Блуждающие огни - Оверчук Алексей. Страница 18

Мы продолжали напряженно молчать.

Бухгалтер снял с шеи ключик на шнурке, клямснул замком маленького сейфа и достал деньги.

Получив наличность, мы с Сашкой вздохнули и вошли на редакционное собрание. Нам еще светила премия за материал. Но, как оказалось впоследствии, оптимизм в больших дозах, как и алкоголь, ужасно вреден для организма.

По поводу первого места коллеги препирались недолго. Поскольку это был чуть ли не первый материал о настоящей войне и воспринимался публикой с огромным и еще свежим интересом. Тайное голосование подтвердило наши ожидания. Все бросились нас поздравлять. Насиловали рукопожатиями. Хлопали по плечу. Предлагали немедленно выпить.

Последнее предложение коллег понравилось нам больше всего. Мы сели в баре и заказали пивка. Вокруг собрались журналисты и фотографы послушать мои байки из склепа. Я увлеченно рассказывал о похождениях. Радуясь, что оказался в центре внимания.

С нами за столом сидела моя тайная любовь. С говорящим именем — Виктория. Черная челка, волна волос до попы. Она смотрела на меня большими черными глазами и хлопала длинными ресницами. Тень сопереживания колыхалась в глубине ее зрачков. Искорки сочувствия блуждали там, как рыбки в аквариуме. И чем дольше я рассказывал, тем больше мне казалось, что она вот-вот расплачется.

Все кивали, представляя себя на нашем месте.

— И тут как шандарахнет! — говорил я веско, вздымая руками. — БАЦ! ТРАХ! И застава превратилась в фабрику покойников!

— Надо же! — восклицали вокруг.

После четвертой бутылки пива Сашка пошел к главному редактору просить премию.

Когда я подошел к главному событию нашей командировки, к ночному бою, Колчин вернулся. Сел понуро. Откупорил пятую бутылочку, жадно глотнул и уперся глазами в пространство.

Все притихли.

— Отказал? — спросил я.

— Да, — Сашка досадливо мотнул головой. — Заявил, что мы и так перерасходовали. И половинчатое возмещение, которое мы получили, будет нам также и поощрительным гонораром за первое место.

— Сдается мне, — сказал я тихо, — что нас просто кинули.

— Не говорите так, — встрял наш коллега Юрий. — Просто главный редактор вернулся недавно из Парижа. Потратился там, знаете ли, на всякое. Ему тоже деньги нужны. Не только вам.

— Пойти, что ль, сказать ему спасибо? — посмурнел Сашка.

— Не надо! — пресек я. — Просто в следующий раз пусть сам едет на войну. Мне такие удовольствия даром не нужны.

Вечер был безнадежно испорчен. После моей последней реплики все засобирались домой. У кого-то обнаружились неотложные дела в городе, кто-то решил еще раз проверить свой материал перед версткой полосы. Ушла и моя тайная любовь, Виктория. Понимающе похлопала своими дивными ресницами на прощание и ушла. Мой взгляд побежал было следом за ее стройными ножками, но уперся в дверь.

— Ну, что? Может, коньяку все-таки долбанем? — предложил Сашка, когда мы остались одни.

Я заказал коньяк.

Не успели мы пригубить, как в дверях показалась Надя, секретарша нашего начальника Павлова.

— Иван Тимофеевич просит вас к себе, — пропищала она своим тоненьким, как удавка из гитарной струны, голоском.

Мы с Колчиным чертыхнулись и швырнули коньяк в глотку.

Иван Тимофеевич Павлов считался редактором старой закваски. За свои пятьдесят лет он пережил столько подковерных войн, закрученных интриг и разнузданных гонений, что видел теперь каждого человека насквозь. В каждом событии мог узреть тайную подоплеку. В каждой женщине — учуять измену. В каждом корреспонденте — выявить недостатки. Иван Тимофеевич знал о своих феноменальных способностях. Но именно это его и подводило. Поскольку всякий человек когда-нибудь да ошибается.

— Читал, читал, — встретил он нас дружеским рукопожатием. — Молодцы. Не ожидал.

— Мы еще много чего можем, — заявил я уверенно.

— С тобой, Леша, особый разговор, — сказал вдруг серьезным тоном Иван Тимофеевич. — Что ты там натворил в Таджикистане?

