Да! Да! Да! - Осборн Мэгги. Страница 3
— Вон из моей кухни! — заорал герр Бош, увидев Клару, мечущуюся в ароматном пару.
— Гутен таг, — бодро приветствовала его Клара. Она зачерпнула ложкой душистую мясную похлебку из котла, томившуюся на маленьком огне, чтобы решить, не пора ли добавить в нее печеночные клецки. — Отлично, — выдохнула она с облегчением.
Новые владельцы все-таки не были полными идиотами. Они оставили герра Гуго Боша, двух его помощников и мальчишку-поваренка. К сегодняшнему ужину был приготовлен венский шницель с гарниром из жареного картофеля, а также гарнир из красной капусты, тушившейся на маленьком огне вместе с яблоками и тмином. Пекущиеся в духовке хлеб и струдель распространяли по кухне божественные запахи.
Герр Бош отнял у Клары ложку и зашикал на нее:
— Вон, вон, вон! Мне невыносима мысль о том, что завтра ты уедешь, — добавил он, понизив голос, потому что эти слова предназначались только для ее ушей. С отсутствующим видом он похлопал себя по карманам накрахмаленного белого халата. На памяти Клары это был первый случай, когда герр Бош покидал кухню в ответственный момент перед самым ужином. — Я ждал тебя, давай-ка пройдемся.
Они вышли через заднюю дверь, обогнули огород и остановились в тени развесистого клена, откуда открывался вид на дорогу и можно было заметить приближающийся дилижанс.
Герр Бош закурил сигару и бросил спичку.
— Ты делаешь ошибку, Клара.
— Что сделано, то сделано, — ответила она, пожимая плечами. — Знаю, что папа не одобрил бы этого, но сейчас самое время продать гостиницу. Рядом с нашим домом пройдет железная дорога, и если ты спросишь меня, что я думаю по этому поводу, то я скажу: скоро бесконные экипажи, то есть поезда, вытеснят дилижансы. Откуда тогда возьмутся постояльцы?
— Ты знаешь, что я не это имел в виду, — сказал Гуго, попыхивая сигарой, — я имел в виду его. Глупо бросать все и мчаться вслед за этим твоим мужем. Он обходится с тобой неблагородно. Ведь ни одного письма не прислал с той минуты, как уехал! Разве так мужчина должен обращаться с молодой женой?
— Я не писала ему, — ответила Клара непринужденно.
— Никогда я не пойму, почему ты выбрала его. Мы с тобой вместе могли бы сделать из этой гостиницы настоящее чудо, мы привлекли бы столько постояльцев, что нам не помешала бы и железная дорога, не говоря уж о дилижансах.
Бош, как и многие другие претенденты на ее руку, на самом деле хотел жениться на гостинице, а не на ней. Клара же была неким приложением к предмету его вожделения, рабочей лошадкой. Она закрыла глаза и приблизила к нему лицо:
— Какого цвета у меня глаза?
— Что?
— Мои глаза, какого они цвета?
— Они… может, черные?
Клара знала, что его рассердил ее вопрос и он хмурился, пока она не открыла глаза и снова не взглянула на него.
— Светло-карие.
Ее муж ответил бы правильно и без малейшего колебания, потому что он был единственным мужчиной, смотревшим на нее и видевшим в ней женщину, а не владелицу процветающего постоялого двора. Первые слова, которые произнес Жан-Жак, приблизившись к регистрационной стойке, были:
— Бог мой! Никогда не видел такой ослепительной кожи!
Никто и никогда не говорил ей ничего даже отдаленно напоминающего о том, что и она, Клара Клаус, сама по себе представляет какую-то ценность. Этот комплимент был столь неожиданным, удивительным и волнующим, что ее ничуть не задело, что он был произнесен с французским акцентом. Втайне Клара всегда мечтала познакомиться с французом. Ее родители-немцы настолько презирали французов, что все исходящее из Франции казалось ей таинственным, греховным, экзотическим, волнующе-запретным. И вдруг перед ней появился красивый француз, расточавший ей комплименты. Он смотрел на нее так, будто она была самым удивительным Божьим созданием, которое он когда-либо удостоился лицезреть.
— Продать гостиницу было его идеей?
