Блуждающие огни - Оверчук Алексей. Страница 59

— Если я когда-нибудь стану президентом, напомните мне, что надо подровнять эти горы.

Вокруг засмеялись.

Исмаилиты сняли свои маски. Я узнал Зака, Шумера. Остальных бойцов я видел впервые.

Колчин посмотрел на меня и ухмыльнулся:

— При свете дня, Леша, ты выглядишь еще ужасней.

— На самом деле ты смотришь на свое отражение, — ответил я.

То ли недостаток кислорода сказывался, то ли меня распирало мое природное веселье. Конечно, быть среди исмаилитов на воле, на горе значительно лучше, чем лежать в подвале «Рубина» и ждать расстрела. Еще мелькнула мысль о том, что, может быть, вообще не стоит возвращаться в Москву. Чего я там забыл? А здесь красиво, и Вика тоже где-то здесь. А что нас ждет дома? Арест и колония строгого режима.

— Точно! Оно самое! — услышал я голос Шумера. Но Шумер не прочитал мои мысли. Он это по другому поводу сказал.

Тот самый солдат-спаситель, что вывел нас из подвала, держал на цепочке медальон. Драгоценность, ради которой полегло столько людей и еще больше людей пошло на предательство, мерно покачивалась.

— Теперь все в порядке, — сказал Зак. — Мы можем возвращаться домой.

— Столько всего из-за такой маленькой вещицы, — подал голос Колчин.

— По-своему ты прав, — сказал со смешком Шумер. — Но если по-нашему… Знал бы ты, что скрывает эта «вещица»!

— И что она скрывает? — спросил я.

— Не все сразу, мой друг. Тайны должны открываться постепенно. Ведь так?

Я кивнул.

— А сейчас хочу познакомить тебя, — Зак показал рукой на нашего ночного спасителя, — с Дорофеевым Виктором Семеновичем. Семьдесят второго года рождения. Ты читал о нем в бумагах, которые передала тебе его мать.

Так вот откуда мне показалось знакомым его лицо! Только на фотографии был исхудавший, болезненный парень. А этот — мускулист, пышет здоровьем.

— Погодите-погодите! В бумагах значилось, что он умер. И мать его так считает.

— Нет, не умер. Мы его выкрали. Фактически спасли. Обставили дело так, будто он погиб.

— Но зачем?!

— Если бы мы его не спасли, — пояснил теперь уже Шумер, — он бы действительно умер. В «Рубине» его накачали химикатами…

— Да я знаю, я читал бумаги. Но как он снова оказался в «Рубине»?

— После лечения мы его внедрили в прежнее подразделение. Кто как не он знает всю эту контору сверху донизу? Кроме того, у него были свои счеты с Глуховым и Федуловым. С одним из них он уже разобрался. Остался последний.

— Теперь понимаешь, что мы специально перехватили Вику вместе с медальоном и бумагами? — Зак цокнул языком. — Мы не хотели, чтобы ты раньше времени писал об этом. Навел бы Глухова и Федулова на подозрения. Они стали бы проверять каждого в отряде и непременно раскрыли бы нашего человека.

— Объясните мне наконец, какая разница: настоящий медальон или подделка? — встрял Колчин. — Все дело в антикварной ценности?

— Подделать его легко только внешне. На самом деле важен сплав металла. Замочная скважина, куда вставляется этот ключ, состоит из того же металла. И таким образом достигается целостность и однородность металла для всего замка. Понятно?

— Более-менее. И замок тогда открывается, — умно-умно сказал я. — И что же под замком?

— Долго объяснять. Лучше мы просто тебе покажем. Тогда у тебя будет меньше вопросов ко мне. А сейчас нам пора.

— Опять в горы? — взвыл Сашка.

— Куда уж выше? — взвыл я.

— Не дрейфь, камрад, — весело бросил Шумер.

Нам помогли подняться. И мы пошли к краю площадки, которая уходила за гору, опоясывая ее как балкон. По мере нашего продвижения площадка стала сужаться.

— Здесь надо быть очень осторожным, — предупредил Шумер. — Ширины выступа скоро будет хватать только на одного человека. Смотрите на идущего впереди и делайте как он.

Выступ действительно становился всё уже и уже. Я шел бочком, как и боец впереди меня.

И вдруг за поворотом он неожиданно пропал.

Я по своей городской привычке запаниковал было. Но чья-то рука втащила меня в небольшую пещеру в горе.

