Невесты песчаных прерий - Осборн Мэгги. Страница 23

Перрин ухватилась за руку Августы, занесенную для удара, и прижала ее к своей груди.

— Твой отец был хорошим человеком. Августа, пожалуйста. Ему было бы больно видеть, что мы готовы вцепиться друг другу в глотку.

Августа, казалось, не замечала, что за спиной Уны и Коры уже собралась толпа. Она не сознавала, что ее голос возвысился до безобразного крика.

— Как ты смеешь?! — Слова слетали с ее губ, брызжущих слюной. — Как смеешь ты так говорить?! Я была его доверенным лицом, не ты!

Ярость кипела в ней, обжигающая и неистовая. Уныние по поводу тощего кошелька, нервное напряжение, вызванное тяготами путешествия, ненависть к Перрин Уэйверли — все взорвалось в душе Августы.

Сжав зубы, она вцепилась в спинку складного стула и, ослепленная ненавистью, швырнула его в виновницу всех своих бед.

Стул угодил Перрин в грудь. Она упала на землю. В следующее мгновение Августа набросилась на нее. Она била Перрин по лицу, дергала за волосы, царапалась и пинала ногами, пытаясь уничтожить чудовище, соблазнившее ее отца и разрушившее ее жизнь.

В какие-то моменты она понимала, что Перрин сопротивляется, но не чувствовала, как ее дергают за волосы, не чувствовала, что на руках ее появляются глубокие царапины, что у нее разбита губа. Августа забыла обо всем на свете, ее единственной реальностью была жажда крови, жажда мести.

В эти мгновения сумасшествия и ярости она действительно считала, что если Перрин будет уничтожена, то все ее проблемы решатся сами собой. Когда Перрин не станет, ее отец появится в лагере и вызволит свою доченьку, избавит от многочисленных невзгод. Ее отец объяснит, что вышла ошибка, что он жив, что они по-прежнему владеют огромным поместьем на берегу реки и они все еще состоятельные и уважаемые Бонды. Он будет просить у нее прощения и скажет о своей любви, и он проведет остаток жизни, искупая свою вину за стыд и сердечную боль, от которых Августа так долго страдала.

Грубая рука схватила ее за ворот жакета и оттащила от Перрин. Железные пальцы прижали ее руки к бедрам. Все еще крича и брызгая слюной, пытаясь высвободиться, Августа видела, как Коуди Сноу приподнял Перрин за плечи и встряхнул, притянув к своей груди.

— Отпустите меня! — выкрикнула Августа. Глянув через плечо, чтобы посмотреть, кто осмелился поднять на нее руку, она увидела блестящие черные глаза Уэбба Коута. — Отпусти меня, ты, дикарь!

Перрин закричала:

— Она это начала! Она…

— Замолчите! Обе! — заорал Коуди; лицо его стало почти таким же темным, как смуглое лицо Уэбба. — Ради Бога, что тут происходит?

— Она набросилась на меня! — кричала Перрин, пытаясь высвободиться.

— Она была содержанкой моего отца! Она виновата в том, что…

— Говорите по очереди!

Но они не могли. Перебивая друг друга, стараясь вырваться, женщины выкрикивали обвинения и оскорбления. Наконец Коуди встряхнул Перрин с такой силой, что та невольно замолчала. Уэбб Коут последовал его примеру.

— Успокойтесь! Обе! — Коуди окинул взглядом толпу перепуганных женщин. Затем посмотрел на Сару Дженнингс, которая стояла как громом пораженная:

— Вы видели, что тут произошло?

Сара отрицательно покачала головой. Струйка растопленного сала лилась на землю со сковороды, которую она держала в руке.

Коуди задал тот же вопрос Хильде. Ему опять пришлось встряхнуть Перрин, когда та попыталась что-то сказать.

Хильда покачала головой:

— Нет.

— Эта шлюха пришла к моему фургону и…

Рука Уэбба закрыла Августе рот. Вперед вышла Уна Норрис.

— Миссис Уэйверли спровоцировала мисс Бойд, — твердо заявила она.

— Я видела совсем другое, — не согласилась с ней Джейн Мангер. Нахмурившись, она тоже вышла вперед. — Мисс Бойд ударила миссис Уэйверли по руке, а потом швырнула в нее стулом.

Все посмотрели на сломанный стул. После чего перевели взгляды на растрепанные волосы Августы, на ее порванный жакет. Затем уставились на разорванную юбку Перрин, на ее кровоточащие, заляпанные грязью щеки. Все молчали, потрясенные этим зрелищем.