Я удивленно посмотрел на редактора. Потом — на Колчина, как бы приглашая в свидетели:

— Ничего не творил. Мы сами еле в живых остались.

— Это-то я читал. Меня волнует другое. Почему тобой интересуется ФСБ?

Тут я решил без утайки рассказать о визите контрразведчиков ко мне домой.

— «Блуждающие огни», говоришь? — Павлов задумался и через паузу продолжил: — Наверняка какой-нибудь секретный проект пограничников. Только зачем ты совал туда свой нос? Видишь, к чему привело? Ты попал в разработку!

— Ничего и никому я не совал. Нам сам пограничник рассказал. Во время штурма. Он думал, что нам всем кранты, и хотел через нас передать командованию, что застава разгромлена именно этим… подразделением.

Иван Тимофеевич закурил и откинулся в кресле:

— В любом случае, тобой недовольны. Сам понимаешь, мы свободная пресса, но когда дело касается государственной и военной тайны — тут нам дают укорот. И потом, контрразведчики сказали, что вы там брали в руки оружие. Зачем?

— Пограничники настояли. Иначе они не пустили бы нас к заставе, — вмешался Колчин, — На месте все по-иному смотрится, Иван Тимофеевич, нежели из Москвы.

Павлов метнул острый взгляд в Сашку:

— Все равно это неправильно. Что мне, спрашивается, теперь делать? Вы что, боевики? Военные? Вы не имели права так поступать!

— Иван Тимофеевич, — снова вступился за меня Сашка, — Леша сделал все правильно. Он добывал информацию.

— Леша совал свой нос куда не следует! — Ладонь редактора ударила по крышке стола. — Зачем он наседал на генерала по поводу этих чертовых «огней»?

— Так вам еще и пограничники звонили? — удивился я.

— А ты как думаешь? Они будут сидеть и пыхтеть паровозиком?.. В общем, Леша, репутация у тебя после командировки кое-где сложилась нехорошая.

Я не ожидал такого неожиданного вывиха событий. Потому вспылил:

— Кое-где — это где?! В ФСБ?! У пограничников? Или сразу уж в Кремле? Да мне плевать! Я журналист! Моя работа — добывать информацию и рассказывать людям, что происходит. Все! Я не служу, Иван Тимофеевич, ни в одной из военных структур, поэтому на все их тайны я класть хотел.

Павлов посмотрел на меня оценивающе, убил в пепельнице бычок сигареты:

— Ладно. Пока тут разгорается этот ненужный скандал, отправлю тебя в автопробег. Исторический клуб едет на старинных машинах из Москвы в Анапу. Ты с ними. Напишешь потом хороший, жизнеутверждающий материал.

Я уже успокоился и согласно кивнул.

Глава 11

Небывалые странности дня — кидалово с премией, наезды редактора — окончательно сломали настроение. Как это там у Бунина? «Выйду к морю, брошу перстень в воду, И косою черной удавлюсь».

Кто-то старательно стучал на меня моему начальству. В перспективе этот «кто-то» наверняка желает видеть меня опозоренным и уволенным.

Спрашивается: кому надо?

Пограничникам Федулову и Глухову?

Но зачем? Расстались мы по-хорошему. Материал получился отменный. Всем понравился. Хотел бы я знать, чего они вдруг сорвались с цепи? Впрочем, их сейчас не спросишь.

Может, ФСБ?

Но у меня побывал их представитель Трофимов, и мы вроде обо всем договорились.

Неприятности появились из-за «Блуждающих огней». Будь они неладны, и блуждать им неприкаянно еще не одно столетие! Но кого так приспичило их устраивать? Может, какая-то третья сила, о которой я пока не знаю?

На улице стылый ветер отхлестал меня по щекам. Я потуже запахнул куртку. После Таджикистана к московской погоде привыкнуть трудно. Хотя и прожил тут всю свою маленькую жизнь. На правой половинке неба кучковались кучевые облака. На левой — ванильный самолет ввинчивался в небо. И вся эта небесная гармония висела легким и по вечернему серым покрывалом над деревенской гармоникой, летающей где-то во дворах напротив редакции.

Во! Начинается! «Гармония» — «гармоника», «кучковались» — «кучевые». Оказывается, читать по утрам «Словарь рифм» — очень вредно. К вечеру мозги начинает закручивать в рифмованный узел.