Доводы рассудка - Остин Джейн. Страница 29

Он присел с ними и весьма оживил общий разговор. Без сомнения, он был человек умный. И десяти минут достало, чтобы в этом убедиться. Тон его, способ выражаться, предметы, какие он избирал, уменье вовремя остановиться – все свидетельствовало об уме тонком и внимательном. При первой же возможности он завел речь о Лайме, желая сопоставить их наблюдения, но еще более того желая подивиться тому, как странно судьба их привела остановиться в одно время в одной гостинице; узнать о путях Энн; поведать о своих и выразить сожаление, что он упустил тогда возможность засвидетельствовать ей свое почтение. Она рассказала ему о том, что выпало ей на долю в Лайме. Он слушал с возраставшим участием. Он одиноко провел вечер в соседнем с ними нумере; он слышал голоса, слышал общее веселье; решил, что они, верно, восхитительные люди, и рвался к ним душою, не имея, разумеется, ни малейшего подозрения о том, что он вправе им представиться. Ему бы спросить, кто они такие! Имя Мазгроув многое бы ему сказало. Что же, это отучит его от пагубного обычая никогда ни о чем не справляться в гостиницах, какой он взял себе за правило с юных лет, полагая, что любопытство не пристало человеку светскому.

– Никто, решительно никто не имеет более нелепых понятий о том, как следует себя вести, дабы не ударить лицом в грязь, – сказал он, – чем двадцатилетний молодой человек. Средства, какие он избирает, глупостью своею могут равняться лишь с теми целями, какие он себе ставит.

Но он не мог обращаться к одной только Энн. Он понимал это. Он стал поддерживать общий разговор, лишь изредка возвращаясь к Лайму. Постепенно, однако, он расспросил ее о том, что там произошло вскоре по его отъезде. Узнав о несчастном случае, он уже хотел узнать все подробности. Сэр Уолтер с Элизабет присоединились к его расспросам, но какая же тут была ощутима разница! Энн могла сравнить мистера Эллиота лишь с леди Рассел по тому, как искренне желал он охватить умом случившееся и как чутко понимал он, скольких мук стоил Энн ее рассказ.

Он пробыл с ними долго. Изящные часики на камине серебристо вызвонили одиннадцать раз, [14] а дальняя колотушка ночного сторожа уже начинала им вторить, когда мистер Эллиот и все остальные спохватились, что он засиделся.

Энн и надеяться не смела, что первый ее вечер на Кэмден-плейс может пройти так приятно.

ГЛАВА XVI

Было одно обстоятельство, в котором Энн, воротившейся в семейное лоно, хотелось бы удостовериться куда более, чем в том, что мистер Эллиот влюблен в Элизабет. Ей бы очень хотелось удостовериться, что отец ее не влюблен в миссис Клэй; но в первые часы пребывания дома ей отнюдь это не удавалось. На другое утро, спускаясь к завтраку, она поняла, что милая дама благородно прикинулась, будто собирается с ними расстаться. Миссис Клэй, верно, сказала, что, раз приехала мисс Энн, сама она им вовсе не нужна, ибо Элизабет громким шепотом возразила: «Никакой вам нет причины уезжать. Уверяю вас, ровно никакой. Она для меня ничто в сравнении с вами»; а как раз когда она входила в дверь, отец ее произнес: «Сударыня, я не могу согласиться с вашим решением. Вы еще совсем не видели Бата. Вы только нам помогали. Не покидайте же нас теперь. Вы должны еще познакомиться с миссис Уоллис, с красавицей миссис Уоллис. Я знаю, для вашей благородной души созерцание красоты есть истинное наслаждение».

Он говорил с такой убежденностью, что Энн не удивилась, заметя, как миссис Клэй украдкой глянула на нее и на Элизабет. Собственные ее черты, быть может, выразили недоумение; но ее сестрицу эти хвалы благородной душе, кажется, ничуть не смутили. Милой даме оставалось уступить соединенным мольбам, и она обещала не уезжать.

В то же утро, когда Энн оказалась с отцом наедине, он одобрил изменения в ее внешности; объявил, что она «не так тоща, как прежде; кожа, цвет лица значительно улучшились; она теперь глаже, свежее. Чем она пользовалась?» – «Да ничем». – «Только „Гауленд“? [15] – «Да ничем вовсе». – «Ба! Удивительно». И, помолчав, он прибавил:

– Разумеется, тебе следует продолжать в том же духе. От добра добра не ищут. Не то я тебе рекомендовал бы «Гауленд», постоянное потребление «Гауленда» в весенние месяцы. Миссис Клэй пользовалась им по моей рекомендации, и сама видишь, какую он сослужил ей службу. Веснушек и следа не осталось.

