Ненависть - Остапенко Юлия Владимировна. Страница 39
Она не издала ни звука. Просто отдернула покрывало, швырнув жестяную миску с похлебкой о каменную стену, и встала: белая, как смерть, голая, с окровавленной повязкой на плече, с превратившейся в колтун рыжей косой, темная, страшная.
— А ну ляг! — заорал мужик, и она наотмашь ударила его по зубам.
Мужик повалился на спину, заорал. В камеру немедленно вбежал его напарник, мгновенно оценил обстановку, рванулся вперед, схватил Диз за горло, тряхнул, впился в раненое плечо. Но она уже обмякла в его руках, уже падала, кружась и подрагивая, в залитый солнечным светом сад, в маленькую Диз даль Кэлеби, в Диз даль Кэлеби без косы…
«Мама! Мама, Миледи Мамочка!»
«Что, Диз?»
«Мама! Мне так больно, мама!»
«Перестань, Диз. Прекрати».
Белое лицо в оконном проеме. Крик — сдавленный, хриплый. Спертое прерывистое дыхание: «Тихо, ти-ихо, ш-ш-ш…»
«Мама!»
«Ну что такое?»
«Мама, они обижают меня, мама!»
«Не говори ерунды. — Голос мамы такой спокойный, такой уверенный, так трудно не успокоиться, так трудно не поверить… — Твои братья любят тебя. Мы все любим тебя. И они желают тебе добра. Все желают тебе добра».
«Но…»
«Молчи, Диз! Когда говорят старшие, надо молчать! И слушать, и делать то, что они говорят! Старшие лучше знают, тебе понятно?!»
Белое лицо за окном, и опять то самое дыхание. Очень больно. От слез не видно неба. С неба падает снег.
«Ну-ка, дочка, расскажи, что делают твои братики. Мама говорит, ты жалуешься, будто они тебя обижают?»
«Н-нет, Милорд Отец… Они…»
«Что они делают? Говори, не бойся».
«Они меня… г-гладят… и…»
«Конечно, гладят, они ведь тебя любят. Почему братья не могут погладить свою сестру?»
«Но мне больно!»
«Диз, ты же знаешь, что твои братья — дворяне. Они никогда не сделают больно леди. Всё, что они делают для леди, хорошо. Всё, что они делают для леди, правильно».
Белое лицо. В снегу. Белая улыбка, мертвая, синие губы, скованные коркой льда.
«Я…»
«Они всё делают правильно. Хватит говорить глупости», — произносит отец, и его улыбка такая же белая и жаркая, как улыбка белого лица, как колючки снежного лица за окном. И Диз осознает: он всё понимает.
Он всё понимает.
«Мама, мама, Миледи Мама…»
«Ш-ш»…
— Ш-ша, тихо, девка!
— Пустите меня, — выдохнула Диз, вцепившись в грубую горячую руку, запустив восковые пальцы в жесткие курчавые волосы, — пустите, пожалуйста! Я не могу… я должна…
— Ну да, должна ты… Лежи, девка…
— Пожалуйста! Я умоляю вас! Я должна успеть! Я должна догнать его! — Она рыдала, содрогаясь всем телом и в отчаянии прижимаясь к равнодушной чужой руке. — Пожалуйста, пожалуйста, я должна успеть убить его!
— Что-о?! Еще кого-то порешить хочешь?! И меня в пособники кличешь? Ну вконец обнаглела!
— Пожалуйста… — Слезы градом катились по ее пылающему лицу, она захлебывалась и давилась ими, но продолжала умолять: — Прошу вас! Я должна успеть… Тогда я не успела, он пришел раньше меня. Теперь я должна успеть! Я не могу опоздать, не могу!
— Скоро тебе спешить будет некуда, — с внезапным дружелюбием ответил тюремщик и, осторожно отняв от своего предплечья слабые руки, уложил Диз на подушку.
— Пожалуйста… Теперь я должна успеть… — Тряпка, смоченная в травах, легла на ее лоб.
— Тихо. Спи. Бедолага…
«Диз!»
Она вздрогнула, разжала пальцы, спохватилась, отчаянно попыталась удержать вываливающийся из рук предмет, но не успела. Сталь пронзительным звоном рассекла гулкую тишину зала, мелко задрожала на мраморном полу.
«Диз?!»
Она подняла голову, сцепив зубы с такой силой, что свело скулы. Гэрет почти бежал к ней через зал, гремя шпорами. Мимолетный взгляд в ее застывшее лицо, потом вниз — изумленный, недоверчивый. Он наклонился, поднял с пола то, что она уронила, посмотрел на увешанную оружием стену, на короткий клинок в своих руках, снова на Диз.
«Ты что здесь делала?»
Она молчит. Сцепила зубы и молчит, словно на допросе, на котором ни слова нельзя проронить. Ни словечка. Иначе — конец.
Рука в железной перчатке сжала ее плечо…
…плечо! о Господи, мое плечо!..
…Встряхнула. Та самая рука, которая когда-то была нежной. Она и теперь иногда бывает нежной… но Диз ненавидит эту нежность в тысячу раз сильнее, чем ее нынешнюю грубость.
«Что ты делаешь в оружейной, я спрашиваю?! Зачем сняла меч? Черт, да как у тебя силенок-то хватило?!»
Диз дернула плечом, порывисто, брезгливо. Гэрет криво улыбнулся, подхватил ее под локоть:
«Ну ладно, пойдем».
«Куда еще?» — огрызнулась Диз, безуспешно пытаясь вырвать руку.
«Увидишь!»
Они уже не дарят ей кукол. Давно не дарят. Теперь Гэрет просто приходит за ней, когда ему вздумается, — вернее, когда вздумается Райдеру. И пусть она только посмеет не пойти. Пусть только попробует.
«Ложись», — грубо сказал Райдер, как только Гэрет втолкнул Диз в его комнату. Он стоял лицом к окну, в латах, хмурый и темный, как туча. Диз на миг застыла, потом мотнула головой. «Нет».
Райдер обернулся. Диз отшатнулась. Он подошел к ней, положил руки ей на плечи. Совсем не грубо, вопреки ее ожиданиям, но выражение его лица, вернее, неподвижной маски, которая его сегодня заменяла, ударило сильнее кулака.
«Диз, ты знаешь, что мать решила отправить тебя в пансион?»
Она не знала. Хотя давно пора. В самом деле, давно ведь уже пора — ей десять лет, и все ее сверстницы учатся в пансионах… Все, но — не она. Она была нужна здесь. А вот теперь… Это замечательно… Так замечательно… Так…
«Правда?» — хрипло переспросила Диз. Райдер кивнул, не убирая рук с ее плеч. «Правда…» — прошептала она. «Диз… Ну… — кажется, Райдер был растроган. — Ну не надо, сестренка, перестань. Ну не реви, ты ведь уже большая».
«Правда…» — шептала она, и жгучие слезы яростной радости струились по ее впалым щекам. Узкие синие глаза взметнулись к расслабившемуся лицу брата.
«Вот что, — подобревшим голосом проговорил он, — сегодня мы с Гэретом уходим в поход… ты же знаешь? До твоего отъезда мы не вернемся. Давай сделаем так, чтобы это прощание нам запомнилось, хорошо?»
Диз сдержала клокочущий истеричный смешок, рвущийся из горла. Прощание! О, прощание — ни одно слово никогда не звучало в устах ее брата так сладко! Прощание! Я уеду отсюда, наконец уеду отсюда, и, если мне немного повезет, вас обоих убьют на войне до того, как я вернусь, и…