Не бойся любви - Осборн Мэгги. Страница 15

— Надеюсь, ты сумеешь вымыться сама, потому что я тебя мыть не собираюсь, — предупредила Дженни, глядя на переносную ванну, которую доставили к ним в номер. Мрачный бой принес им воды только-только наполнить помятую ванну дюймов на восемь, и вода была чуть теплая. Травинки и листочки плавали на ее поверхности.

Грасиела сняла с себя красивое маленькое платьице, отряхнула его от пыли и копоти и аккуратно сложила; потом осмотрела ванну.

— Я бы хотела немного розового масла. Пожалуйста.

— А я бы хотела блестящую голубую карету и полный карман бриллиантов, — сказала Дженни, выкатив глаза, и сунула Грасиеле кусок мыла, заботливо уложенный Марией в сумку. — Влезай в воду и поторопись. Мне тоже хочется помыться.

— Мне надо помочь, — попросила Грасиела, вытянув руки вверх, чтобы ее подняли.

— Ты ничего не умеешь делать сама, — со вздохом произнесла Дженни.

Она подняла девочку и поставила в ванну. Кожа у Грасиелы была мягкая, словно шелк. Глядя на пряменькое, без всяких выпуклостей тельце ребенка, Дженни дивилась загадкам природы. Где-то внутри этого тельца прячется женщина и ждет своего часа. Поразителен разум Бога, придумавшего скрывать взрослых в детях!

Дженни понаблюдала за тем, как Грасиела с терпением старьевщика собирает травинки и листики с поверхности воды, потом отошла к окну, из которого видна была табачная фабрика, а за ней на горизонте горы. Предгорья Сьерра-Мадрес веками отдавали людям серебро. Теперь серебро было почти выбрано, и шахтеры Дуранго отбирали у земли железную руду.

Поглядев на Грасиелу через плечо, Дженни закатала рукав и потрогала кожу. Она была теплая, но совсем не напоминала шелк. Скорее выдубленная шкура. Вот дьявол! Дженни расстегнула воротник и дотронулась до грудины в том месте, куда не проникали солнечные лучи. Уже лучше, но все равно не шелк. Нахмурившись, она решила, что ее кожа не станет шелковистой, даже если она выкупается в целом чане этого паршивого розового масла. Не то чтобы это имело значение. Ни один красивый ковбой никогда не сравнил бы дубленую шкуру Дженни с нежной кожей женщины, которой не приходилось работать под палящим солнцем.

Чего это ради в голову лезут такие глупые мысли?

Вздохнув, Дженни втянула в себя дымный запах, доносящийся с табачной фабрики, потом взяла табурет и поставила его возле ванны.

— Вымой за ушами, — сказала она девочке. — И в ушах тоже.

Грасиела бросила на нее испепеляющий взгляд.

— Сделай, что тебе сказано.

— Зачем?

— Затем, что этого хотела бы твоя мама, — объяснила Дженни, но тут же спохватилась, что напрасно напомнила о матери, и переменила разговор. — Ну, слушай, какой у нас план. Мы должны иметь в виду, что твои вонючие кузены гонятся за нами. Дуранго — достаточно большой город, чтобы мы могли прятаться в нем сколько потребуется, хоть и не слишком долго. Я буду каждый день ходить на вокзал к поезду, который идет на юг, и проверять, не приехали ли на нем Луис и Чуло. Как только они приедут, мы с тобой на следующий день сядем на поезд, который идет на север. Пока Луис и Чуло станут искать нас здесь, мы уже будем на границе.

Дженни понятия не имела, стоит ли делиться своими планами с ребенком. Она не умела обращаться с детьми и говорила с Грасиелой, как со взрослой.

Грасиела устроила из матерчатой рукавички для мытья нечто вроде плота и осторожно положила на нее травинки и листья.

— Они нас найдут, — сказала она.

— Нет, если я как следует возьмусь за дело. Мы постараемся устроить все так, чтобы они не нашли.

Рыжеволосая американка в сопровождении мексиканского ребенка, конечно, бросится в глаза. Ее запомнят. Пока Дженни не изменит наружность, кузенам ничего не стоит выйти на след меньше чем за час.

— Значит, вот как мы поступим. Я снова надену брюки, пончо и мужскую шляпу. Выкрашу волосы.

Дженни невольно вздохнула. Больше всего она печалилась о своих волосах. Ужасно, что пришлось их обстричь как попало, а теперь после купания она их должна намазать ваксой. Вот работенка — не приведи Бог!

— Я не думаю, что любой примет меня за мужчину, особенно присмотревшись, но все равно я не подойду под описание, которое дадут людям твои поганые кузены.

