Слишком идеально - Ортолон Джулия. Страница 16

Они потянулись к манго. Так как манго было очень трудно резать, Эйми дала каждому зверьку по банану. Те выхватили фрукты у нее из рук и бросились прочь, перемахнули через перила балкона и скрылись в гуще деревьев. Она посмотрела им вслед: ей было жаль, что они так поспешно ретировались.

Ну что ж, видимо, придется работать в одиночестве. Она снова погрузилась в привычный мир грез и не заметила, как день сменился вечером.

– Вы уже встали, – раздался голос Ланса у нее за спиной. – Рад, что отдых пошел вам на пользу.

Эйми оторвалась от плиты и увидела, что он стоит на пороге.

– Да, – ответила она, почувствовав легкий укол совести: ведь она не прилегла ни на минутку. – Я чувствую себя гораздо лучше.

– Хорошо, – кивнул Ланс. Он окинул взглядом ее гигантскую рубашку и голые ноги и отвернулся, словно его что-то смутило. – Я пришел сказать, что мой рабочий день кончен и что я ухожу. Я вернусь завтра утром.

– Ну… ладно. Он принюхайся.

– Пахнет аппетитно. Ужин?

– Пока еще нет. Просто делаю предварительные заготовки.

Из мяса цыпленка она сможет приготовить себе несколько порций еды. Если она будет питаться так же, как мистер Гаспар, то очень скоро опять наберет все фунты, которые с таким трудом сбросила, а то и больше.

– Думаю, сегодня я приготовлю говядину с пикантным соусом, а к ней – артишоки и томаты, запеченные в сыре пармезан с тушеными грибами. А вы… – По привычке она хотела попросить его остаться, но потом подумала: а вдруг он и правда плюхнется сейчас на один из высоких табуретов и будет сидеть на кухне? В его присутствии Эйми чувствовала себя скованно, а это совсем некстати, когда готовишь. Но в итоге привычка к гостеприимству возобладала. – Вы не хотите остаться? Я могу приготовить еще одну порцию.

Он покачал головой:

– Нет, мне вы будете готовить только обед. Или… – Он нахмурился: – Вам, наверно, не хочется оставаться здесь одной? Если хотите, я могу ненадолго задержаться.

– Нет, ну что вы! Я нисколечко не боюсь.

– Очень хорошо. Не нужно бояться месье Гаспара. Он ничего вам не сделает, самое главное – не высовываться за пределы этого крыла форта после того, как подадите ему ужин.

– Все будет хорошо, – снова заверила она.

– Ну, тогда до завтра, – сказал он. – Желаю вам спокойной ночи.

– Да. Спокойной ночи.

Эйми нахмурилась: попрощавшись, он почему-то прошел в столовую, а гараж был совсем в другой стороне. Хотя пока она видела только одну машину – красный «альфа-ромео», принадлежавший мистеру Гаспару. Наверно, Ланс добирается до работы пешком.

Интересно, где он живет? Наверное, у такого обходительного человека, как Ланс Бофорт, полным-полно друзей. И женщины, наверное, за ним бегают. Интересно, а девушка у него есть? Скорее всего он живет в гражданском браке. Конечно, его личная жизнь ее не касается, но любопытство неотделимо от богатого воображения: Эйми и того и другою всегда хватало с избытком.

Вскоре ее мысли обратились к Зверю, заточенному в замке, населенном призраками. Она почувствовала, что почти начинает верить легенде. После заката над островом снова разразилась гроза, отчего ее страх лишь усилился. Поднялся ветер, полетели крупные капли дождя. Она подбежала к окошку над раковиной, чтобы закрыть ставни.

Высунувшись из окна, чтобы поймать ставни, она заметила, что в башне на третьем этаже загорелся свет. Через жалюзи был заметен темный силуэт. У Эйми душа ушла в пятки, а по телу пробежали мурашки.

Она была совсем одна в этом странном месте, если не считать запертого в замке чудовища.

Глава 6

Байрон стоял у окна и любовался грозой. Натруженные мускулы приятно ныли от физического труда, однако в этот раз работа не успокоила его.

Порывы ветра, проникавшие сквозь ставни, приятно холодили кожу под черным шелковым халатом. Ветер ласкал его бритое лицо, теребил короткие темные волосы. Не затихали раскаты грома. В комнату проникал сладковатый запах мокрых цветов и плодородной почвы, в то время как внизу, в заливе, лодки рвались с якорей. Природа, как и жизнь, созидая одно, разрушала другое.

