Итальянское каприччио, или Странности любви - Осипова Нелли. Страница 61
— Не может быть… не может быть, — шептала Наташа, в ужасе глядя на Олега.
— Что не может быть — что подписал? — усмехнулся Олег. — Но ваша подруга, моя бывшая жена, получила комнату?
— Я не о том… какой ужас… какой ужас… — повторяла Наташа.
— Вы не знали? — вдруг дошло до Олега.
— Нет… ничего не знала… клянусь… Ни я, ни Аня… Мы думали — фирма, Дим Димыч так сказал: фирма…
— Правда? — Теперь Олег глядел на Наташу с ужасом.
— Святая правда, — и Наташа неожиданно для Олега перекрестилась.
Олег уставился на враз потускневшую Наташу. Ему показалось, что эта здоровая, красивая, еще минуту назад такая благополучная женщина грохнется сейчас в обморок. На них уже обращали внимание. Он подхватил ее под руку и повел к боковому выходу в Козицкий переулок.
— Что же мне делать? — У Наташи из глаз покатились слезы.
— Не надо плакать. Давайте посидим где-нибудь спокойно.
«Спокойно?» — удивился он своим словам. О каком спокойствии могла идти речь, если он, старый дурак, мог вымолить у Ани прощение, а вместо этого оскорбил ее!
Олег повел Наташу вверх по переулку, к Тверской, потом по подземному переходу — к магазину «Армения» и вниз по Тверской к Большому Гнездниковскому переулку. Наташа шла как во сне, ничего не спрашивая, ничему не удивляясь. Они завернули в переулок и зашли в недавно открытое здесь «Русское бистро». На втором этаже он усадил ее за столик, взял какой-то напиток, к которому ни он, ни она не притронулись, и заговорил, словно продолжая свои мысли вслух:
— Понимаете, если бы я тогда умолял, просил ее, я, наверное, смог… Ведь я до сих пор не могу ее забыть. У меня было много женщин, признаюсь. Ну такой я, что со мной поделаешь, но за свою многогрешную жизнь я любил только ее, только Аню. И я же ее оттолкнул, оскорбил. Да как я мог на мгновение поверить, что она участвует в сговоре с бандитами, во всей этой грязной истории! Понимаете, Наташа, я же оскорбил ее только одной мыслью о такой возможности…
Олег говорил все на одном дыхании, глядя перед собой, но вдруг словно наткнулся на перекошенное от страдания лицо Наташи, на ее остановившийся, словно у мертвого, взгляд и осознал, что перед ним жена главного бандита, растерянная, беспомощная, тоже ни о чем не подозревавшая и сейчас внезапно прозревшая.
— Ради бога, простите меня, Наташа, — заговорил он, взяв ее за руку.
— Я жду от него ребенка, — сказала она глухо. Олег сжал ей руку.
— Я сделаю аборт, — безжизненным голосом продолжала она, глядя поверх его головы.
— Наташа, ну что вы говорите, при чем здесь ребенок, маленький не родившийся еще человечек ни в чем не виноват.
— Я не вернусь домой.
— Наверное, я не лучший советчик в таких делах, но постарайтесь не принимать скоропалительных решений. Подождите, обдумайте все, посоветуйтесь с кем-нибудь.
— С кем мне советоваться, если у меня муж бандит.
— Поезжайте к Деле, она девочка разумная, сильная. Поговорите с ней.
— Я только что от нее. — вновь заплакала Наташа.
— Не важно. Должен же быть какой-то выход. Дождитесь Аню. Когда она возвращается?
— В конце месяца.
— Вот втроем и обсудите все. А сейчас я возьму такси и отвезу вас к Деле.
— Спасибо, я на машине, — ответила Наташа, поднимаясь.
— Вы сможете вести?
— Смогу.
Они простились.
«Не самое лучшее состояние для знакомства с итальянским продюсером», — подумал Олег и зашагал к бульварам, откуда рукой подать до Машиного дома.
Маша встретила его в дверях, одобрила покупки и быстро зашептала:
— Если у тебя возникнут или уже есть какие-нибудь идеи, не выдавай с ходу ничего без гарантий. Будь мудр, как змей, иначе эти гаврики оттяпают замысел вместе с рукой, приговаривая при этом, как истинные католики, что не оскудеет рука дающего.
