Три товарища - Ремарк Эрих Мария. Страница 66

x x x

В смежной комнате всё еще спала Пат. Я подошел к двери и прислушался. Она спала спокойно, не кашляла. На минуту меня охватила радостная надежда, – я представил себе: сегодня или завтра позвонит Жаффе и скажет, что ей не надо уезжать, – но потом вспомнились ночи, когда я слышал ее тихое свистящее дыхание, приглушенный хрип, то мерно возникавший, то исчезавший, как звук далекой тонкой пилы, –и надежда погасла так же быстро, как и вспыхнула.

Я вернулся к окну и снова стал смотреть на дождь. Потом присел к письменному столу и принялся считать деньги. Я прикидывал, насколько их хватит для Пат, окончательно расстроился и спрятал кредитки.

Я посмотрел на часы. Было около семи. До пробуждения Пат оставалось еще по крайней мере два часа. Я быстро оделся, чтобы успеть еще немного поездить. Это было лучше, чем торчать в комнате наедине со своими мыслями.

Я пошел в мастерскую, сел в такси и медленно поехал по улицам. Прохожих было немного. В рабочих районах тянулись длинные ряды доходных домов-казарм. Неприютные и заброшенные, они стояли под дождем, как старые скорбные проститутки. Штукатурка на грязных фасадах обвалилась, в сером утреннем свете безрадостно поблескивали мутные стёкла окон, а стены зияли множеством желтовато-серых дыр, словно изъеденные язвами.

Я пересек старую часть города и подъехал к собору. Остановив машину у заднего входа, я вышел. Сквозь тяжелую дубовую дверь приглушенно доносились звуки органа. Служили утреннюю мессу, и по мелодии я понял, что началось освящение святых даров, – до конца богослужения оставалось не менее двадцати минут.

Я вошел в сад. Он тонул в сероватом свете. Розы еще цвели, с кустов стекали капли дождя. Мой дождевик был довольно просторен, и я мог удобно прятать под ним срезанные ветки. Несмотря на воскресный день, в саду было безлюдно, и я беспрепятственно отнес в машину охапку роз, затем вернулся за второй. Когда она уже была под плащом, я услышал чьи-то шаги. Крепко прижимая к себе букет, я остановился перед одним из барельефов крестного пути и сделал вид, что молюсь.

Человек приблизился, но не прошел мимо, а остановился. Почувствовав легкую испарину, я углубился в созерцание барельефа, перекрестился и медленно перешел к другому изображению, чуть поодаль от галереи. Шаги последовали за мной и вновь замерли. Я не знал, что делать. Сразу идти дальше я не мог. Надо было остаться на месте хотя бы столько, сколько нужно, чтобы повторить десять раз «Богородице Дево, радуйся!» и один раз «Отче наш», иначе я бы выдал себя. Поэтому я не двигался, но, желая понять в чем дело, осторожно посмотрел в сторону с выражением достойного недоумения, словно было оскорблено мое религиозное чувство.

Я увидел приветливое круглое лицо священника и облегченно вздохнул. Зная, что он не помешает мне молиться, я уже считал себя спасенным, но тут я заметил, что стою перед последним этапом крестного пути. Как бы медленно я ни молился, через несколько минут всё должно было кончиться. Этого он, видимо, и ждал. Затягивать дело было бесцельно. Поэтому, напустив на себя безучастный вид, я медленно направился к выходу.

– Доброе утро, – сказал священник. – Хвала Иисусу Христу.

– Во веки веков аминь! – ответил я. Таково было церковное приветствие католиков.

– Редко кого увидишь здесь так рано, – сказал он приветливо, посмотрев на меня детскими голубыми глазами.

Я что-то пробормотал.

– К сожалению, это стало редкостью, – продолжал он озабоченно. – А мужчин, молящихся у крестного пути, вообще почти никогда не видно. Вот почему я так обрадовался и заговорил с вами. У вас, конечно, какая-нибудь особая просьба к богу, если вы пришли так рано да еще в такую погоду…

«Да, чтобы ты поскорее шел отсюда», – подумал я и с облегчением кивнул головой. Он, видимо, не заметил, что у меня под плащом цветы. Теперь нужно было поскорее избавиться от него, не возбуждая подозрений. Он снова улыбнулся мне:

– Я собираюсь служить мессу и включу в свою модитву и вашу просьбу.