Клара попыталась вспомнить, когда ей пришло в голову продать гостиницу. Сейчас она уже не помнила, кто первым высказал эту мысль — Жан-Жак или она сама. Зато она очень хорошо помнила их долгие разговоры о кипящем жизнью городе Сиэтле в штате Вашингтон. Столько желающих хлынуло в эти места на пути к золотоносным полям Аляски, что не хватало отелей и пансионов, чтобы дать им приют. Жан-Жак рассказывал ей, что люди спали на голых досках и на газонах, накрываясь газетами вместо одеял. И не потому, что у них не было денег, чтобы заплатить за приличный ночлег, а потому, что не было приличного ночлега для всех желающих.
— Решение продать гостиницу мы приняли вместе, но избавиться от нее сейчас я надумала сама.
Вероятно, Жан-Жак будет недоволен, что она поспешила с продажей, не дождавшись его письма и сообщения о том, что он купил что-то взамен. А они договорились именно об этом. Но купить подходящий дом и участок при нем было столь хлопотным делом, что ее охватило нетерпение. Клара скучала по нему так, что и не рассказать, и мечтала снова оказаться в его объятиях.
Гуго Бош казался смущенным и шокированным.
— Ты же теперь замужняя женщина. Ты не должна была принимать такого решения и тем более приводить его в исполнение, не поставив об этом в известность своего мужа! Даже если он только наполовину мужчина, ему следует вздуть тебя за непослушание.
Ага! Теперь Клара знала, чего стоило ждать от Гуго Боша, выйди она за него замуж. Следующие пятьдесят лет они провели бы, строя планы, как извести друг друга.
— Сиэтл — большой город. Ты знаешь, где остановился Вилетт?
— А?
Ну конечно, нет, но Клара не сомневалась, что найдет его. Их с Жан-Жаком притягивало друг к другу как магнитом. Их брак был счастливым, радостным, спаявшим двоих людей в единое целое дикой, безумной и страстной любовью. У нее не возникало ни малейшего сомнения в том, что они обязательно найдут друг друга. Как большинство рыжих, Клара легко заливалась краской. Когда герр Бош уставился на нее, подняв брови, она отвела глаза.
— Ну, вот и дилижанс.
— Клара, прошу тебя! Разведись с этим французом!
— Развестись?
Она считала себя современной женщиной, но не настолько, чтобы признавать развод. Одна мысль о разводе приводила ее в ужас.
— Я мог бы сделать тебя счастливой. Я бы кормил тебя тортами и струделем, и лапшой с паприкой, и жарким в кисло-сладком соусе. — Глаза Гуго засверкали, когда он принялся перечислять ее любимые блюда и десерты.
Клара вздохнула. Она была крупной женщиной, но, должно быть, еще далека от идеала герра Боша. И представила, какой бы стала, если бы Гуго удалось убедить ее. Она была широкоплечей, высокогрудой и широкобедрой. У нее были крупные руки, но там, где женщине полагается иметь изгибы, они у нее были. Ее фигура обладала всеми выпуклостями и вогнутостями, какие должна иметь женщина. Однако она не была толстой. Ее отец любил говорить, что Клара — типичная немецкая девушка, ширококостная пышнотелая красавица Но насколько ей было известно, никто, кроме отца, красавицей ее не считал до тех пор.
— Мне надо встретить дилижанс, — сказала она мягко, дотронувшись до руки Гуго. Она верила, что у него были самые лучшие намерения. И кто знает? Если бы Жан-Жак не взял ее штурмом… может быть, в конце концов Гуго Бош со своим превосходным струделем женился бы на ее гостинице. Возможно, она смогла бы убедить себя, что не так уж важно, что он не помнит, какого цвета у нее глаза, или согласилась бы с тем, что, по его мнению, все жены заслуживают, чтобы время от времени их хорошенько вздули.
Она так и оставила его под кленом и поспешила в дом, чтобы снять передник, разгладить складки юбки и пригладить выбившиеся пряди волос. Потом Клара изобразила на своем лице гостеприимную улыбку и вышла на главную веранду приветствовать гостей. Из дилижанса высадилась только одна женщина, и это лишний раз убедило Клару, что она выбрала самый удачный момент для продажи гостиницы. Во времена ее отца дилижанс прибывал дважды в день и оставлял каждый раз у порога не менее дюжины постояльцев.