Лес - Островский Александр Николаевич. Страница 21

Аксюша . А Петя?

Несчастливцев . Сестра, ты женщина, а женщины забывают скоро. Ты забудешь его, как забывают все свою первую любовь. Много молодых красавцев, много богачей будут ловить каждый твой взгляд, каждое твое слово.

Аксюша (качая головой.) Это нехорошо.

Несчастливцев . Тем лучше, дитя мое; тем больше чести для тебя. Ты брось, оттолкни с презрением золото богача и полюби бедного артиста. Решайся, дитя мое!

Аксюша . Как вам угодно. Я готова на все.

Несчастливцев . Ты будешь моею гордостью, моею славой. А я буду тебе отцом, дитя мое, буду твоей нянькой, твоей горничной. Пойдем ко мне! В такую ночь грешно спать. У меня есть несколько ролей, я тебе почитаю. Эту ночь я отдаю тебе, в эту ночь я посвящаю тебя в актрисы.

Аксюша . Пойдемте! (Идут к беседке, навстречу им Счастливцев с узлом.)

Несчастливцев . Стой, беглец! Я великодушен, я тебя прощаю. Торжествуй, Аркашка! У нас есть актриса; мы с тобой объедем все театры и увидим всю Россию.

Уходят в беседку. Выходят Гурмыжская и Улита .

Гурмыжская и Улита .

Гурмыжская . Ты говорила ему?

Улита . Как же, сударыня, говорила и очень политично говорила. Барыня, говорю, не почивают, потому погода необнаковенная; гуляют они по саду, и даже, может, скучают, так как одни, не с кем им время провести. А вы лежите да нежитесь, какой же вы кавалер после всего этого. Он сейчас вскочил и стал одеваться.

Гурмыжская . Ну, хорошо.

Улита . Да вот еще, матушка барыня, уж и не знаю, как вам доложить.

Гурмыжская . Говори, что такое!

Улита . Барышня куда-то скрылась.

Гурмыжская . Ушла?

Улита . В комнате нет, и постель не смята.

Гурмыжская . И прекрасно.

Улита . Как же, матушка барыня?

Гурмыжская . Да так же. Я очень рада. Она мне уж давно надоела, я все не знала только, как ее выжить из дома. А теперь вот и причина есть; что мне ее жалеть, когда она сама себя не жалеет. Я говорила, что она его не стоит.

Улита . Не стоит, не стоит… Далеко ей! Уж и я немало дивилась, как этакому красавцу милому да такая…

Гурмыжская . Ну, это не твое дело!

Улита . Слушаю-с. Уж и еще я узнала кой-что, да только как-то и выговорить страшно. Как услыхала я, так всю в ужас ударило, и так даже по всем членам трясение.

Гурмыжская . Сколько раз тебе приказано, чтоб ты таких глупых слов не говорила. Я сама женщина нервная. Ты всегда меня прежде напугаешь до истерики, а потом скажешь какие-нибудь пустяки.

Улита . Пустяки, матушка барыня, пустяки, не извольте беспокоиться! Насчет Геннадия Демьяныча.

Гурмыжская . Что же?

Улита . Да ведь он вас обманул; он не барин, а актер, и родовую свою фамилию нарушил, теперь Несчастливцев прозывается. И не столько на театре они, а больше все будто пьянством. И одежонка-то вся тут, что на нем, уж я это доподлинно знаю; и пришли сюда пешком с котомочкой.

Гурмыжская . Так он Несчастливцев; слыхала, слыхала. Ну, это еще лучше.

Улита . И человек-то его тоже актер, только, матушка барыня, и из актеров-то он самый каторжный, как есть одних чертей представляет.

Гурмыжская . Тем лучше, тем лучше! Как все это ловко для меня устроилось.

Улита . Да чем же, матушка барыня, хорошо?

Гурмыжская . А тем, что завтра же утром их здесь не будет. У меня не гостиница, не трактир для таких господ.

Улита . Истинно, матушка барыня. Пожалуйте ручку. (Тихо.) Алексей Сергеич идут. (Отходя.) Уж вот, можно сказать, картинка, а не барин. (Уходит.)

Входит Буланов .

Гурмыжская и Буланов .

Буланов (торопливо поправляясь) . Что же вы, Раиса Павловна, мне прежде не приказали? Вы бы мне сказали-с.

Гурмыжская . Что?

Буланов . Что вы любите гулять по ночам-с.

Гурмыжская . Да тебе-то что ж за дело! Я люблю природу, а ты, может быть, не любишь?

Буланов . Я ведь как прикажете-с. Ежели вам одним скучно…

Гурмыжская . А тебе не скучно в такую ночь? Тебя не трогает ни луна, ни этот воздух, ни эта свежесть? Посмотри, как блестит озеро, какие тени от деревьев! Ты холоден ко всему?

Буланов . Нет-с, как холоден! Я только не знаю, что вам угодно-с, как для вас приятнее.

Гурмыжская . А, мой милый, ты хочешь играть наверное?

Буланов . Я бы, кажется, бог знает что дал, только б узнать, что вы любите! Я бы уж так и старался.

Гурмыжская . Ну, а как ты думаешь, что я люблю? Это любопытно будет тебя послушать.

Буланов . Луну-с.

Гурмыжская . Какой он простодушный! Ах, милый мой! я луну любила, да это уж давно прошло; мне не шестнадцать лет.

Буланов (подумав) . Родственников-с?

Гурмыжская . Ха-ха-ха! Прошу покорно! Он уморит меня со смеху! Ах, простота! (Смеется.) Как это мило: «родственников»!

Буланов . Виноват-с!

Гурмыжская . Говори, говори! я приказываю!

Буланов . Не знаю-с.

Гурмыжская . Тебя, дурак! тебя!

Буланов . Да-с… Я и сам думал, да не смел-с. Давно бы вы-с… а то что я здесь так сколько времени… Вот так-то лучше, Раисонька! Давно бы ты… (Обнимает Гурмыжскую и хочет поцеловать.)

Гурмыжская (отталкивая его) . Что ты, с ума сошел? Пошел прочь. Ты неуч, негодяй, мальчишка! (Уходит.)

Буланов . Что я сдуру-то наделал! Завтра же меня… отсюда… (Кричит вслед Гурмыжской.) Виноват-с! Завтра же меня в три шеи! Не слушает. (Кричит громче.) Виноват-с! Ничего знать не хочет. (Падает на скамейку.) Пропал, пропал, пропал!