Это как нельзя лучше отражало состояние души Байрона.

Уже не в первый раз со дня своего прибытия на Сент-Бартс он чувствовал себя Зверем, в которого перевоплощался: в нем боролись противоречивые чувства.

Созидающая и разрушающая сила. Дар и проклятие. Разве не этими свойствами обладало прикосновение Мидаса? У Байрона был талант воплощать в жизнь людские грезы. Увы, грезы иногда бывают неотделимы от кошмаров.

Небо прочертила молния, за ней последовал удар грома. Байрон усмехнулся мелодраматическому направлению своих мыслей. Он слишком много на себя берет. Да, он проложил Чаду дорогу к славе, но это еще ничего не значит. Он не виноват, что брак Чада разрушился.

Единственное, в чем он виноват, – это полное безразличие и пассивность.

Всю жизнь Байрон наблюдал за другими с безопасного расстояния, никогда никого не пускал в свою душу. Может, из-за этого он по уши ушел в мир Голливуда?

Последние полгода Байрон часто размышлял на эту тему, как, впрочем, и на многие другие, и пришел к выводу, что его пристрастие к киноиндустрии вызвано не только тем, что он вырос в этой атмосфере. После развода родителей он жил попеременно то у отца, то у матери. С таким же успехом он мог бы заняться высокой европейской модой.

По злой иронии, у этих двух миров было кое-что общее: оба они имели дело с иллюзиями. Мода создает визуальную иллюзию. А фильмы переносят человека в совершенно иной мир, позволяют на некоторое время вообразить себя каким-нибудь героем.

Ему вспомнился разговор с Эйми в машине: этот мир можно терпеть только благодаря тому, что возможно бегство в царство фантазии. Байрон целиком и полностью разделял это мнение: сам он тоже предпочитал воображаемый мир реальному. Сейчас, стоя в башне, надежно укрывавшей от непогоды, он понял, почему так происходит. Только в воображаемых историях он мог позволить себе в полной мере ощутить глубину человеческих переживаний, потому что он знал, что все эти ситуации ненастоящие.

Может, поэтому он сошелся с Джиллиан? Та ведь тоже только прикидывалась наивной простушкой. Можно было не бояться задеть ее чувства. Они играли роль идеальной пары и на людях, и когда оставались одни. К сожалению, со временем иллюзии стираются и больше не могут скрывать правду.

Он хорошо помнил день их размолвки. Они с Джиллиан пришли в «Спаго» отметить только что пройденный ею кастинг. За обедом они обсуждали только одно: получит она роль или нет и как это отразится на ее карьере. В каждой фразе, вылетавшей из ее ротика, слышалось «я», «мне»… Байрон слушал со всевозрастающим отвращением. В принципе при данных обстоятельствах было вполне естественно, что Джиллиан так много говорит о себе; но почему-то именно тогда ему в полной мере открылись ее никчемность, тщеславие и самовлюбленность.

Когда они уже выходили из ресторана, что-то в нем надломилось. Он повернулся к Джиллиан и сказал какую-то колкость – он теперь уже не помнил, что именно. Его колкости всегда отличались остротой.

Она разразилась гневной тирадой и привлекла всеобщее внимание. Конечно, где ему понять, как для нее важна эта роль! Ему на все наплевать! Он начисто лишен каких бы то ни было эмоций!

– Ты вообще способен чувствовать только когда занимаешься сексом! Но это чисто физическая вещь! – завопила она. А потом наградила его пощечиной. Позже этот кадр красовался на обложках всех таблоидов. – Ну а это ты почувствовал, Байрон? Почувствовал?

«Да уж, почувствовал», – подумал он тогда. Он до сих пор ощущал эту пощечину, а в ушах у него звенели ее ядовитые слова. Сам заслужил.

Постоянные преследования папарацци сделались просто невыносимы. Да тут еще Джиллиан давала слезливые интервью и плакалась, каким он оказался холодным и бесчувственным мерзавцем. Байрон ненавидел это нытье: он питал стойкое отвращение к таким вещам еще с развода родителей. Неудивительно, что он поступил так же, как когда-то поступила его мать: решил скрыться на время, пока все не уляжется.