Ощупью в полдень (= Право ходить по земле) - Вайнер Аркадий Александрович. Страница 24

Шифрин засмеялся:

– Не морочьте мне голову. Какого черта вам исследовать эти боеприпасы, если бы вы не подозревали, что они из одного источника? Но не сомневайтесь, я не меняю науку на симпатии, даже под бременем такой редкой марки…

В Дзержинском районном тресте благоустройства вежливая девушка-диспетчер сказала Савельеву, что у них ведется строгий учет уборки улиц. Посмотрев документы, она сообщила, что во вторник, пятнадцатого февраля, Владыкинский проезд очищался от снега с восьми до девяти утра шнеко-роторным снегоочистителем номер МОН 17–46.

– Вопрос исчерпан, – сказал Савельев вошедшему Стасу. – Снег действительно во вторник чистили, так что Гафуров не врет.

– Снег-то чистили, – отозвался Тихонов. – Но вовсе не факт, что он взял винтовку в снегу. Давай проверять дальше.

– А что еще проверять?

– Смешно, но сейчас нам придется искать погибшую от рук этих злодеев ворону. А в ней – пулю. Одевайся, поехали.

Мальчишки сразу показали место, где они закопали ворону.

– Первый раз присутствую на такой эксгумации, – покачал головой Стас.

Однако здесь их ожидало разочарование – ворона была прострелена навылет, пули не было. Тихонов уже хотел уезжать, но Савельев, у которого терпения почему-то всегда оказывалось больше, деловито спросил мальчишек:

– Ворона-то где сидела, когда вы стреляли?

– Вон, в развилке клена, – показал Сережка на старое ветвистое дерево. Савельев сказал:

– Вы здесь минутку погодите, – и с озабоченным видом куда-то ушел. Вернулся он скоро, волоча за собой ветхую деревянную лестницу. Скинув свое замечательное розовое пальто на руки Стасу, Савельев приставил лестницу к дереву, ловко и быстро влез наверх и закричал:

– Здесь?

– Чуть повыше! – показал Муртаза.

– И левее, – уточнил Сережка.

Савельев достал из кармана носовой платок, осторожно обмел прилипший к коре снег, уткнулся носом в развилку. Глядя на его рыжую шевелюру, Тихонов улыбнулся: «Ну чистый дятел». А Савельев продолжал методично обметать снег.

– Есть! Вот входное отверстие виднеется. Выковыривать будем или как?

– Или как, – отозвался Стас. – Будем выпиливать участок, где находится пуля. Слезай, надо достать инструменты и сходить за понятыми.

Надевая пальто, Савельев досадливо морщился:

– Скажи на милость, где сейчас понятых найдешь – на морозе-то стоять! Без них не обойдемся?

– Нельзя, брат Савельев, – сказал Тихонов. – По закону вещественные доказательству с понятыми изымать надо. Значит, быть по сему!..

3

В коридоре Тихонов встретил худощавую подтянутую девушку – инспектора отдела разрешений.

– Добрый вечер, Галочка, – сказал Стас. – А я как раз к вам собрался. Вы проверили тот номер, который вам Савельев днем принес?

– Здравствуйте, товарищ Тихонов, – официально сказала девушка. – Задал же мне работки ваш Савельев! Ведь у нас винтовки числятся по фамилиям тех лиц, которым выданы разрешения на пользование оружием, поэтому все пришлось в обратном порядке проверять. Должна вас огорчить: винтовки, интересующей вас, на нашем учете нет и не было. Справочку пришлю завтра…

«Этого следовало ожидать, – размышлял Тихонов по дороге к себе. – Вряд ли кто бросит на улице винтовку, зарегистрированную на свое имя. Но владельца теперь уже надо найти во что бы то ни стало – здесь может начаться очень интересная ниточка».

Тихонов вошел в кабинет, включил настольную лампу – при неярком ее свете комната не казалась такой унылой. Достал из ящика стола записную книжку, полистал, снял трубку.