Колчин был уже здесь и с огромным вниманием разглядывал какие-то рисунки и надписи на стенах.

— Что тут? — спросил я.

— Древние письмена. Им наверняка несколько веков.

— Им ровно десять веков, — сказал Шумер. — Именно в это время наш народ пришел сюда из Ирана и остался здесь навсегда.

— Ого! — сказал я, чтобы поддержать разговор.

— Вот тебе и «ого!», — передразнил меня Колчин.

— На самом деле, мы ждем только вас, — заметил вежливо Зак.

Мы с Колчиным переглянулись.

— Вообще-то мы готовы.

— Тогда пошли.

Отряд углубился в пещеру. Бойцы зажгли фонарики. Нам оставалось только смотреть под ноги и пялиться на рисунки по сторонам.

— Берегите голову!

Мы пригнулись. Проход становился все теснее. Наконец отряд вытянулся цепочкой по одному. Вскоре мы опустились на четвереньки и ползли так метров двадцать. У меня начала разыгрываться клаустрофобия. Говоря человеческим языком, боязнь замкнутого пространства. Выступил по телу холодный пот. Запрыгали мелкой дрожью руки. И когда я собрался уже шмякнуться в обморок, мы выползли в огромную пещеру.

Исмаилиты подобрали где-то факелы, и по пещере запрыгали тени.

— Первый дом! — выдохнул Шумер.

Все молча склонили голову, зашептали беззвучную молитву, сложили руки лодочкой по мусульманскому обычаю и провели ладонями по лицу.

Я и Колчин с интересом оглядывали стены. Все они были покрыты древними письменами и рисунками.

— Ты что-нибудь в этом понимаешь? — спросил я тихонько Сашку.

— Ничего абсолютно, — ответил он так же шепотом.

— Но ты же востоковед.

— Ну и что? Что, я все должен знать? Я вообще впервые с таким сталкиваюсь.

— На этом материале, наверное, можно докторскую диссертацию написать.

— Хочешь — пиши, я свое отписал. Мне интересно это чисто с человеческой точки.

— Человечище! — Я похлопал его по плечу.

— Пора идти дальше, — сказал Зак, и отряд двинулся в глубь пещеры.

Я догнал Шумера, который шел одним из первых и разгонял темноту факелом:

— Ты сказал «Первый дом». Что это значит?

— То и значит. Здесь впервые поселился наш народ, скрываясь от иранского шаха.

— Ни фига себе!

— Не сквернословь.

— Извини, больше не буду. Просто меня это так поразило.

— Нас это тоже поражает всякий раз, когда мы приходим сюда. Кстати, вы первые чужаки, которые попали в эту святыню за эти десять веков.

Я снова хотел сказать «ни фига себе!», но вовремя сдержался. Только заметил:

— Можно было и другое слово подыскать слову «чужаки».

— Ну, гости. Не придирайся к словам.

— Не буду.

От пещеры отходил тоннель, куда мы и свернули. На стенах по-прежнему прыгали тени, и казалось, что вместе с ними шевелятся письмена.

— А почему ваш народ бежал от шаха?

— Это долгая история.

— Ничего. Путь, я так понимаю, неблизкий, да и командировка моя не скоро закончится.

— Ты будешь меня перебивать или послушаешь?

Я с готовностью кивнул, я само внимание!

— Мы верим в появление на Земле мессии, махди — по-нашему, который принесет миру социальную справедливость. В начале десятого века ожидаемым имамом и махди из потомков Али и Фатимы, дочери пророка, объявил себя Убейдаллах. Он основал Фатимидский халифат. Его властью распространялась на Северную Африку, Египет, Сирию, Палестину и Хиджаз… — Голос Шумера звучал тихо и размеренно. — Земным воплощением так называемого «мирового разума», непостижимого Бога стали семь пророков: Адам, Ибрахим — Авраам, Нух — Ной, Мусса — Моисей, Иса — Иисус Христос, Мухаммед и Исмаил. Каждый из них олицетворяет собой историческую эпоху. Земное воплощение «мировой души» — это наши имамы. Они состоят при каждом пророке. Как апостол Петр при Христе, например, или Али при Мухаммеде. Они разъясняют нам сокровенный смысл проповеди пророков. Иными словами, наше вероучение основано на иносказательном толковании Корана. Большинство из нас достигало только второй степени учения, а дай — наши проповедники — шестой степени. Всего же существует семь степеней учения.