Демоны вне расписания - Осипов Сергей. Страница 58

Настя взяла пластиковый прямоугольник, на котором был выдавлен длинный ряд цифр.

– Если сейчас тут вдруг начнется какое-нибудь представление типа того, что было в Старых Пряниках, беги куда глаза глядят, я прикрою. Но потом позвони по этому номеру. Тебя встретят и о тебе позаботятся. Обязательно позвони, слышишь? Это касается не только тебя, это касается таких вещей, что… Господи, Настя, ты так смотришь на меня, как будто не веришь ни одному моему слову.

– Я стараюсь, но… У меня плохо получается.

Дверь закусочной распахнулась, и вошли двое мужчин в мокрых куртках. Настя невольно напряглась, а Филипп Петрович порылся в сумке, достал оттуда газету с объявлением о поиске Насти и накрыл ею пистолет.

– А может быть, все и обойдется, – успокаивающе сказал он. – Бывает ведь такое.

Двое мужчин огляделись, равнодушно скользнули взглядами по Насте и Филиппу Петровичу и затем обосновались в противоположной части закусочной. Они сбросили куртки, пригладили мокрые волосы и направились к стойке. Настя приготовилась наблюдать, как те будут будить буфетчика, однако из подсобного помещения внезапно появилась заспанная молодая женщина.

– Может, они просто водители? – сказала Настя, глядя, как двое подошли к буфетной стойке и о чем-то разговаривают с женщиной. Прошло уже минут пять с момента появления мужчин в мокрых куртках, а ничего ужасного не случилось.

– Если они просто водители, то я танцую в кордебалете Большого театра, – скептически заметил Филипп Петрович.

– Да, я вас там видела. В «Лебедином озере».

Филипп Петрович криво усмехнулся.

– Терпеть не могу балет, – шепнул он, словно делился интимным секретом. – Но я все же попробовал бы влезть в пачку, если бы ты наконец сказала мне, где в последний раз видела Дениса Андерсона.

Настя вздохнула. Двое мужчин вернулись за свой столик, женщина заторможенно-лунатическими движениями загружала микроволновку, радио придерживалось прежней хрипло-ностальгической волны, и, честно говоря, никакой опасности для себя Настя в этом не видела.

Но тогда тем более не было опасности в том, чтобы выпустить наружу часть путаных воспоминаний, которые несколько часов назад вернулись к Насте и теперь бились у нее в памяти, словно стая летучих мышей, запертых на тесном чердаке и неистово ищущих выход.

– Три сестры, – сказала Настя и внимательно посмотрела на Филиппа Петровича, чтобы уловить его реакцию. Реакцией Филиппа Петровича было удивление.

– Как? – переспросил он. – Три сестры?

– Да. Мне кажется, что так.

– И что это значит?

Настя пожала плечами:

– Я просто помню, что Денис сказал: «Три сестры».

Нет, вдруг поняла Настя, он не сказал «Три сестры». Он крикнул: «Три сестры!» Зачем он это крикнул? И что это означало? Настя недоуменно посмотрела на Филиппа Петровича и как в зеркале увидела на его лице столь же глубокое недоумение.

– Это что, пьеса? – предположил Филипп Петрович, глядя куда-то за спину Насти. – Вы ходили в театр?

– Не знаю. Я не знаю, что это значит, но только…

Пальцы Филиппа Петровича, барабанившие по столу в минимальной близости от пистолета, вдруг метнулись под газету, и Настя испуганно замолкла.

А хотела она сказать вот что. «Три сестры» – это были последние слова, которые Настя услышала от Дениса Андерсона. Произнеся их, Денис Андерсон стал безликой тенью и сгинул.

10

Потом ей пришлось еще раз идти по этому коридору в одиночку в сентябре, и тогда она уже знала, чего ей ожидать, поэтому если и дрожала Настя, то не от страха, а от брезгливого неприятия этого мерзкого места.

А вот в первый раз ее заставлял биться в беспрестанной дрожи самый натуральный ужас. Настя вцепилась в руку Дениса, но это не спасало – ей казалось, что ладонь Дениса холодеет, как будто из нее высасывают жизненные силы. И сама Настя чувствовала, как слабеет и телом, и разумом – все перевешивает страх, делая каждый следующий шаг все тяжелее и тяжелее, изгоняя все мысли, кроме одной – надо бежать, надо бежать отсюда, повернуться и бежать что есть духу…

Но духу оставалось все меньше и меньше.

