Да! Да! Да! - Осборн Мэгги. Страница 43

— Пока ты будешь придерживаться моих правил и считать, что наше ухаживание — просто блеф и не приведет ни к чему…

Том покачал головой:

— Я не приму такого решения, ничего подобного. Посмотри, как далеко мы продвинулись, а ведь это только начало. — Его улыбка потускнела, ее сменила серьезность и такая напряженность взгляда, что у нее перехватило дыхание. — Мы с тобой, Зоя, предназначены друг для друга. Думаю, я всегда это знал. Если бы ты не приехала на Юкон, я бы сам отправился искать тебя.

— О Том! — Джульетта снова оказалась права. Она могла полюбить этого человека, и очень сильно. — Не говори так!

— Я буду твердить это снова и снова, Зоя, потому что люблю тебя.

Они смотрели друг на друга через разделяющее их пламя костра, уже угасающего в яме. Радость, отчаяние, удивление, раскаяние — Зоя гадала, прочел ли он все эти сменяющие друг друга чувства на ее лице. И если так, то как поступит?

— Мне надо так много сказать тебе, — прошептала она, чувствуя, что в горле у нее пересохло, — но сейчас я не могу.

— Тебе холодно? — спросил он, когда молчание, повисшее между ними, затянулось.

Она забыла о снеге и все снижающейся температуре.

— Немного.

— Я сейчас все уберу. Ты заползешь в шалаш и согреешься.

— Дело пойдет скорее, если мы будем убирать вместе. — Зоя была рада, что для нее нашлось дело. Она вычистила свою тарелку снегом. — Не могу представить, что в этом шалаше будет теплее, чем снаружи.

— Вот увидишь.

После того как они убрали утварь в коробку на санях, Зоя залезла в пахнущий сосновой хвоей шалаш, а Том последовал за ней. Он поставил на пол фонарь и выглянул за «дверь». Щипцами с длинными ручками он поднял несколько еще горячих углей из ямы, в которой они тлели, и на сковородке внес их в шалаш. И тотчас же Зоя почувствовала теп-roe дуновение воздуха на своем лице.

Теперь она заметила, что он по-иному уложил одеяла и подушки, сдвинув их ближе друг к другу.

— Для тепла, — пояснил он, снимая шляпу и тяжелую куртку. — Ты почувствуешь себя лучше, если последуешь моему примеру. — Заметив ее нерешительность, он добавил с улыбкой: — Потом ты сможешь надеть их снова.

Медленно она размотала шарф, повязанный поверх шляпы, вынула булавки, которыми прикалывала шляпу, и положила ее рядом с его вещами. Потом расстегнула куртку и стянула рукавицы. До этой минуты Зоя не позволяла себе думать о том, что ей придется спать в шалаше рядом с ним. Если Джульетта воображала, что ее нагота вызвала скандал, то что подумают они с Кларой, когда узнают, что Зоя и Том провели ночь вместе? При этой мысли она не смогла удержаться от улыбки.

— Ты такая красивая, — сказал Том внезапно охрипшим голосом.

— Я слишком тощая и жилистая. Я на ощупь как старый ботинок. Помнишь?

— Но мне нравятся тощие и жилистые женщины. Помнишь? — Он улыбнулся и похлопал по одеялу рядом с собой.

Внезапно Зое стало не по себе. В лагере золотоискателей было не больше свободы и права на уединение, чем в ее родной лачуге. Быть наедине с мужчиной, да еще с мужчиной, от близости которого по всему ее телу разливалось ощущение томления, — такой опыт был мучительным испытанием для нервов.

— Боишься меня? — спросил он тихо, но в голосе его ей послышался вызов.

Она облизнула губы и подумала, что сейчас не время для бравады.

— Ты пугаешь меня до смерти.

— Хорошо, это значит, что я въелся тебе в печенки.

Так как она не сделала попытки придвинуться к нему, Том сам пересел ближе к ней. И внезапно ей показалось, что в шалаше стало жарче, чем могло быть от несчастной жаровни с горячими углями. Зоя расправила юбку, чтобы не было видно ни кусочка ее шерстяных чулок.

— Пойдут разговоры о том, что мы провели ночь вместе.

— А для тебя это имеет значение? — спросил он, заправляя локон темных волос ей за ухо.

Зоя задержала дыхание, когда его пальцы погладили ее щеку. Эта ночь обещала быть очень долгой.