Грасиела с любопытством поглядела на голову Дженни; губы девочки чуть дрогнули в улыбке.

— Погоди заноситься, пока не узнала, что предстоит тебе, — сощурив глаза, предупредила Дженни. — Тебя мы спрячем, превратив в мальчика. Коротко острижем волосы, наденем штаны, курточку, мальчишескую шапку и ботинки. Завтра утром переедем в другой отель. Рыжая американка и ее дочь исчезнут, след оборвется здесь.

Глаза Грасиелы распахнулись в ужасе, руками она ухватилась за волосы.

— Нет! Ты не отрежешь мне волосы! Нет, нет, нет, нет, нет!

Она колотилась в воде, расплескивая ее по сторонам, и пыталась перелезть через высокий бортик ванны, потом бросилась вслепую на Дженни, когда та протянула руки, чтобы удержать ее.

— Я не позволю тебе! Я не позволю тебе! Нет, нет, нет!

— Перестань кричать! Ты слышишь? Перестань сию минуту!

Не обращая внимания на уговоры, громко рыдая, Грасиела упала на четвереньки, отползла в дальний конец ванны и прижалась к ее стенке. Скрутила длинные волосы в жгут и держала их как можно дальше от Дженни.

— Нет! Я тебе не дам!

— Малышка, послушай меня. Да замолчи же! Подумают, что я тебя убиваю!

Внезапно Дженни поняла, что словами эту бурю не остановишь. Ей хотелось ударить Грасиелу с такой силой, с какой она никого в жизни еще не била. Она наклонилась над ванной и уже протянула руку, но вдруг что-то в выражении лица Грасиелы напомнило ей Маргариту. Она замерла. Невозможно представить, что Маргарита могла бы причинить боль даже мухе, не говоря о ребенке. Дженни опустила руку и до боли стиснула зубы.

— Ладно, — твердо и резко произнесла она. Прижавшись к стенке ванны и зажав в руке жгут волос, Грасиела недоверчиво наблюдала за Дженни. Грудь девочки подергивалась от сдерживаемых рыданий, но кричать она перестала.

— Слушай, ты, маленькая соплячка! Я стараюсь спасти твою жизнь. И свою. Почему ты никак не можешь вбить это себе в голову? Я намерена остричь тебе волосы. А тебе придется одеться как мальчик и прикинуться мальчиком. — Грасиела открыла было рот, но Дженни заговорила снова, не дожидаясь очередного вопля: — Но мы не станем делать это прямо сейчас, так что успокойся. Мы острижем тебя завтра утром. У тебя впереди целая ночь, чтобы привыкнуть к этой мысли. — Глаза Дженни сузились и засверкали. — Но ты сделаешь как надо, понятно? Мы в тяжелом положении, и я не могу спасти твою задницу без небольшой помощи с твоей стороны.

— Я надеюсь, что ты умрешь! Надеюсь, что кузен Луис застрелит тебя! — выкрикнула Грасиела; слезы дрожали у нее на ресницах, она цеплялась за жгут волос, как за нить жизни. — Ты злая и грубая, ты говоришь плохие слова! — Отпустив волосы, девочка закрыла лицо руками. — Я хочу к маме, хочу к маме, хочу к маме!

Она заплакала — на этот раз негромко и с безнадежностью отчаяния.

Дженни выпрямилась на своей табуретке, губы у нее сжались в одну линию. Сидя голая в неглубокой мутной воде, Грасиела казалась крошечной, потерянной и беспомощной.

— Нелегкое дело быть ребятенком, — заявила Дженни, и лицо ее смягчилось. — Я-то помню, как оно было. Я тоже терпеть не могла делать только то, что велят взрослые.

Грасиела поглядела на нее сквозь прижатые к лицу пальцы.

— А что они велели тебе делать? — спросила она, то и дело икая.

Внезапно Дженни вновь ощутила присутствие Маргариты, которая как бы говорила ей, что не слишком уместно рассказывать ребенку, как отец Дженни хлестал ремнем ее самое, а также ее братьев и сестер, если они недостаточно работали, недостаточно скоро отвечали на вопрос или недостаточно быстро приносили ему кувшин со спиртным. Дженни посидела, глядя куда-то в пространство, ища в памяти какой-то другой пример, понятный Грасиеле.

— Ну, один раз мне пришлось пойти одной в темную пещеру. Мой па был шахтером, он хотел узнать, работает ли кто-то в этой самой шахте. Он считал, что если там есть люди, то они не станут стрелять в ребенка… а может, он и не думал об этом. Короче, он велел мне туда идти. Мне это было не по душе, позволь тебе заметить. Было холодно и темно, как в сердце убийцы, я слышала, как в темноте что-то движется, и боялась, что меня вот-вот застрелят.