История одной судьбы - Овалов Лев Сергеевич. Страница 13

Алексей кивнул:

— Прибился, мама.

Свекровь улыбнулась невестке.

— С этим он у меня не торопился.

Анна бросила на мужа любопытный взгляд.

— Почему не торопился?

Свекровь вздохнула.

— Да он самого себя только по праздникам любит, куды ж ему…

— Это вы, мама, бросьте, — перебил ее Алексей. — У нас с Аней серьезные чувства.

— А я ничего не говорю…

Свекровь не спеша убрала со стола.

— Идите уж, — сказала она молодым. — А внучечку я к себе возьму. Чтоб не мешала.

— Нет. Женечка будет спать возле нас, — твердо ответила Анна. — Дороже Женечки для меня нет никого.

Надежда Никоновна искоса взглянула на сына. Алексей промолчал, но за столом сразу повеяло холодком.

— Ладно, пойдем, — отрывисто проговорил Алексей, выходя из-за стола. — Успеем еще разобраться, кто дешевле и кто дороже.

Встала и Анна, взяла дочь на руки, шагнула к двери.

— Спокойной ночи, — сказала она свекрови.

— Спите, спите, — пробормотала в ответ свекровь.

В доме Бахрушиных началась новая жизнь.

XIII

До чего ж заунывна бывает иная дорога! Тянется, тянется, без конца, без края, без вешки, без следа, да и не нужны ни следы, ни вехи. Бегут две темные колеи, бегут себе да бегут куда-то. Попади в колею колесом и катись по дороге. Заунывно как-то, да ничего, и до тебя так жили, и после тебя будут жить…

Так и потекла жизнь в семействе Бахрушиных. И обижаться нет как будто причин, и радоваться нечему. С утра на работу, к вечеру домой. В общем хозяйстве с деньгами стало посвободнее, появилась возможность и лишние вещички купить, и лишнюю бутылочку выпить. Кому что!

Зина, глядя со стороны на Бахрушина, не раз говорила Анне:

— Счастливая вы, Анна Андреевна! Такой мужик, как Алексей Ильич, ни на кого больше не поглядит. Приобрел что надо и успокоился.

Но сама Анна не была уверена, годится ли ей порядок, установленный в доме Бахрушиных.

Жили вместе, а дышали врозь. Алексей таился от матери, мать таилась от Алексея. Деньги тоже каждый придерживал при себе. Алексей с неохотой давал матери на хозяйство, но, давши, не мог добиться от нее при нужде ни копейки.

Такие же отношения пытались они установить с Анной. Но ее щедрость, свобода, с какой она жила, обезоруживали их, она по природе не была мелочной, и, общаясь с ней, трудно было размениваться на мелочи.

Днем Женя оставалась с новой бабушкой. Девочка не жаловалась на нее, стала только менее разговорчивой, притихла. У Ксенофонтовых ее голосок по всему дому звенел, а теперь она чаще говорила шепотом.

Анна не замечала, чтобы свекровь обижала Женю. Та не останавливала девочку, не бранила, но людская черствость связывает ребенка больше, чем любые замечания.

Свекровь не выражала особой любви к неродной внучке — Анна была подходящей женой, с хорошим окладом и без излишних прихотей, ребенок при ней был будто и ни к чему, но с этим приходилось мириться.

Сам Алексей на первых порах оказывал Жене какое-то внимание, но, привыкнув, поостыл к падчерице, она ему не мешала, и он просто ее не замечал. Скорее какое-то недовольство собой ощущала с его стороны Анна.

У него оказалось немало привычек, которым он не собирался изменять ради жены. В субботу после бани обязательно выпить пол-литра. В воскресенье встретиться с дружками, работавшими в райпотребсоюзе. Летом он ехал на рыбалку, а зимой просто шел с ними в столовую. Рыбы не привозил, но всегда возвращался навеселе. Любил разбрасывать по комнате окурки. Ссориться с матерью…

Анна пыталась отучить мужа от этих привычек.

Он отвечал одно:

— Ты не умней меня.

Как-то Алексей пришел пьяней обычного. Анна оттолкнула его от себя.

— Не подходи.

Он замахнулся на нее.

— Тебе дорога от печи до порога!

Утром она сказала:

— Еще раз замахнешься — уйду…

Так прошел год. Целый год. Тянулся долго, а минул незаметно.