– Алло, связь? Примите заказ на Тулу. Гормилиция, уголовный розыск, Хохлова.

Хохлов отозвался сразу, как будто ждал звонка Стаса.

– Привет, Толя, – сказал Тихонов. – Как жив? Вот и отлично. Толя, у меня к тебе срочная и очень важная, просьба. Добро, ты же знаешь – за мной не пропадет. Так вот, слушай. Поедешь на оружейный завод, в отдел сбыта. У меня есть винтовка – ТОЗ-17 за номером Вера Борис восемьсот шесть двести тридцать семь. Запиши. По этому номеру установи дату выпуска – раз. По дате выяснишь номер партии – два. По номеру партии тебе скажут, по какой накладной эта партия была отпущена – три. Ну, а по накладной уже легко установить получателя – четыре. Все понял? Номер винтовки записал? Значит, сделаешь? Понимаю, что не сегодня. Но завтра, старик, жду звонка обязательно. А копию накладной сразу же вышли фельдсвязью. Все, салют!

Тихонов устало вздохнул и стал собираться домой.

Следующий четверг

1

Тихонов отложил в сторону заключение экспертизы. Так, ясно. Похоже, что мальчишки здесь ни при чем: у них другие патроны. Если бы еще иметь уверенность, что Муртаза действительно стрелял по птице… Но этого патрона нет, и он безвозвратно потерян. Смешно получается: пока что все, кого мы подозревали, невиновны: Панкова, Казанцев, Муртаза… Кто же преступник? И где он?…

2

Тихонов сидел за столом, опершись подбородком на сцепленные ладони, смотрел бессмысленно в окно… «Остается минимальная надежда на винтовку. Может быть, удастся найти владельца и начать разматывать от него новую версию. Все старые можно считать исчерпанными. Врач Попов, Лагунов, Козак, Муртаза. Поиски людей, которые могли попасть на лестницу гостиницы, ничего реального не дали. Дальше искать негде. Нет следов. Вернее, не видно их. Следы должны быть, не может быть, чтобы убийца не оставил никаких следов. Ах, если бы можно было поговорить с Таней! Ведь она наверняка незадолго перед смертью уже все знала. Возможно, догадывалась, что ее хотят или могут убить. Или нет? Она не ребенок – наверняка бы заявила. Может быть, один из многих людей, с которыми я разговаривал, десять дней назад брал ее на мушку. А она шла спокойно, не знала. Вот оно: чужая душа – потемки. Не влезешь. Это тебе не Козака шерлокхолмскими фокусами удивлять. Скоро придется поехать к матери Тани и сказать: „Следствие по делу приостановлено из-за нерозыска преступника…“ Зря ты живешь на земле. Ты ничего не созидаешь, ничто не рождается в твоих руках. Ты ешь хлеб за то, что бережешь людей от выползней. Не уберег. Выползней не нашел, не раздавил каблуком. Ушли обратно, скрылись… и снова придут – убьют, разорят, опаскудят. А что делать? Ну не виноват я! Не могу я рассматривать незримое, не могу ощущать бесплотное. Ведь я человек только, и я исчерпал все свои возможности. У меня мозг болит, как будто я выжал его рукой…»

Тихонов потер ладонями лицо, встал, походил по кабинету, подошел к окну, сел на подоконник. Из-под стекла поддувала холодная, тонкая, как лезвие, струйка. Снег, снег. Скорее бы весна, что ли! Тихонов повернул к струе воздуха разгоряченное лицо, закрыл глаза. «Условимся, что преступник попал в круг моего поиска. Проскочить мимо него я мог по двум причинам: абсолютная маскировка, или меня подвела проклятая заданность восприятия, аксиомы несчастные. Надо научиться в работе ничего не воспринимать заранее как неоспоримый, безусловный факт. У всякого факта может быть тьма интересных нюансов. А ведь кто-то же говорил с Таней вечером в понедельник. Во Владыкино ее, совершенно ясно, заманили. Но кто? Каким способом? И, самое главное, – зачем? Нет, стой, стой, снова сбился о мысли.