Непогребенный - Паллисер Чарльз. Страница 1

Чарльз Паллисер

Непогребенный

ПРЕДИСЛОВИЕ ИЗДАТЕЛЯ

Не многие из вышедших в недавнее время книг делались предметом столь бурных дискуссий, как «Турчестерская тайна», которая увидела свет три года назад. Бывая в гостях, я нередко являлся свидетелем ожесточенных споров между приверженцами противоположных теорий. Разумеется, меня спрашивали о моем мнении, но я неизменно отделывался общими словами. Загадка, как представлялось, была уже разрешена, однако слухи продолжали циркулировать, и ничем не подкрепленные обвинения против самых почтенных особ с каждым десятилетием делались все нелепее. Публикация книги, которую вы держите сейчас в руках, должна, впрочем, положить конец всем догадкам, так как составляющий ее основу рассказ позволяет совершенно по-новому взглянуть на открытия мисс Нейпир.

Каким образом попала ко мне рукопись Куртина, я описываю в «Послесловии», где объясняется также, почему, прежде чем вскрыть печать на документе, я вынужден был предпринять поездку в Женеву. Она состоялась, невзирая на значительные трудности, восемь месяцев назад – едва лишь положение на Континенте сделало путешествия возможными. Поездка тянулась медленно и была сопряжена с неудобствами; цели я достиг только на третий день.

Взяв на станции такси, я прибыл в большой дом на берегу озера, окруженный сосновым парком, редким и мрачным; зловещее впечатление, им производимое, с каждой минутой усиливалось: небо темнело, приближалась буря. С трудом припоминая французские слова, я попросил шофера подождать.

Служанке, открывшей двери, мое имя оказалось знакомо, и все же я не был уверен, что меня впустят в дом. Несколькими днями ранее я послал из Англии письмо, в котором указал точный срок своего прибытия и выразил надежду, что хозяева не станут возражать, – однако времени для отправки ответа не оставил. Тем не менее я надеялся на лучшее, поскольку письмо составил весьма продуманно.

Служанка провела меня в холл, предложила сесть и исчезла. В доме было холодно, и я подумал, что здесь, как и в Англии, трудно с топливом. Мне пришло в голову, что как раз по этой причине в парке попадаются пни. Пока я созерцал эту картину запустения, на серое зеркало воды постепенно стали опускаться сумерки. Я ждал уже сорок минут и начал отчаиваться, но тут служанка вернулась и повела меня через дверь к величественной лестнице. Поднявшись, мы вошли в гигантский зал, в дальнем конце которого, обрамленное отдернутыми занавесками, виднелось широкое окно, а за ним – хмурое небо и темная поверхность озера. Сбоку от окна стоял большой черный рояль, крышка его была опущена. По другую сторону (мизансцена самая эффектная) на стуле с высокой спинкой восседала человеческая фигура. Я двинулся вперед, как запоздавший театральный зритель к своему месту, и тут, словно по сигналу, небо прорезала вспышка молнии.

Служанка зажгла лампу поблизости от госпожи и забрала поднос с остатками чая. Старая леди знаком предложила мне сесть, и, пока она следила за служанкой, я смог изучить ее черты: большой нос и яркие голубые глаза на умном и недоверчивом лице. Когда служанка ушла, я начал беседу с благодарности за то, что меня, незнакомого человека, согласились принять.

Хозяйка бесцеремонно прервала меня словами:

– Мы когда-нибудь прежде встречались?

Для женщины за девяносто голос ее звучал на удивление твердо; он был также поразительно низок – чего, впрочем, я ожидал. Вопрос сбил меня с толку: я надеялся выведать желаемое с помощью уговоров и лести, теперь же приходилось изменить тактику.

– Нет, если быть точным. Но я вас видел однажды, много лет назад.

– При каких обстоятельствах?

– Это было в Турчестере.

Она пристально в меня вгляделась, но признаков беспокойства я не заметил.

– Вы ошиблись. Это исключено.

– Я видел вас в тот день, когда вы давали лучшее в жизни представление.