— Ничего не произойдет, если ты этого не захочешь, — пробормотал он. поворачивая ее лицом к себе. Свет фонаря светил ему прямо в глаза, смягчая их цвет, и теперь они, казалось, приобрели оттенок весенней травы.

— Тогда ты не станешь меня целовать.

Их дыхание смешалось, и она почувствовала, что в горле у нее образовался комок. От него пахло снегом, древесным дымом, кожей и мылом.

— Я не стал бы тебя целовать, даже если бы ты была последней женщиной на земле, — сказал он, и губы его легонько коснулись ее лба, когда он заключил ее в объятия.

В этом мужчине не было ничего мягкого и нежного. Руки у него были как железные обручи, сомкнувшиеся вокруг ее талии, и он крепко прижал ее к груди. Он притянул ее к себе на колени, и сквозь свои несколько нижних юбок и верхнюю она чувствовала его мускулы, крепкие, как канаты.

— О Том, — прошептала Зоя со стоном, закрывая глаза, — я не могу себе этого позволить.

— А ты ничего и не делаешь, это я действую. — Его губы прикоснулись к ее вискам, потом к векам.

— Ты сказал, что не станешь меня целовать. — Она не могла поверить этому. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она, прижавшись к нему, подставила ему губы.

— Я не целую тебя. — Он покрывал легкими поцелуями ее лицо, уголки губ, кончик носа.

— Целуешь.

— Должно быть, тебе это снится.

Если и так, то этот сон ей снился и прежде. Сжав ладонями его лицо, она пристально вглядывалась в его глаза. Его ресницы были еще влажными от попавшего на них и растаявшего снега. Потом ее губы раскрылись, и она позволила ему поцеловать себя.

Она тотчас же ощутила его возбуждение и свой жаркий ответ на него. Ее руки еще крепче обвились вокруг его шеи, и она сама поцеловала его так, что этот поцелуй сначала можно было бы счесть целомудренным, но по мере того как он длился, в нем проявилось столько страсти, что это потрясло все ее существо до самой сердцевины. Никогда еще прежде не было так, чтобы поцелуй столь глубоко взволновал ее.

Когда наконец они разомкнули уста и объятия, задыхаясь и все еще не выпуская друг друга, Том прошептал:

— О Боже, Зоя! Ты не знаешь, что делаешь со мной.

Он снова поцеловал ее, на этот раз страстно, не пытаясь держаться на расстоянии, но с такой пылкостью, будто в этом поцелуе для него сосредоточился весь смысл жизни, будто в нем были его рай и ад. И она прекрасно это поняла, потому что и для нее это значило то же самое. Когда его рука скользнула вверх и коснулась ее груди, у нее перехватило дыхание и она качнулась назад, будто подхваченная волной неизведанных чувств.

— Прошу прощения, — прошептал он, отстраняясь, чтобы заглянуть ей в глаза, — я хотел только поцеловать тебя. Я не имел намерения обидеть тебя или использовать то, что мы оказались здесь одни.

Из ее горла, сжатого волнением, вырвался какой-то странный звук: то ли смех, то ли рыдание.

— О Том! — Больше она не смогла произнести ничего.

Вполне вероятно было, что им никогда больше не представится возможность побыть в полном уединении, как здесь. И весьма вероятно было и то, что сегодня была единственная ночь, которую она сможет провести в его объятиях. А он любил ее. В ее глазах засверкали слезы. Он всегда любил ее. Если бы обстоятельства сложились иначе, если бы она не встретила этого мерзавца Жан-Жака Вилетта, она смогла бы ответить на его любовь всем сердцем, всей душой.

И внезапно появился ответ на вопрос, мучивший ее давно, с того самого момента, с той самой минуты, как она поняла, что им предстоит спать под одним одеялом, на ложе из сосновых веток, прикрытых другим одеялом. Она приняла решение, глядя в его преданные, любящие глаза. Он ничего не должен был ей объяснять, не должен был просить у нее прощения. Она желала его. Он был ей нужен.

Взяв его за руку, она повернула его руку ладонью к себе и поцеловала ее, потом нежно провела его пальцами по своей груди и услышала его судорожный отрывистый вздох. Потом ее дрожащие пальцы потянулись к ряду крошечных пуговичек, шедших от ее горла до талии, и она принялась расстегивать их одну за другой.