Мысли о чудесах - Остроумов Стефан. Страница 3

Чудо есть «обнаружение высшего начала, превозмогающего действие низшего. Так, нервная сила в мускулах удерживает и превозмогает обычную силу тяготения» [7].

Библия полна чудес, но и в ней утверждается мысль о закономерности вселенной. В книге Премудрости (11:21) читаем: Бог устроил все «мерою, числом и весом». Валаам говорил Валаку: «Бог – не человек, чтобы Ему лгать, и не сын человеческий, чтобы Ему изменяться. Он ли скажет и не сделает? будет говорить и не исполнит?» (Чис. 23:19). «Я – Господь, Я не изменюсь», – говорит Бог устами прор. Малахии (3:6).

Мы видели и еще увидим, что натуральное – чудесно; с не меньшим правом следует сказать, что и чудо – не противоестественно, оно входит в жизнь вселенной совершенно так же, как и действия разумных существ: человеков, ангелов и демонов.

4. Что такое законы природы?

В предыдущей главе мы держались общепринятого взгляда на законы природы как на выведенные из опыта правила, которыми определяется жизнь природы.

Теперь должны мы разъяснить, что такой взгляд на законы природы не может быть признан правильным и научным.

Еще Гете сказал: «Где недостает в понятии, там на выручку идет слово».

Слово «закон» взято для явлений природы и сферы человеческих отношений из области политики, где оно означает обнародованную волю законодателя. Но поскольку слово «закон» применяется к области природы людьми, не признающими разумной Первопричины и Промыслителя мира, оно, это слово «закон», обличает людей науки в грубом антропоморфизме, т.е. перенесении человеческих отношений в область физических явлений. Это признает один из вождей позитивизма Льюис и рекомендует выбросить из науки слово «закон», которое есть «только более утонченная форма сверхъестественной силы». Когда дикарь говорит, что бурей управляет демон, а ученый приписывает, бурю закону, – эти объяснения тождественны.

Закон природы ничего не объясняет, ничего не говорит ему, кроме того, что «так обыкновенно бывает». Например, яблоко падает с дерева. Это явление не останавливает нашего внимания потому, что обычно. Но если вы начинаете допытываться, что заставляет яблоко упасть, наука отвечает; «тяжесть, или закон тяготения», то есть она только повторит и расширит то утверждение, которое было в вопросе. Вы спрашивали объяснения единичного явления, а наука вам ответила, что это явление не единичное, а общее. От объяснения она так-таки уклонилась. Закон оказывается вовсе не законом. Ответ под ярлыком закона даже и не определил явления, не составил предположения в объяснение его, а только указал на его повторяемость, сказал: так всегда бывает [8]. Непроницаемая тайна прикрывает от нас причину тех явлений, к которым мы привыкли. Тяготение, то есть влечение друг ко другу бездушных материальных частиц, разделенных огромными пространствами, ничем не связанных, не сделается понятнее, если ученый с непререкаемой уверенностью школьного учителя скажет нам: «Это закон». То же нужно сказать и о других явлениях, например, о химическом сродстве. Почему кислород и водород – газы – при соединении в известных дозах образуют новое тело, на них непохожее, – воду? Почему кислород обладает какой-то преобразующей и уничтожающей многие соединения силою? Мы видим, как разбухают почки деревьев, появляются листья, растут плоды, но сила, производящая это, остается тайной не только для простеца, но и для ученейшего ботаника. Еще более таинственна жизнь животного и человека. Как они чувствуют внешний для них мир, как отражают в себе световые и звуковые явления, как движутся, думают, научаются передавать однородным себе существам свои чувства и переживания? Наука со своими мнимыми законами не открывает и краешка этих тайн.

Самая всеобщность так называемых законов природы стоит под вопросом. Например, закон сохранения энергии доказуем только в явлениях неорганического мира; распространение его на органическую жизнь еще далеко не обосновано. «Никто не установил механического эквивалента жизненных функций, как установлен механический эквивалент тепла. Никто не вправе утверждать, что человеческий организм отдает во внешнюю среду ровно столько физической и химической энергии, сколько он получает извне» [9]

Законы природы – только графы или рубрики, по которым распределяются явления природы. Но много в природе явлений единичных, не укладывающихся в заготовленные для них рубрики. Если эти скромные рубрики означить гордым словом господства над природой, то подчинение явлений им ослабевает по мере подвижения от мертвой природы к разумным существам. Стокс, президент общества британских естествоиспытателей, пишет: «Допуская, насколько возможно, даже без достаточной доказанности, приложимость к живым существам законов, которые, как признано, управляют (?) мертвой материей, мы чувствуем себя в то же время вынужденными допустить существование таинственного нечто, превосходящего эти законы, чего-то sui generis, что мы считаем не уравновешивающим или нарушающим обыкновенные физические законы, а действующим с ними и чрез них к достижению предназначенной цели. Что такое это нечто, которое мы называем жизнью, есть глубокая тайна. Когда от явлений жизни мы переходим к явлениям души, то вступаем в еще более таинственную область» [10].

Это «нечто» живо чувствовали поэты. Тютчев уверяет: «Не то, что мните вы, природа – не слепок, не бездушный лик; в ней есть душа, в ней есть свобода…» Гете говорил: «Мы бредем в тайнах и чудесах». Но еще лучше изобразил эту таинственность природы наш родной поэт-философ В. С. Соловьев:

Каждое возникновение, каждая перемена, каждое рождение есть чудо, на что указывал еще бл. Августин.

Где граница между закономерным и сверхъестественным? Если бы мир представлял однообразие, то ответ был бы прост: что выходит из пределов этого однообразия, то сверхъестественно. Но и юные школьники знают, что в мире – четыре царства, и каждое царство имеет свой плюс. В сравнении с мертвой природой явления органического мира чудесны; в сравнении с царством растительным явления животного царства чудесны, а явления мира человеческого, явления свободы сугубо чудесны.

Во Второзаконии (29:29) читаем: «Сокрытое принадлежит Господу, Богу нашему, а открытое нам и сынам нашим до века, чтобы мы исполняли все слова закона сего». «Из этого сокрытого наше многохвалимое знание не успело вырвать ни одной тайны из рук Всемогущего Бога, несмотря на все настойчивые старания. Как началась эволюция, как органическое возникло из неорганического, как явилось живое из мертвого, как организованное вышло из неорганизованного, как интеллектуальное возникло из физического – на все эти вопросы наше самое передовое знание дает нам сведений не больше, чем мы почерпаем из первой Книги Бытия» [11].

«Карпентер заявил с авторитетом, которым он заслуженно пользовался, что мы не только не знаем, но вряд ли когда будем знать, как каждая отдельная клеточка в нашем теле выполняет предназначенную ей функцию. Каким образом совершенно материальные вибрации составляющих мозг молекул могут производить совершенно нематериальные мысли и чувствования, совокупность которых мы называем сознанием, – это стоит так же выше нашего современного анализа, как дифференциальное исчисление стоит выше понимания дикаря. Никто из живущих не в состояния объяснить нам, каким образом черные значки, напечатанные на листе белой бумаги, внезапно становятся идеями в уме читающего» [12].