцева, он переехал на жительство в Бельгию и совершенно отошел от активной части эмиграции, переключившись на персональную литературную и пропагандистскую работу.

НА ЗАДВОРКАХ ЭМИГРАЦИИ

Все немецкие газеты пристально следили за ходом процесса над Орловым. Как сообщали репортеры, в зале суда яблоку негде было упасть. И это немудрено. Дело из чисто уголовного, вне всяких сомнений, превратилось в политическое. Ясно, что германские власти испытывали определенное давление со стороны советского посольства и, не желая повредить пока еще успешно развивающимся отношениям с Москвой, довели расследование до судебной стадии. А тут началось — защита потребовала вызова в качестве свидетелей сотрудников берлинского Полицей-Президиума и чинов государственного комитета по охране общественной безопасности. Обнаружились интереснейшие подробности оказания безвозмездной помощи со стороны Орлова в выявлении нелегальной деятельности Германской компартии и представителей Коминтерна. Одновременно было установлено, что Сумароков-Павлуновский тоже работал на тайную полицию, но за деньги, причем снабжал ее в последнее время чистой «липой». Вскрылась неприглядная картина нечистоплотной конкуренции германских спецслужб между собой. О разгоревшемся скандале наверняка детально знали чекисты, поскольку опубликованные в последнее время факты свидетельствуют о наличии в Полицей-Президиуме их агента — Вилли Лемана (Брайтенбах). Это давало возможность корректировать проводимые мероприятия, нагнетать обстановку вокруг процесса.

То, что Орлова хотя и осудили, но выпустили в зале суда, не расстроило работников ОГПУ. Своей цели они достигли: Орлов теперь уже в судебном порядке признан мошенником, у него конфискована часть злополучного архива. Но самое главное, что от осужденного отвернулись многие эмигранты, пусть и не разделявшие решения суда, но для сохранения своего реноме считавшие за благо открыто не общаться с ним. Эмигрантская пресса через свой статьи отделила Орлова от «добропорядочной и высоконравственной» беженской публики.

Имелся и побочный эффект, на который чекисты, может быть, и не рассчитывали — решением высших германских властей был упразднен Государственный комитет по охране общественной безопасности: одним надзирающим за работой резидентур советских спецслужб стало меньше.

Многие немецкие газеты, не имея конкретных фактов, но исходя из анализа обстановки на процессе и оглашенных в зале суда сведений пришли к правильному, по сути, выводу, что без «руки Москвы» здесь не обошлось. В одной из статей говорилось:

«Сражен Чекой с помощью американского журналиста Книккербокера по приговору берлинского суда самый опасный и неумолимый противник большевиков».