Книга иллюзий - Остер Пол Бенджамин. Страница 19

Она подняла на меня глаза, удивленная моей горячностью, испуганная скрытой яростью, прозвучавшей в моем голосе Я думала, вы хотите увидеть Гектора, сказала она и с этими словами сделала несколько шагов подальше от двери на тот случай, если бы я решил осуществить свою угрозу. После чего снова повернулась ко мне, но уже правым профилем. Так она выглядела иначе: правильный овал лица, гладкая кожа. Вовсе не дурнушка; даже, можно сказать, хорошенькая. Подвижный нервный ум, читавшийся в ее синих глазах, чем-то напомнил мне Хелен.

Фрида Спеллинг меня больше не интересует, сказал я. Слишком долго она заставила меня ждать, слишком много сил у меня ушло на все переживания. На этот крючок я уже не попадусь. Слишком большие надежды, слишком сильное разочарование. На второй заход меня не хватит. Так что тема закрыта.

Прежде чем она успела вставить слово, я закончил свою воинственную тираду последним залпом: я иду принимать ванну. Когда я выйду, надеюсь, вас здесь уже не будет. Не забудьте закрыть за собой дверь.

Не оборачиваясь, я направился к лестнице, показывая гостье, что я ее игнорирую и вообще умываю руки. Я поднимался по ступенькам, когда сзади раздался голос: Вы написали блестящую книгу, мистер Зиммер. Вы имеете право знать, как все было на самом деле. И мне нужна ваша помощь. Если вы откажетесь меня выслушать, произойдет что-то ужасное. Пять минут, больше я не прошу.

Все это звучало весьма мелодраматично, но я не собирался поддаваться на ее мольбы. Дойдя до верхней площадки, я обернулся и сказал: Я не дам вам и пяти секунд. Если вам надо поговорить со мной, позвоните завтра. А еще лучше, напишите. Телефон – это не моя стихия. С этими словами, не дожидаясь ее реакции, я ушел в ванную и запер за собой дверь.

Я отмокал в ванной минут пятнадцать или двадцать. Добавьте сюда время на то, чтобы не спеша вытереться, внимательно изучить в зеркале пострадавший подбородок, переодеться во все сухое, и получится, что я пробыл наверху около получаса. Я никуда не торопился, зная, что застану ее на месте, и настроение мое не улучшилось, я готов был взорваться от переполнявшей меня воинственности и враждебности. Я не чувствовал угрозы со стороны Альмы Грюнд, меня пугала собственная ярость. Я перестал себя понимать. После той дикой выходки на вечеринке у Теллефсонов прошлой весной я затаился, как зверь, и утратил навыки общения с незнакомыми людьми. Единственный, с кем я еще находил общий язык, был я сам – если считать меня живым человеком. Скорее я притворялся живым. Покойник, переводящий книгу другого покойника.

Едва я вышел на лестничную площадку, как она пустилась в извинения, глядя на меня снизу вверх. Она просила прощения за плохие манеры и сокрушалась, что заявилась ко мне вот так, без спросу. Вообще я не из тех, кто по ночам подстерегает людей возле их дома, сказала она, и мне меньше всего хотелось напугать вас. В шесть часов, когда она постучала в мою дверь, сияло солнце. Почему-то она рассчитывала застать меня дома. И не уезжала она столько времени только потому, что ожидала моего возвращения с минуты на минуту.

Сойдя вниз, я заметил, что она причесалась и наложила свежий слой помады. Сейчас она не производила впечатления человека застенчивого и неуверенного в себе, ей удалось собраться, и когда я оказался с ней лицом к лицу и предложил ей сесть, что-то мне подсказало: а ведь она вовсе не такая слабая и беззащитная, как я подумал.

Я выслушаю вас, но не раньше, чем вы ответите на мои вопросы, сказал я. Если ваши ответы меня удовлетворят, я дам вам возможность высказаться. Если нет, я попрошу вас уйти, и больше мы с вами не увидимся. Я понятно выражаюсь?

Вам нужны короткие ответы или обстоятельные?

Чем короче, тем лучше.

С чего мне начать? Я сделаю все, что в моих силах.

Первое: почему Фрида Спеллинг не ответила на мое второе письмо?

Она как раз села за ответ, но тут случилось нечто такое, что она была вынуждена прерваться.

На целый месяц?

