Мэнсфилд-парк - Остин Джейн. Страница 11

– Ну и хороша же ты, Мэри, не лучше своего братца. Но мы непременно вылечим вас обоих. Мэнсфилд вылечит вас обоих… и безо всяких ловушек. Оставайтесь с нами, и мы вас непременно вылечим.

Вовсе не желая, чтобы их вылечили, Крофорды, однако, очень хотели остаться. Дом викария пришелся Мэри по вкусу в качестве нового пристанища, и Генри тоже готов был задержаться здесь. Он приехал, намереваясь провести у Грантов всего несколько дней, но Мэнсфилд сулил приятное времяпрепровожденье, и ничто не призывало его в какое-либо другое место. Миссис Грант была счастлива оказать гостеприимство им обоим, и доктор Грант соглашался на это с превеликим удовольствием; разговорчивая хорошенькая девушка вроде мисс Крофорд – всегда приятная компания для праздного домоседа; а присутствие в доме мистера Крофорда давало повод что ни день пить кларет.

Восхищенье, которое мистер Крофорд вызвал у сестер Бертрам, они изъявляли куда восторженней, чем то было в обычае у мисс Крофорд. Однако она признавала, что братья Бертрам прекрасные молодые люди, что двух таких сразу не часто встретишь и в Лондоне и что их манеры, особливо манеры старшего, на редкость хороши. Он много бывал в Лондоне, отличался большею живостью и галантностью, и оттого его следовало предпочесть Эдмунду; а то, что он из двоих старший, разумеется, было и еще одним серьезным достоинством. У ней скоро появилось предчувствие, что старший должен понравиться ей больше. Она знала: так ей суждено.

Тома Бертрама и вправду можно было счесть премилым молодым человеком; он был из тех, кто пользуется всеобщей любовью, его умение понравиться было такого рода, которое почитают приятным охотнее, нежели иные свойства более высокие, ибо он непринужденно держался, имел прекрасное расположение духа, широкое знакомство и за словом в карман не лез; а Мэнсфилд-парк и звание баронета, которое ему предстояло унаследовать, тоже не пустяк. Мисс Крофорд вскоре почувствовала, что он сам и его положение могли бы ее устроить. Она огляделась, поразмыслила и сочла, что почти все говорит в его пользу: и парк – настоящий парк пяти миль в окружности, и просторный, современной постройки дом так хорошо расположен и защищен, что ему место в любой коллекции гравюр, изображающих дворянские усадьбы английского королевства, разве только его требуется заново обставить, и сестры у Тома милые, маменька сдержанная, и сам он приятный человек, притом, дав слово отцу, отстал от карточной игры, а в будущем станет сэром Томасом. Это бы очень ей подошло; она была уверена, что следует отнестись к нему благосклонно; и соответственно стала проявлять некоторый интерес к его лошади, которая будет участвовать в скачках.

Из-за скачек он должен был уехать вскоре после того, как началось их знакомство, и поскольку, судя по предыдущим отъездам, семья могла ждать его возвращения лишь через много недель, это подвергло бы его страсть раннему испытанию. Со всем пылом влечения он чего только ни говорил, чтобы склонить ее присутствовать на скачках, и строил планы большого приема, на котором они будут присутствовать, но мисс Крофорд все это занимало лишь как тема для разговоров.

Ну а Фанни, что делала и думала все это время она? И каково было ее мнение о приезжих? Не многие восемнадцатилетние девицы так мало склонны высказывать свое мнение, как Фанни. Сдержанно, лишь изредка имея собеседника, она отдавала дань восхищения красоте мисс Крофорд; но, по-прежнему находя мистера Крофорда весьма некрасивым, хотя кузины постоянно утверждали обратное, об нем вовсе не упоминала. Интерес, который возбуждала она сама, был такого свойства:

– Я уже начинаю понимать вас всех, кроме мисс Прайс, – сказала мисс Крофорд, прогуливаясь с братьями Бертрам. – Скажите на милость, она выезжает или не выезжает?.. Я в недоумении… Она вместе со всеми вами обедала у викария, значит, похоже, она выезжает, и однако ж, она так неразговорчива, что трудно этому поверить.

