Великая Северная экспедиция - Островский Борис Генрихович. Страница 12

С тяжёлым чувством невыполненного долга пришли в Обдорск 4 сентября. Бесплодность плавания хотели наверстать береговыми работами. Посылали казаков для обследования обоих берегов губы, а также и для сооружения маяков и опознавательных знаков. А штурман с геодезистом занялись промером фарватера.

Неудача, постигшая Овцына на следующий год, была много серьёзнее. К походу успешно готовились и, желая сделать в навигацию возможно больше, тронулись в путь, быть может, слишком рано. Лишь только вскрылась река, 29 мая «Тобол», подталкиваемый стихийно несущимся льдом, не пошёл, а понёсся к морю. И застрял у Гусиного Носа (66°45°), где и простоял ровно три недели, задерживаемый «неразрывно стоящими льдами».

При том бешеном ледоходе, который столь характерен для северных рек, надо лишь удивляться, как уцелел маленький «Тобол». Дальше пошло ещё хуже. Противные ветры погнали кораблик обратно. С большим трудом достигли только 68° 40', т-е. не дошли даже до Тазовской губы.

Сильный упадок духа, утомление и плохое питание возымели своё действие. Началась цынга и в весьма тяжелой форме. Из 56 человек экипажа хворали 37 человек во главе с командиром. Четыре человека, в том числе рудознатец Медведев, уже не встали. Призрак смерти витал над кораблём. «Не видя теперь уже никакой возможности продолжать плавание, по сделанному с обер — и унтер-офицерами консилиуму, отсюда пошли в обратный путь». И на этот раз уже не в Обдорск, а прямо в Тобольск, в начальный отправной пункт экспедиции, куда и прибыли в начале октября. Корабль был сильно поврежден. Срок для выполнения программы похода из Оби на Енисей истёк.

Сухопутные описные экспедиции между тем протекали много успешнее. Отправленный на восточный берег Обской губы «геодезии ученик» Прянишников заснял встреченную им на пути огромную Тазовскую губу. Хорошо работали и казаки, обозревавшие берега и сооружавшие знаки.

Когда оправившийся от цынги Овцын прибыл в Петербург и подробно поведал в Адмиралтейств-коллегий о всех злоключениях своего на редкость неудачного плавания, он убедился, что его очень ценят и согласны удовлетворить все его требования организационного порядка, необходимые для успешного завершения возложенной на него задачи. Он убедился также, что решение правительства осуществить задачу похода из Оби на Енисей какою бы то ни было ценой — попрежнему неизменно. В данном ему наказе даже стояло многозначительно: «А без окончания в совершенстве оной экспедиции возвращения не будет».

Каковы же были требования Овцына? Прежде всего, он просил новый корабль для экспедиции, затем новых сотрудников, которых он укажет, и, что весьма, как он полагал, необходимо, — партию казаков, которая бы следовала на оленях с чумами и продовольствием по берегу, сопровождая таким образом судно «на случай его бедствия». Овцыну было также разрешено заготовить подарки для кочевников и в нужных случаях поступать «сверх инструкций».

С Овцыным теперь отправлялись приобревшие в этом походе известность штурман Минин и подштурман Стерлегов. Кроме них, его сопровождали шкипер Воейков, подлекарь, «геодезии ученик» Выходцев, рудознатец Лесков и «весьма замечательное лицо — своими средствами обучавшийся и по охоте пошедший в экспедицию» — гардемарин Паренаго. Всего с Овцыным отправлялось 50 человек. Но, увы, и эта третья по счёту экспедиция Овцына оказалась совсем неудачной. Путешественники неизменно обретались «в великих льдах». Для зимовки подходящего места не нашли, да и не с чем было зимовать. Не принесла никакой пользы и партия казаков; повстречав по дороге неведомую ей огромную Тазовскую губу и приняв её повидимому за море, казаки повернули обратно. Новый корабль не был окончен к сроку, а потом пришлось плыть на старом. А в результате — опять угроза замёрзнуть посреди губы, опять «консилиум» и решение плыть обратно. Оставив на Гусином мысу и в Семиозерном магазине часть провианта «для будущей экспедиции», повернули обратно и 26 сентября были в Обдорске.

