Гроза - Островский Александр Николаевич. Страница 2

Общественный сад на высоком берегу Волги, за Волгой сельский вид. На сцене две скамейки и несколько кустов.

Кулигин  сидит на скамье и смотрит за реку. Кудряш и Шапкин прогуливаются.

Кулигин (поет) . «Среди долины ровныя, на гладкой высоте…» (Перестает петь.) Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш! Вот, братец ты мой, пятьдесят лет я каждый день гляжу за Волгу и все наглядеться не могу.

Кудряш . А что?

Кулигин . Вид необыкновенный! Красота! Душа радуется.

Кудряш . Нешто!

Кулигин . Восторг! А ты «нешто»! Пригляделись вы, либо не понимаете, какая красота в природе разлита.

Кудряш . Ну, да ведь с тобой что толковать! Ты у нас антик, химик.

Кулигин . Механик, самоучка-механик.

Кудряш . Все одно.

Молчание.

Кулигин (показывает в сторону) . Посмотри-ка, брат Кудряш, кто это там так руками размахивает?

Кудряш . Это? Это Дикой племянника ругает.

Кулигин . Нашел место!

Кудряш . Ему везде место. Боится, что ль, он кого! Достался ему на жертву Борис Григорьич, вот он на нем и ездит.

Шапкин . Уж такого-то ругателя, как у нас Савел Прокофьич, поискать еще! Ни за что человека оборвет.

Кудряш . Пронзительный мужик!

Шапкин . Хороша тоже и Кабаниха.

Кудряш . Ну, да та хоть, по крайности, все под видом благочестия, а этот как с цепи сорвался!

Шапкин . Унять-то его некому, вот он и воюет!

Кудряш . Мало у нас парней-то на мою стать, а то бы мы его озорничать-то отучили.

Шапкин . А что бы вы сделали?

Кудряш . Постращали бы хорошенько.

Шапкин . Как это?

Кудряш . Вчетвером этак, впятером в переулке где-нибудь поговорили бы с ним с глазу на глаз, так он бы шелковый сделался. А про нашу науку-то и не пикнул бы никому, только бы ходил да оглядывался.

Шапкин . Недаром он хотел тебя в солдаты-то отдать.

Кудряш . Хотел, да не отдал, так это все одно, что ничего. Не отдаст он меня: он чует носом-то своим, что я свою голову дешево не продам. Это он вам страшен-то, а я с ним разговаривать умею.

Шапкин . Ой ли?

Кудряш . Что тут: ой ли! Я грубиян считаюсь; за что ж он меня держит? Стало быть, я ему нужен. Ну, значит, я его и не боюсь, а пущай же он меня боится.

Шапкин . Уж будто он тебя и не ругает?

Кудряш . Как не ругать! Он без этого дышать не может. Да не спускаю и я: он слово, а я десять; плюнет, да и пойдет. Нет, уж я перед ним рабствовать не стану.

Кулигин . С него, что ль, пример брать! Лучше уж стерпеть.

Кудряш . Ну вот, коль ты умен, так ты его прежде учливости-то выучи, да потом и нас учи. Жаль, что дочери-то у него подростки, больших-то ни одной нет.

Шапкин . А то что бы?

Кудряш . Я б его уважил. Больно лих я на девок-то!

Проходят Дикой и Борис , Кулигин снимает шапку.

Шапкин (Кудряшу) . Отойдем к сторонке: еще привяжется, пожалуй.

Отходят.

Те же . Дикой и Борис .

Дикой . Баклуши ты, что ль, бить сюда приехал? Дармоед! Пропади ты пропадом!

Борис . Праздник; что дома-то делать.

Дикой . Найдешь дело, как захочешь. Раз тебе сказал, два тебе сказал: «Не смей мне навстречу попадаться»; тебе все неймется! Мало тебе места-то? Куда ни поди, тут ты и есть! Тьфу ты, проклятый! Что ты, как столб, стоишь-то? Тебе говорят аль нет?

Борис . Я и слушаю, что ж мне делать еще!

Дикой (посмотрев на Бориса) . Провались ты! Я с тобой и говорить-то не хочу, с езуитом. (Уходя.) Вот навязался! (Плюет и уходит.)

Кулигин , Борис , Кудряш и Шапкин .

Кулигин . Что у вас, сударь, за дела с ним? Не поймем мы никак. Охота вам жить у него да брань переносить.

Борис . Уж какая охота, Кулигин! Неволя.

Кулигин . Да какая же неволя, сударь, позвольте вас спросить? Коли можно, сударь, так скажите нам.

Борис . Отчего ж не сказать? Знали бабушку нашу, Анфису Михайловну?

Кулигин . Ну, как не знать!

Кудряш . Как не знать!

Борис . Батюшку она ведь невзлюбила за то, что он женился на благородной. По этому-то случаю батюшка с матушкой и жили в Москве. Матушка рассказывала, что она трех дней не могла ужиться с родней, уж очень ей дико казалось.

Кулигин . Еще бы не дико! Уж что говорить! Большую привычку нужно, сударь, иметь.

Борис . Воспитывали нас родители в Москве хорошо, ничего для нас не жалели. Меня отдали в Коммерческую академию, а сестру в пансион, да оба вдруг и умерли в холеру, мы с сестрой сиротами и остались. Потом мы слышим, что и бабушка здесь умерла и оставила завещание, чтобы дядя нам выплатил часть, какую следует, когда мы придем в совершеннолетие, только с условием.

Кулагин . С каким же, сударь?

Борис . Если мы будем к нему почтительны.

Кулагин . Это значит, сударь, что вам наследства вашего не видать никогда.

Борис . Да нет, этого мало, Кулигин! Он прежде наломается над нами, надругается всячески, как его душе угодно, а кончит все-таки тем, что не даст ничего или так, какую-нибудь малость. Да еще станет рассказывать, что из милости дал, что и этого бы не следовало.

Кудряш . Уж это у нас в купечестве такое заведение. Опять же, хоть бы вы и были к нему почтительны, нешто кто ему запретит сказать-то, что вы непочтительны?

Борис . Ну да. Уж он и теперь поговаривает иногда: «У меня свои дети, за что я чужим деньги отдам? Через это я своих обидеть должен!»

Кулигин . Значит, сударь, плохо ваше дело.

Борис . Кабы я один, так бы ничего! Я бы бросил все да уехал. А то сестру жаль. Он было и ее выписывал, да матушкины родные не пустили, написали, что больна. Какова бы ей здесь жизнь была — и представить страшно.

Кудряш . Уж само собой. Нешто они обращение понимают!

Кулигин . Как же вы у него живете, сударь, на каком положении?

Борис . Да ни на каком. «Живи, — говорит, — у меня, делай, что прикажут, а жалованья, что положу». То есть через год разочтет, как ему будет угодно.