– Оставь ее здесь, – сказал Ключник, и Денис послушно выпустил Настину руку. Она еще не успела осмыслить этот ужасный факт и инстинктивно потянулась за Денисом, но пальцы тыкались в холодную пустоту. Намеренно или нет, но Настю оставили в той части коридора, куда мутный свет болтающейся под потолком одинокой лампочки уже не доходил, а до большого зала со множеством свечей было ещё довольно далеко. Настя некоторое время стояла неподвижно, затерянная посреди темноты, а потом у неё закружилась голова, и, чтобы удержаться на ногах, Настя выбросила вперед руку. Наткнулась она на нечто влажное, холодное и скользкое, а потому немедленно отдёрнула руку и постаралась мелкими шажками отодвинуться подальше от невидимого, но отвратительного предмета. С третьим шажком она почувствовала столь же влажное, холоднде и скользкое своими лопатками и тут же дернулась вперед, замерев где-то посреди коридора и издав вздох облегчения. То есть это замышлялось как вздох облегчения, но на самом деле из горла Насти раздался жалобный писк, совершенно недостойный второкурсницы, имевшей как-то смелость поругаться с заместителем декана по учебной работе.

Хуже всего, что, словно в ответ на этот Настин писк, похожий звук раздался откуда-то снизу, с пола, и затем что-то коснулось ее ноги, что-то коснулось голой щиколотки и попыталось проползти выше. Настины брюки по моде того лета едва прикрывали колени, поэтому контакт с невидимой тварью получился прямым и впечатляющим. Настя судорожно задергала ногой и, повизгивая, отскочила в сторону. Ведя рукой по стене и уже не обращая внимания на то, что она влажная, скользкая и холодная, Настя быстро-быстро направилась в ту сторону, куда пару минут назад ушли Денис и Ключник. Несмотря на все полученные в коридоре травматические впечатления, Настя все же сообразила, что ей не стоит бегать по здешним коридорам с топотом и паническими воплями. Ключнику это не понравится, а значит, планы Дениса, в чем бы они ни состояли, можно будет выбрасывать на помойку. А поскольку Настя полезла в эту жуткую дыру не для того, чтобы их рушить, а чтобы Денису помочь, значит, и дальше надо было действовать в прежнем направлении.

Она остановилась и попыталась дышать глубоко и ровно. Она положила ладонь на грудь, чтобы успокоить колотящееся сердце. Она сосредоточилась на мысли, что вот еще немного, еще пять-шесть-семь минут, и они с Денисом выберутся из этой дыры, причем не просто так, а с чувством выполненного долга. У него свой долг, у нее – свой. И как только они выберутся на свет божий, вот уж тогда Настя устроит Денису такие разборки, что мало не покажется; вот уж тогда она припрет его к стенке и заставит выложить всю правду; вот уж тогда…

Тут до нее стали доноситься голоса. Поначалу Настя приняла их за симптомы собственной прогрессирующей шизофрении, но потом в одном из голосов явно услышался Денис, да и говорили там такое, что лучше было признать эти голоса за сторонние. Ибо если согласиться, что в черепушке у тебя три мужских голоса ведут совершенно дикие разговоры, то надо срочно покупать смирительную рубашку посимпатичнее и идти сдаваться в психиатрическую лечебницу.

Позже, по сути уже в другой жизни, пережив и шестое сентября, и Старые Пряники, Настя так и не смогла толком вспомнить, о чем разговаривали тогда Денис, Ключник и высокий худой мужчина в темных очках. Она помнила только свое впечатление от разговора – «дикость какая-то».

Еще позже, пережив уже и ночной кошмар в придорожном кафе в семидесяти километрах от Старых Пряников, пережив еще много чего, Настя вспомнила кое-какие обрывки той беседы. Они всплывали в ее памяти так неожиданно, как быстрая полноводная река вдруг выбрасывает на берег странные предметы, подхваченные ею где-то выше по течению, – без пояснительных записок, без комментариев, без объяснений. Части чего-то целого, перенесенные во времени и пространстве и ставшие загадкой, смутным намеком на целое, – как кусок мозаичного панно или уголок книжной страницы, найденные через тысячи лет уже другой расой, пришедшей на смену своим неудачливым предшественникам.