Но Овцын, переехавший на зимовку в Берёзов, и на этот раз не упал духом. «Меры были приняты ещё сильнейшие: в течение зимы послан один геодезии ученик Выходцев с партиею самоедов к северной оконечности полуострова для постройки магазина из выкидного леса, замеченного в прошлую кампанию, и для обзора и постановки маяков к енисейскому устью: с енисейского устья послан навстречу другой геодезии ученик — Прянишников с партиею казаков; опять нанят большой табун оленей для сопровождения экспедиции; по берегу вновь промерено обское устье и расставлены по нему вехи, что весьма облегчило выход» [14].

На этот раз удача улыбнулась нашему путешественнику. Ещё раз подтвердилась истина, что нигде не зависит человек так от случайности, как в Арктике. Достаточно было произойти в атмосферной машине небольшому сдвигу, и ледовые условия моря тотчас же изменились. Лето 1737 года, как мы видели выше, позволившее Малыгину благополучно достигнуть устья Оби, было замечательно по отсутствию льдов в некоторых районах полярного моря.

29 июня на новом выстроенном в Тобольске боте, носившем довольно странное наименование — «Обь-Почтальон», в сопровождении дубельшлюпки под управлением штурмана Кошелева, Овцын вышел в море; всего в экспедиции участвовало 70 человек. По дороге был забран оставленный в предшествующие плавания на берегах губы провиант. Льдов не встретили, но сильно задерживались ветрами с туманами; тормозила также поход сильно отстававшая дубельшлюпка.

3 августа на широте 72° с радостью увидели сопровождавший экспедицию по берегу караван. От проводников узнали, что продовольственные магазины ими уже сооружены в намеченных местах. Продолжая плыть к северу, 7 августа вышли наконец в открытое море; огромная Обская губа была теперь позади. Вскоре заприметили на горизонте, впервые за все это плавание, льды. «Вода здесь была весьма солона и горька, цветом темноголубая, глубины 7 сажен». Пройдя ещё немного вперёд и достигнув широты 74° 2', подошли к кромке льдов, залегавших «необозримою массою на севере и на западе буграми, над которыми летали чёрные чайки, и видели здесь кита, пускавшего высокие фонтаны. Глубина увеличилась до 12 сажен».

Проницательный Овцын сумел ориентироваться в окружающей обстановке, он верно заключил, что Обская губа пройдена им целиком, что материковый берег здесь оканчивается, а потому, не дожидаясь своего коллеги Малыгина, который и в самом деле вскоре сюда прибыл вместе со Скуратовым, Овцын, «произведя консилиум», повернул к востоку. 16 августа моряки обошли мыс Матте-соль (Тупой мыс). Занеся мыс на карту (шир. 73°15') и поставив на нем знак с надписью о совершенном подвиге, пошли в Енисейскую губу. И, наконец, 31 августа, «хотя через великие трудности», входили в Енисей, которого не могли столько времени достичь.

После короткой остановки для свидания с ожидавшими и приветствовавшими экспедицию казаками, отправились вверх по Енисею в Туруханск, но прибыть туда за поздним временем не удалось; застигнутые в нескольких верстах от города морозами, моряки принуждены были здесь зазимовать.

Поручив штурману Минину в следующее лето (1738) заняться исследованием земель к востоку от устья Енисея, т.-е. попытаться обойти огромный Таймырский полуостров, сам Овцын отправился с донесением в Петербург. Ободрённый успехом, полный дальнейших планов, моряк вскоре же думал вернуться, чтобы принять на себя руководство экспедицией. Но злой язык ябедника, тайного недоброжелателя Овцына, разбил его карьеру.

Вообще надо сказать, что кляузы, доносы, всякого рода интриги, скандалы, недоброжелательства и ссоры — эти исконные напасти старой русской жизни, это настоящее её проклятье — широко развернулись во все продолжение Великой Северной экспедиции.

Лишь только Овцын приехал в Тобольск, как был арестован и препровождён в Тайную розыскных дел канцелярию, где ему предъявили обвинение в дружеском обхождении в скучном Березове с сосланным туда князем И. А. Долгоруким [15]. Овцына судили и, разжаловав в матросы, послали в Охотск к Берингу [16]. Вот «милостивая награда», которую получил злополучный моряк за труднейший поход по отысканию северного морского пути из Оби в Енисей [17].