Гектор упал с лестницы. В одном конце дома Фрида вооружилась ручкой, а как раз в это время в другом крыле Гектор устремился к лестнице. Даже странно, как эти два момента соединились. Она успела написать три слова – Дорогой профессор Зиммер, – и в эту секунду он споткнулся и полетел вниз. Два перелома ноги, несколько сломанных ребер и здоровенная шишка на голове. На ранчо прислали вертолет, который доставил его в госпиталь в Альбукерке. Во время операции на ноге у него случился инфаркт. Его перевели в кардиологическое отделение, но только дело пошло на лад, как он подхватил двустороннюю пневмонию. Две недели он держался на волоске. Несколько раз нам казалось, что он уже не выкарабкается. Ей было не до письма, мистер Зиммер. Слишком много всего на нас обрушилось. У Фриды голова была занята другим.

Он все еще в госпитале?

Вчера его привезли домой. Я вылетела первым ночным рейсом, в два тридцать приземлилась в Бостоне, взяла машину напрокат и за три с половиной часа добралась до вас. Быстрее, чем идет письмо, не правда ли? Один день, а так было бы три-четыре, если не все пять. А столько Гектор может не протянуть.

Проще было позвонить мне.

Не хотелось рисковать. Вы могли просто повесить трубку.

А в чем состоит ваш интерес? Это мой следующий вопрос. Кто вы и почему в этом участвуете?

Я знаю их, сколько себя помню. Мы очень близки.

Уж не хотите ли вы сказать, что вы их дочь?

Я дочь Чарли Грюнда. Может, вы забыли, но вам встречалось это имя, и не один раз.

Кинооператор.

Да. Он работал на всех картинах Гектора в «Калейдоскопе». Когда Гектор, при поддержке Фриды, решил вернуться в кино, мой отец переехал к ним на ранчо из Калифорнии. Это было в сороковом году. В сорок шестом он женился на моей матери. Я родилась на ранчо, я выросла на ранчо. Мне дорого это место, мистер Зиммер. Всем, что я собой представляю, я обязана ему.

И вы живете там безвылазно?

В пятнадцать лет я пошла в местную школу-интернат, затем в колледж. После этого я жила в больших городах. Нью-Йорк, Лондон, Лос-Анджелес. Я была замужем, развелась, сменила несколько мест работы. Много чего происходило.

Но сейчас вы живете на ранчо.

Семь лет назад я вернулась. Я приехала на похороны матери и решила остаться. Через два года умер Чарли, а я вот застряла.

И чем же вы там занимаетесь?

Пишу биографию Гектора. У меня ушло на это шесть с половиной лет, но сейчас дело близится к концу.

Я начинаю во всем этом видеть какой-то смысл.

Еще бы. Не для того я одолела две тысячи четыреста миль, чтобы что-то от вас скрывать.

Мой третий вопрос: почему я? Почему не кто-то другой?

Потому что мне нужен свидетель. В своей книге я говорю о фильмах, которые никто не видел. Кто-то должен подтвердить правдивость моих слов, иначе никто мне не поверит.

Но почему этим кто-то должен быть я, а не кто-то другой? Вы косвенно, намеками дали мне понять, что существуют некие поздние фильмы. Если есть никому не известные работы Гектора, вам следовало обратиться к специалисту по кино. Подтвердить ваши слова может только авторитет в этой области, человек с устоявшейся репутацией. А я всего лишь любитель.

Вы не профессиональный кинокритик, допустим, но что касается комедий Гектора Манна, то тут вы эксперт. Вы написали необыкновенную книгу, мистер Зиммер. Лучше вас об этих фильмах уже никто не скажет. Это фундаментальный труд.

До этой минуты она выказывала предельную сосредоточенность. Она сидела на диване, а я прохаживался взад-вперед, как прокурор в суде во время перекрестного допроса свидетелей. Я пользовался своим преимуществом, и она отвечала на мои вопросы, глядя мне в глаза. Вдруг она опустила взгляд на циферблат часов и заерзала. Я почувствовал произошедшую в ней перемену.

Уже поздно, сказала она.

Я подумал, что она намекает на свою усталость. Это показалось мне смехотворным, чтобы не сказать абсурдным, с учетом ситуации. Это была ваша инициатива, сказал я. Вы что, вот так встанете и уедете? Я только начал разогреваться.