Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941 – 1943 - Пабст Гельмут. Страница 28

Когда я ехал на машине к аэродрому, нам повстречалась колонна пленных, вчерашние солдаты в состоянии апатии, с затравленным взглядом побежденных. По другой стороне улицы стояли и плакали женщины. Не так часто видишь слезы: как правило, они не являются частью русского характера. Хеннинг рассказал мне историю, иллюстрирующую этот факт.

У них была женщина, которая делала уборку, а ее брат помогал ей. Брат совершил кражу и был уличен. После ускоренного судопроизводства он был расстреляй. Женщине об этом не говорили, но она это знала. Когда однажды кто-то спросил ее о Василе, она сказала: «Василь украл». Она посчитала суровое наказание совершенно естественным и пожала плечами. Позднее ей сказали: «Ты будь осторожна, не кради», она спокойно ответила: «Ничего – война» (это война, так много людей умирает).

Я бродил по улицам, заглядываясь на девушек, на жизнь площадей и на многочисленные церкви. Иногда присаживался на лавочку в парке, где играли дети. Однажды я сел в дрожки, чтобы лучше осмотреть город. Было что-то нереальное в том, чтобы быть гостем, чужаком в уже чужом городе. Была столовая, где русский официант спросил на немецком: «Пиво, господин?» Каждый раз он ставил передо мной новую рюмку водки. Потом была часовня над проходом под аркой с черной Мадонной. По большим праздникам ее наряжают в жесткие блестящие золотые одежды, зажигают вокруг свечи, чтобы приветствовать снующие толпы внизу.

После утомительного путешествия я доехал до Минска в поезде с боеприпасами в половине третьего утра. В половине четвертого я перемахнул через забор и встретил своего старого товарища Юлиуса из роты «головорезов». За завтраком он съедал полфунта масла, три четверти фунта кровяной колбасы и яичницу из семи яиц – я со всем этим вряд ли бы справился.

Во второй половине дня я отправился в Борисов, где десять часов сна помогли мне восстановить силы после утомительного путешествия и холода в голове. Я расположился в маленьком черном доме, где уже как-то останавливался раньше. Это было во время наступления. Я тогда остановился, чтобы умыться с дороги, и дом мне очень понравился.

Поначалу семья была не особенно обрадована моим вторичным визитом. Но через некоторое время на лицах хозяев появилась застенчивая улыбка, и у нас установилось доверие друг к другу. Семья состояла из тихой робкой женщины, морщинистой бабушки и маленькой Панеки, которой было четырнадцать лет. Это достаточно просто, если действовать осторожно, проявляя дружелюбие к людям и пытаясь отодвинуть в сторону войну. Как будто одно исключало другое.

В солдатском общежитии в С. я ожидал почтового курьера из Берлина. На улице шел проливной дождь. Это было облегчение после духоты последних дней. Прошлой ночью было так душно, что я потел всеми порами. Страна крайностей. Ни в чем не проявляется умеренность. Жара и холод, пыль и грязь. Все неистово и необузданно. Разве не следует ожидать, что и люди тут таковы?

Несколько русских полицаев сидели за моим столом, молодые украинцы из Галиции. Некоторые из них все еще носили свои коричневые френчи с медными пуговицами с эмблемой серпа и молота, на других была немецкая военная форма без эмблем и русские поясные ремни – такая вот нелепая мешанина. Но они хорошие ребята, храбрые, отчаянные и полные ненависти. Как раз то, что нам нужно.

В городе было множество разрушенных зданий. Большевики сожгли все дома; оставались только их остовы. Одни были разрушены бомбежкой, по во многих случаях это были поджоги. Теперь здания уже снова приведены в порядок. Крыши, полы, стены, лестницы, окна, двери, балконы – все было обновлено. Основные мастерские и компании по снабжению должны иметь хорошие помещения на зиму.

12 июля 1942 года. Опять в старой компании. Как приятно мне было снова увидеть маленькую долину с рекой и старые добрые землянки на склоне холма. «Итак, вы прибыли, – отметил командир батареи. – Мы думали, уж не случилось ли что-нибудь с тобой». И я почувствовал себя вроде блудного сына. Наверное, это трудно понять, но уже на последнем отрезке пути у меня появилось ощущение, будто я возвращаюсь домой. На пути была большая воронка от мины, сгоревшие фургоны, воронки от снарядов справа и слева от железной дороги, подбитый самолет, наклонный путь – последнее место погрузки и, наконец, хибара коменданта погрузки в эшелон. Все это было настолько знакомо, так же привычно, как шум фронта по ночам, как свет из землянок в стороне от дороги. Теперь я опять успокоился.

Я слышал из донесений, что в нашем секторе что-то происходило, что нам пришлось спрямлять линию обороны, чтобы не оказаться в «котле», и это меня беспокоило. Но оказалось, что все в порядке, ничего не изменилось. Единственной новостью было то, что Будде получил ранение, произведен в сержанты, награжден Железным крестом 1-й степени и отправлен на побывку домой.

Ребята собрались в моей землянке. Свет бледного вечернего неба струился через кисейные занавески на окне, а я читал. Мне пришло письмо от Йо, который на юге, и еще одно от Мартина – он на севере; я был глубоко тронут. Как же разбросало моих друзей – по всем театрам военных действий: в Норвегии, на Ленинградском фронте, в группе армий «Центр», в бассейне Донца, в Южной Франции, в Греции и Африке, на побережьях, на оккупированных островах, в пустынях, в степях и лесах, среди снежных гор и в стенах чужих городов – и все же они говорят одинаково; их сердца бьются в едином ритме.

Вот пишет Мартин… Я вижу, как он пьет и стучит кулаком по столу: «Если только можно было бы начать жить снова и продолжать выполнять свою работу. Я все еще не оставляю свои мечты, мы осуществим их в конце концов… Я нашел несколько красивых икон… Это на будущее!.. А сейчас я довольно пьян…»

А вот Йо, сидящий у своего дома и пишущий об этих странных временах: «На нитке паутины, свисающей с карниза, качается соломинка на ветру. Кот – Петр-младший – сидит на краю стула на солнышке. Сейчас воскресное утро (после семи часов). Слабый синеватый дымок от кухни поднимается и гуляет среди деревьев, и облака отбрасывают огромные тени на окружающий ландшафт. Это чудесно. Сочетание нежно-голубого с бело-желтым и розовым; вот гамма цветов, в которой я живу в данный момент. Наверное, это награда за ужасную первую половину мая, когда танки прорвались сюда. Мы дважды отбивали электростанцию, и долина была такой черной от дыма, что не видно было самого неба. Наше кладбище с крестами становится все больше и больше, а когда вся шумиха и замешательство стихают, у меня опять появляется печальная обязанность выводить буквы на белых деревянных досках. Теперь они уже стали серыми под нависшими ирисами». Так пишет Йо.