Вскоре после замужества Анна забеременела. Она не сразу призналась мужу. Лишь в июне, когда пошел пятый месяц и уже невозможно было скрывать, сказала ему.

Алексей как будто обрадовался, стал внимательнее, целый месяц не ездил на рыбалку, во всем уступал жене, строже принялся покрикивать на мать.

— Кого ты хочешь, Алеша? — как-то спросила Анна.

— Парня, — определенно сказал он. — Баб в доме достаточно.

В декретный отпуск Анна ушла с опозданием, жалела оставить Богаткина одного, осенью в отделе работы хватало.

Стояла середина октября. Наступил вечер. Анна только-только уложила Женю, как почувствовала, что начинается.

— Алеша! — позвала она мужа. — Беги за подводой.

— Где ее сейчас достанешь? — сказал он. — Давай как-нибудь так…

Пришла из кухни свекровь, помогла собраться.

Женя испуганно смотрела на мать.

Анна подошла к дочери, поцеловала.

— Скоро вернусь. Слушайся бабушку.

Вышла с Алексеем на улицу. Моросил мелкий осенний дождь. Было темно, скользко.

— Погоди…

Он побежал обратно, принес свое кожаное пальто, закутал Анну, повел.

Анна была терпелива, раза два лишь охнула по дороге.

Дошли до больницы.

— Ты не обижайся на меня, — сказал Алексей, прощаясь с женой. — Как узнаю, что все кончилось, что все благополучно, сердись не сердись, напьюсь с радости.

Но напиться ему пришлось с горя: Анна родила девочку.

Дочь назвали Ниной. Девочка была крупная, сильная, горластая. Не успели ее принести в дом, как Надежда Никоновна взялась укачивать внучку. «Ты мой серенький бычок, повернися на бочок, ай-ю-ю, ай-ю-ю…»

— Не надо, — сказала Анна. — Не надо качать.

Перед родами она прочла не одну книжку об уходе за грудными детьми.

— Мы своих не по книжкам растили, а вон какой бугай вырос… — Свекровь кивнула на Алексея.

Она потребовала, чтобы достали люльку. Алексей достал. Анна вынесла люльку в сени. Слова, которые хотелось свекрови высказать в адрес невестки, застыли у нее на губах. Но Анна поняла ее.

— Не будет у нас люльки, — сказала она.

Свекровь опять пошевелила губами.

— Нет, — повторила Анна.

Алексей считал, что мать и жена спорят попусту.

Переупрямить, однако, свекровь Анна была просто не в силах. Она вышла на работу раньше времени. Богаткин дождаться не мог ее возвращения. Дети оставались на попечении бабушки. При Анне свекровь не осмеливалась качать Ниночку, но в ее отсутствие не только сама укачивала внучку, но и Женечку заставляла баюкать сестру на руках.

Женя уже училась в школе. Вместе с матерью она выходила утром из дома и возвращалась перед тем, как Анна прибегала в перерыв покормить Ниночку.

Ниночка была счастливее Жени, с первых дней появления на свет ей хватало и материнской ласки, и материнского молока. Хватало нянек. Мать. Бабушка. Старшая сестра. Надежда Никоновна любила напоминать о том, что девчонки в деревне в пять лет уже нянчат младших сестер и братьев.

— Завистная ты, Женька, — нет-нет да и слышала Анна, как точит иногда Женю Надежда Никоновна. — Нет чтобы помочь бабке, все норовишь на улицу, даром только хлеб ешь…

Ссора возникла по другому, более серьезному поводу.

Анна прибежала покормить ребенка. Не успела открыть дверь, как к ней бросилась Женя. Обхватила ее ноги, уткнулась лицом в юбку, бормотала что-то невнятное. Анна не сразу разобрала ее слова.

— Уедем… Уедем отсюда. Куда хочешь. К тете Дусе…

Анна наклонилась к Жене.

— Что с тобой, доченька? Что с тобой?

— Он мне не папа, не папа, — твердила девочка. — Уедем, уедем…

Анна подняла Женю на руки.

— А где бабушка? — спросила она.

Женя всхлипывала и не отвечала.

Свекровь с внучкой на руках вошла в комнату.

— Что тут произошло? — спросила Анна.

— Собака она, а не девка, — зло сказала свекровь. — Боюсь даже говорить. Убьешь ты ее.

— Что она сделала?

— Нинку ошпарила, вот что! — торжественно сказала свекровь. — Убить ее, суку, мало.