Услышала бы Элизабет! Уж такие хвалы заставили бы ее призадуматься, тем более что Энн вовсе не заметила, чтобы веснушек хоть сколько-нибудь убавилось. Да, верно, чему быть, того не миновать. И вреда от этого брака куда меньше будет, если Элизабет тоже вступит в брак. Ну, а сама она всегда найдет прибежище подле леди Рассел.

Визиты на Кэмден-плейс были сущим испытанием для сдержанности и учтивости леди Рассел. Видя миссис Клэй в таком фаворе, а Энн в таком небрежении, она, когда бывала там, не могла постоянно не раздражаться; а когда там не бывала, она тоже огорчалась все время, какое у человека в Бате, пьющего воды, следящего за всеми печатными новинками, имеющего самый обширный круг знакомства, еще остается на огорчения.

Сведя знакомство с мистером Эллиотом, она, однако, ко всем прочим сделалась снисходительней, а быть может, холодней. Его манеры тотчас его рекомендовали; и, побеседовав с ним, она нашла в нем столько серьезности, вполне искупавшей его легкомыслие, что, как сама она потом признавалась Энн, она сначала едва не воскликнула: «И это мистер Эллиот?» и вообразить даже не могла никого более приятного и достойного ее уважения. Все сочеталось в нем: проницательность, точность суждений, знание света и доброе сердце; в нем сильно было чувство семейной привязанности и семейной чести, однако вовсе без заносчивости и пристрастия; он жил свободно, как и подобало человеку со средствами, однако не кичась своим богатством; обо всех важных делах имел он свое суждение, однако не бросая вызова мнению света и ни в чем не нарушая правил благоприличия. Спокойный, наблюдательный, сдержанный, чистосердечный молодой человек; никогда не отдавался он во власть минутной прихоти или самолюбия, рядящегося под великодушие; и он умел ценить то, что есть приятного и милого в домашнем кругу, как вовсе это не принято у иных молодых людей с неуемным воображением. Леди Рассел не сомневалась, что он был несчастлив в браке. Так говорил ей полковник Уоллис, да и разве сама она не видела; несчастье, однако, не ожесточило его и (как очень скоро начала она догадываться) не мешало ему подумывать о новом выборе. Ради удовольствия видеть мистера Эллиота она готова была терпеть даже эту несносную миссис Клэй.

Уже несколько лет прошло с тех пор, как Энн поняла, что она и несравненный друг ее не обо всем судят одинаково; и потому ее нисколько не удивляло, что леди Рассел не усматривала ничего странного или подозрительного, ничего, наводящего на мысль о тайной подоплеке, в той настойчивости, с какой мистер Эллиот искал с ними примирения. Леди Рассел находила вполне естественным, что мистер Эллиот, достигнув зрелых лет, задался целью поправить отношения с главою рода, и всякому человеку разумному это рекомендовало его с самой выгодной стороны; ясный рассудок всегда излечивается от глупых заблуждений юности. Энн, однако, позволяла себе слушать леди Рассел с улыбкой и наконец помянула Элизабет. Леди Рассел слушала, смотрела и в ответ лишь уклончиво заметила: «А-а, Элизабет! Пусть будет Элизабет. Поживем – увидим».

Леди Рассел все предоставляла будущему, и Энн по зрелом размышлении решила ей покориться. Сейчас ничего нельзя было заключить. В этом доме Элизабет всегда была первой и обыкновенно окружена такой почтительностью, привыкла к таким знакам вниманья, что больше, казалось уж, некуда. К тому же не следует забывать, что мистер Эллиот всего семь месяцев как овдовел. Промедление его было более чем извинительно. В самом деле, нередко, видя креп на его шляпе, Энн корила себя за непозволительные мысли; как бы ни был несчастлив этот брак, мистер Эллиот слишком долго прожил со своей женою, чтобы вот так, вдруг и разом, забыть печальный опыт, связанный с ее утратой.

вернуться

14

Аллюзия на строки из поэмы Александра Поупа (1688–1744) «Похищение локона»

вернуться

15

«Гауленд" – средство для ухода за кожей лица, рекламировавшееся в „Хронике Бата“ в январе 1814 г.