Коуди с Уэббом переглянулись.

— Ладно. Вы все возвращайтесь к своим фургонам! Невесты внимательно посмотрели на его хмурое лицо и, перешептываясь, поспешно разошлись.

— И вы тоже! — рыкнул он на Перрин и Августу. — Я поговорю с каждой из вас позже!

Он оттолкнул от себя Перрин, готовый снова схватить ее, если она бросится на Августу. Но она развернулась и, разрыдавшись, со всех ног бросилась к своему фургону, то и дело спотыкаясь и наступая на разорванный подол.

Железные пальцы Уэбба разжались, и Августа почувствовала, как он отступил назад. Пуговица на его куртке с бахромой запуталась в ее распущенных волосах, и, рванувшись, она вскрикнула от боли. Понимая, что на нее все смотрят, она закрыла лицо рукой и побежала к задку своего фургона.

Оказавшись под навесом, Августа впилась зубами себе в руку и какое-то время стояла, напряженно прислушиваясь. Коуди и Узбб что-то неразборчиво говорили друг другу, потом ушли прочь. Только тогда она дала волю слезам.

Немного успокоившись, она попыталась осмыслить произошедшее. И пришла в ужас. Какое унижение! Она, Августа Джозефа Бойд, совершила нападение на человека! Она каталась в грязи, как свинья, как подзаборная девка! Она делала это на глазах у Коры Троп, Уны Норрис и Бути и остальных невест, которые сбежались на крики. На глазах у караванщика и проводника-индейца.

С горькими слезами — слезами стыда — Августа бросилась на колени. Она обесчестила многие поколения Бойдов. И пусть лучше она умрет, чем опять посмотрит в лицо кому-то из каравана. ***

Коуди ждал, когда лагерь приготовится к ночлегу. Женщины перебегали от одного костра к другому и забирались в свои палатки. Он проведал животных, перекурил с Геком Келзи и Джоном Боссом, которые дежурили этой ночью, потом прошелся по периметру квадрата, образованного фургонами, и подошел к палатке Перрин. Легонько провел пальцами по пологу.

— Вы спите?

— Нет.

Внутри послышался легкий шорох, и Перрин выбралась наружу. Он протянул ей руку и помог подняться на ноги. Она уже сменила порванную одежду, в которой он в последний раз ее видел, и сделала что могла, чтобы вычесать грязь из волос. Сейчас на ней было простенькое шерстяное платье, застегнутое до горла. Черная коса спадала по плечу на грудь.

— У кострища Копченого Джо еще тепло, — сказал Коуди, заметив, что ее пальцы, придерживавшие концы шали, дрожат.

Перрин молча кивнула. Затем подошла к костру и уселась на буйволиной шкуре, наброшенной на бревно. Избегая смотреть на Коуди, она уставилась на огонь. Нелепо, но сейчас она напоминает разрисованную индейскую скво, подумал Коуди. Одну щеку пересекали уже заживающие царапины, которыми наградила ее Уинни Ларсон. Другая щека была помечена Августой Бойд.

Он присел на край бревна, обдумывая, с чего начать разговор. То, что он задумался об этом, удивило его. Обычно он говорил напрямик, не заботясь о том, как воспримут его слова. Но эта маленькая женщина обладала сбивающей с толку способностью вывернуть наизнанку все его мысли.

Сначала он считал, что Перрин Уэйверли — слабая, замкнутая и чувствительная к обидам особа. Впоследствии понял, что она не уверена в себе и в том, как ее примут остальные, и причина тому была веская. Но она не слабая. Видя ее неутомимые попытки поставить на ноги Уинни Ларсон, наблюдая, как серьезно она относится к обязанностям представительницы и как смело выражает свое с ним несогласие, Коуди пришел к выводу, что Перрин — мужественная женщина.

Ему уже не раз приходилось слышать сплетни о ней, и все же для него было ударом услышать подтверждение того, что Перрин — бывшая любовница Джозефа. Бойда. Что с ней случилось, когда Бойд постучал в ее дверь? Почему она ему не отказала? Что же, черт возьми, заставило ее замарать свое тело и свою репутацию?!

Будто почувствовав, о чем он думает, она наклонилась вперед и, обхватив руками колени, тихо сказала:

— Мы с вами встречались раньше, но думаю, вы не помните.