— Не держи меня за круглого идиота, — ответил он. Когда Олег, выяснив, что один из трех продюсеров миланец и что именно он интересуется историей культурных контактов наших стран, хорошо с ним выпил, и они совсем по-русски говорили, не слушая друг друга, на кошмарном английском с великолепным презрением к его грамматике и произношению о великих традициях своих стран, об итальянской опере в Петербурге, о Мазини, покорившем российскую столицу, о Карузо и еще о многом другом. Продюсер вздохнул с сожалением и заметил, что все перечисленные имена были гастролерами в России, а такой поворот темы уже разработан и приелся. Вот если бы гастролером оказался бы русский и приехал в Италию… Но увы, никого нет, кроме Шаляпина, — а кто может сыграть гения?
Тут Олег не выдержал и сказал, что знает молодого конгениального фактурного актера.
— Разве можно спеть за Шаляпина? Все равно что петь за Дель Монако… — отмахнулся продюсер.
— Он не поет. Он драматический актер. Продюсер мгновенно протрезвел, во всяком случае, так показалось Олегу.
— Он живет в Москве?
— Нет.
— Возраст?
— Двадцать шесть лет.
— Рост?
— Метр восемьдесят пять.
— О, да вы все о нем знаете!
— Еще бы, он снимался у меня. Он актер Нижегородского театра.
— Я должен посмотреть его. Это можно устроить?
— Не уверен. Думаю, театр сейчас на гастролях.
На следующий день Олег воочию убедился, что настоящий западный продюсер такая далекая от нас планета, до которой нашим киноорганизаторам еще лететь и лететь.
Все получилось за несколько утренних часов. А вечером они уже смотрели спектакль в Твери, где театр гастролировал, и поздно ночью вернулись в Москву.
Еще через несколько дней они были на «ты» и летели в Милан, куда продюсер пригласил Олега, предупредив заранее, что август в Италии мертвый месяц — все отдыхают, разъезжаются по курортам и даже большинство магазинов просто закрываются. И когда в ответ Олег в недоумении спросил, чем же они займутся, если никого нет на месте, продюсер рассмеялся:
— Во-первых, театр Ла Скала даже в августе стоит на своем привычном месте, и очень хорошо, что сейчас нет спектаклей, потому что мы с тобой все хорошенько осмотрим — от гримуборных до оркестровой ямы. Во-вторых, тебе надо вживаться в «колор локаль» и писать синопсис, в-третьих, мы должны оба отдохнуть в моем домике в горах, в-четвертых, тебе надо учить итальянский, в-пятых…
— Баста, баста! — взмолился Олег.
— О! Ты уже начал говорить по-итальянски? И оба расхохотались.
Все дни Олега не оставляла надежда вымолить прощение у Ани. Ирине он оставил письмо, где написал, что рецидив в их отношениях был ошибкой и что они оба, как ему кажется, давно поняли это.
Первый месяц в Италии пролетел незаметно. Турин стал своим, знакомым. Аня уже не заглядывала в путеводитель и не расспрашивала Лену, перед тем как пойти куда-нибудь днем. Она предпочитала искать дорогу сама, ощущая прелесть слияния с жизнью города. Но как и в первые дни, ежеминутно восхищалась чистотой улиц, магазинов, многочисленных кафе и пиццерий и тем, как бережно относятся туринцы к своим домам — старым и новым.
Она все чаще стала вставлять итальянские слова в английскую речь. Получалось очень забавно. Марио смеялся над ней, она смеялась вместе с ним, но однажды, когда он слишком уж потешался, обиженно сказала:
— А ты попробуй изучать русский, тогда и я посмеюсь над тобой!
— А что? — неожиданно отреагировал Марио. — Это идея! Когда начнем?
Пока Аня растерянно смотрела на него, Лена и Франко подхватили, уговорили, и было решено начать уроки русского языка.
— У меня нет опыта преподавания языка, — слабо сопротивлялась Аня.
— Зато у тебя опыт школьной учительницы, — парировал Марио.
— Он будет очень стараться, — заверил Франко с хитрющей улыбкой на лице.
— В знак благодарности приглашаю свою будущую учительницу поехать со мной в субботу в Верону.
Город очаровал Аню бесконечными чудесами: площадь Данте, дворец семьи Делла Скала, башня Ламбарти и конечно же потрясающий театр «Арена ди Верона», построенный еще римлянами, где до сих пор дают представления лучшие оперные труппы Европы.