Она слабо улыбнулась:

– Да, я знаю этот жалкий театрик на Хай-стрит. Некогда я изучила его во всех подробностях. Но выступать там мне не довелось.

– А я и не говорю, что видел вас именно там. Она взглянула еще внимательней:

– Вы родились, должно быть, через добрых два десятка лет после того, как я оставила сцену.

– Сцену? Да.– Заметив ее удивление, я добавил: – Когда вы узнаете, что я привез, вы все поймете.

Я произносил это, и сердце мое колотилось. Я жаждал доказательств. Мне требовалось подтверждение того, что она – та самая женщина, которую я искал. Я говорю не о юридических доказательствах: таковые уже имелись. Ряд сделок с собственностью, переездов из страны в страну – данные за несколько десятилетий были собраны достаточно полные и достоверные. Но мне все так же мучительно хотелось знать, что это она и есть. Я надеялся услышать из ее уст слова, которые помогли бы связать женщину, сидящую передо мной, с той, которую я видел однажды и мельком, но с тех пор хранил в памяти.

Было очевидно, что мое замечание ей не понравилось, и она, словно желая приблизить конец нашей встречи, произнесла:

– В письме утверждалось, будто у вас имеется некая вещь, принадлежащая мне.

– И которую я хотел бы лично вручить законной владелице, дабы исправить давнюю несправедливость.

Она кивнула:

– Именно так вы писали. Что же это? Вы ожидаете, что я вам заплачу?

– Не деньгами. И в мои намерения не входит торговаться. Данный предмет – ваша собственность.– Я понял, что затронул главную цель своей поездки раньше, чем следовало. Чуть помедлив, я добавил: – Ваша и вашего сына.

Непроизвольно встряхнув головой, старая леди впервые устремила на меня взгляд, полный неприкрытого интереса и, как мне показалось, злобы. Но через миг она снова спряталась за маской. Я продолжал, стараясь выдерживать деловой тон:

– Чтобы вас не беспокоить, я пытался отыскать его сам. Но все мои усилия ни к чему не привели. Если бы вы указали, где он находится, я перестал бы вам докучать и уладил бы дело с вашим наследником.

– С моим наследником? – В ее тоне мне почудилась насмешка.

– Полагаю, ваш сын является вашим наследником?

– Вы можете полагать все, что вам угодно.

– Что ж, наследник он или нет, дело касается его в той же мере, что и вас. – Она молчала, и я задал жестокий вопрос, припасенный заранее: – Не скажете ли, он жив?

Я не заметил в собеседнице никаких признаков волнения. Чуть помолчав, она произнесла:

– Так нельзя ли получить ту вещь, которая, вы говорите, мне принадлежит?

Я встал, вытащил из кармана конверт и, сам не чуждый театральности, эффектным жестом протянул хозяйке.

Та схватила его и вскрыла. Принято считать, что глубокие старики постепенно удаляются от суетных интересов, волнений и алчности. Увиденное мной свидетельствовало об обратном, и, наблюдая, с каким нетерпением владелица рвет конверт, я чувствовал, что, хотя бы частично, уже достиг своей цели: мотивы поступков и движения совести стали для меня гораздо яснее, чем прежде.

– Что это такое? Что это значит?

Она пренебрежительно уронила содержимое конверта на столик, стоявший рядом.

– Это ключи к тайне, – невольно вырвалось у меня.– Не возьмете ли их?

– Никак не пойму, о чем вы?

– Вы их не узнаёте?

– А почему я должна их узнать?

– Это ключи от дома в Турчестере. Хорошо вам известного. – Хозяйка обратила на меня слегка удивленный взгляд, не проявляя никаких других признаков волнения. Я попытался ее расшевелить: – Я их спас, еще немного – и они были бы навсегда потеряны.– Она все еще молчала, и я добавил: – В тот день – я разумею день, кардинальным образом перевернувший вашу жизнь й столь же существенно сказавшийся на моей, – я следовал за вами, когда вы вышли из задней двери того самого дома. Вы меня не заметили или, быть может, сочли, что я не представляю опасности.