– Благодарю вас, – сказал я изумленно и растерянно.

– За упокой души усопшей? – спросил он.

На мгновение я пристально уставился на него и почувствовал, что букет выскользает у меня. – Нет, – поспешно сказал я, крепче прижимая руку к плащу.

Беззлобно и внимательно смотрел он на меня ясными глазами.

По-видимому, он ждал, что я объясню ему суть моей просьбы к богу. Но в эту минуту ничего путного не пришло мне в голову, да к тому же мне и не хотелось врать ему больше, чем это было необходимо. Поэтому я молчал.

– Значит, я буду молиться о помощи неизвестному, попавшему в беду, – сказал он наконец.

– Да. Я очень вам благодарен.

Он улыбнулся и махнул рукой:

– Не надо благодарить. Всё в руках божьих. – Он смотрел на меня еще с минуту, чуть вытянув шею и наклонив голову вперед, и мне показалось, будто его лицо дрогнуло. – Главное, верьте, – сказал он. – Небесный отец помогает. Он помогает всегда, даже если иной раз мы и не понимаем этого. – Потом он кивнул мне и пошел.

Я смотрел ему вслед, пока за ним не захлопнулась дверь. «Да, – подумал я, – если бы всё это было так просто! Он помогает, он всегда помогает! Но помог ли он Бернарду Визе, когда тот лежал в Гоутхолстерском лесу с простреленным животом и кричал, помог ли Катчинскому, павшему под Гандзееме, оставив больную жену и ребенка, которого он так и не увидел, помог ли Мюллеру, и Лееру, и Кеммериху, помог ли маленькому Фридману, и Юргенсу, и Бергеру, и миллионам других? Проклятье! Слишком много крови было пролито на этой земле, чтобы можно было сохранить веру в небесного отца!»

x x x

Я привез цветы домой, потом пригнал машину в мастерскую и пошел обратно. Из кухни доносился аромат только что заваренного кофе и слышалась возня Фриды. Как ни странно, но от запаха кофе я повеселел. Еще со времен войны я знал: важное, значительное не может успокоить нас… Утешает всегда мелочь, пустяк…

Едва за мной щелкнул замок входной двери, как в коридор выскочил Хассе с желтым опухшим лицом и красными утомленными глазами. Мне показалось, что он спал не раздеваясь. Когда он увидел, что это я, на его лице появилось выражение беспредельного разочарования. – Aх, это вы… – пробормотал он.

Я удивленно посмотрел на него:

– Разве вы ждали так рано кого-нибудь?

– Да, – сказал он тихо. – Мою жену. Она еще не пришла. Вы не видели ее?

Я покачал головой.

– Я ушел час назад.

Он кивнул:

– Нет, я только подумал… ведь могло случиться, что вы ее видели.

Я пожал плечами:

– Вероятно, она придет позднее. Вы ей не звонили?

Он посмотрел на меня с какой-то робостью:

– Вчера вечером она ушла к своим знакомым. Не знаю точно, где они живут,

– А вы знаете их фамилию? Тогда можно справиться по телефону.

– Я уже пробовал. В справочном бюро такой фамилии не знают.

Он посмотрел на меня, как побитая собака.

– Она говорила о них всегда так таинственно, а стоило мне спросить, как она начинала злиться. Я и перестал. Я был рад, что ей есть куда пойти. Она всегда говорила, что я хочу лишить ее даже такой маленькой радости.

– Может быть, она еще придет, – сказал я. – Я даже уверен, что она скоро придет. А вы не позвонили на всякий случай в скорую помощь и в полицию?

– Всюду звонил. Там ничего не известно.

– Ну что ж, – сказал я, – тогда тем более не надо волноваться. Может быть, вчера вечером она плохо себя почувствовала и осталась ночевать. Ведь такие вещи часто случаются. Через час-другой она, вероятно, будет здесь.

– Вы думаете?

Отворилась дверь кухни, и оттуда вышла Фрида с подносом в руках.

– Для кого это? – спросил я.

– Для фройляйн Хольман, – ответила она, раздражаясь от одного моего вида.

– Разве она уже встала?

– Надо думать, что встала, – ответила Фрида, готовая сцепиться со мной, – иначе она, наверно, не позвонила бы мне.