Эдмунд, к которому прежде всего были обращены эти слова, ответил:

– Я, кажется, представляю, что вы имеете в виду… но не берусь ответить на ваш вопрос. Моя кузина уже не ребенок. По годам и здравому смыслу она взрослая, но выезжает или не выезжает – это выше моего понимания.

– И однако же, в этом очень просто разобраться. Различие столь велико. Манера поведения, а также внешний вид обычно совсем разные. До этого случая мне и в голову не приходило, будто можно ошибиться, выезжает девушка или нет. Если девушка не выезжает, она всегда определенным образом одета, носит, например, скромный капор, кажется очень застенчивой и никогда слова не вымолвит. Можете улыбаться, но, уверяю вас, это так, и так и следует, хотя, случается, в этом чересчур усердствуют. Девушке положено быть тихой и скромной. Самая нежелательная сторона в этом, что, когда девушку вводят в общество, ее поведение часто меняется слишком резко. Иные в самое короткое время переходят от робости к полной ее противоположности – к самонадеянности! Вот в чем недостаток нынешнего порядка вещей. Неприятно видеть девушку восемнадцати, девятнадцати лет, которая так внезапно переменилась, особливо если вы видели ее год назад, когда она едва решалась заговорить. Мистер Бертрам, уж вам-то наверно приходилось иной раз наблюдать такое.

– Разумеется, приходилось. Но едва ли это справедливо. Я вижу, что у вас на уме. Вы подшучиваете надо мною и мисс Андерсон.

– Ни в коем случае. Мисс Андерсон! Я не понимаю, о ком или о чем вы говорите. Я в полном неведении. Но я с величайшим удовольствием стану над вами подшучивать, если вы объясните, о чем речь.

– О, как же ловко вы всё разыграли, но меня не так-то легко провести. Когда вы описывали изменившуюся молодую особу, у вас перед глазами уж наверно была мисс Андерсон. Вы слишком точно ее нарисовали, я не ошибся. Все было именно так. Андерсоны с Бейкер-стрит. Мы как раз вчера о них говорили. Эдмунд, ты ведь слышал, я упоминал Чарлза Андерсона. Как раз тот случай, о котором рассказала сия молодая особа. Когда Андерсон впервые представил меня своему семейству, тому года два, его сестра не выезжала и мне не удавалось втянуть ее в беседу. Однажды утром я просидел там час, дожидаясь Андерсона, в комнате была единственно эта девица да еще маленькая девочка, а может две – гувернантка то ли хворала, то ли отлучилась, маменька же всякую минуту появлялась и исчезала с деловыми письмами; и мне никак не удавалось удостоиться от молодой девицы ни словечка, ни взгляда, никакого подобающего ответа, она поджала губки и отворотилась от меня, да с каким видом! С того дня я не видел ее год. Она стала выезжать. Я встретил ее у миссис Холфорд – и не узнал. Она подошла ко мне, сказала, что мы знакомы, и так пристально на меня глядела, что я совсем смешался, а она знай себе щебечет и смеется, я уж просто не знал, куда деваться. Я чувствовал, что становлюсь всеобщим посмешищем… а мисс Крофорд, без сомнения, слышала эту историю.

– Прелестная история, и столь правдивая, что, осмелюсь сказать, она не к чести мисс Андерсон. Это слишком распространенный недостаток. Маменьки, конечно, еще не совсем верно направляют своих дочерей. Не знаю, в чем состоит их ошибка. Не решусь советовать, как ее избежать, но я, безусловно, вижу, что они часто ошибаются.

– Те, кто своим поведением показывает, как женщине следует себя вести, весьма способствуют исправлению этой ошибки, – галантно заметил мистер Бертрам.

– В чем состоит ошибка, достаточно ясно, – сказал не столь обходительный Эдмунд, – эти девицы плохо воспитаны. Им с самого начала внушили неверные понятия. Их поступки всегда вызываются тщеславием – ни до того, как они начинают появляться на людях, ни после в их поведении нет истинной скромности.

– Ну, не знаю, – нерешительно ответила мисс Крофорд. – Нет, я не могу с вами согласиться. Право же, это далеко не самое важное. Куда хуже, когда девушки, которые еще не выезжают, держатся так же высокомерно и осмеливаются вести себя так же, как если бы выезжали, а я такое видела. Вот это хуже некуда, вовсе отвратительно!