Мое сердце — твое, любимый! - Палмер Диана. Страница 15

Рамон в ужасе закрыл глаза.

— Бог мой, Норин! — прошептал он и, развернувшись, ушел.

— Прости! — крикнула она вслед, но он уже не слышал ее. Откинувшись на подушки, девушка смотрела в потолок и думала, что все к лучшему: рано или поздно Рамон должен был узнать правду.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

На следующий день мисс Плимм помогла Норин принять душ. Вернувшийся пораньше домой Рамон застал ее уже в постели, одетую в одну из очаровательных, белых с вышивкой, ночных рубашек. Мисс Плимм пыталась феном высушить ей волосы, но они были такие густые, что занятие растянулось едва ли не на час.

— Давайте я, — предложил он и забрал фен из рук женщины, — а вы загляните, пожалуйста, на кухню и попросите приготовить что-нибудь латиноамериканское.

— Прекрасно, но я хочу еще до ужина сходить в магазин. Мыло заканчивается.

Рамон вытащил бумажник.

— Купите тогда заодно заколку, — попросил он, — или резинку. Что-нибудь для волос.

— Обязательно, — хитро ухмыльнулась мисс Плимм и, взяв деньги, вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Рамон осторожно присел на край кровати и включил фен. Одной рукой он распутывал волосы Норин, а другой направлял на них струю теплого воздуха. Он сидел, совсем рядом, в одной лишь белоснежной рубашке с расстегнутым воротником, без пиджака и без галстука. От него исходил приятный запах одеколона и мыла, и лицо его было так близко… И самые черные волосы, и самые пронзительные глаза, которые она когда-либо видела, с самыми длинными ресницами… И все это такое искушение для ее губ…

Он почувствовал ее пристальный взгляд, обернулся и погрузился в бездонную глубину ее серых глаз. Расстояние между ними было столь малым, что электрический разряд пронзил ее тело, губы ее приоткрылись, поддавшись силе воздуха, распиравшего грудь и устремившегося наружу.

Фен продолжал работать, забытый и никому не нужный, пока Рамон не выключил его и не отложил в сторону. Потом его рука медленно скользнула по ее длинным густым волосам, поднесла их к губам, и, закрыв глаза, в полной тишине, он прошептал:

— Как я мечтал о твоих волосах!.. Я радовался, что ты закалывала их на макушке: соблазн дотронуться до них становился от этого еще сильнее… Я не раз представлял, каково это — чувствовать их руками, губами… — Ее внезапный вздох заставил его вздрогнуть. — Ты не знала, что я с ума по тебе сходил?

— Нет, — удивленно произнесла Норин, — я и помыслить не могла такое!

Он взял в руки фен и долго глядел на него.

— Я ведь не мог сказать тебе, — произнес он вдруг. — И после свадьбы стал таким язвительным и злым — обижал тебя, держал дистанцию. Так или иначе, Норин, но последние шесть лет я постоянно превращал твою жизнь в кошмар… Но теперь все будет по-другому. Знаешь, мне стало нравиться приходить домой!

— К еще одному пациенту. — Она нервно усмехнулась.

— Ты не пациент, ты сокровище. Я держу тебя под замком и не хочу делиться тобой с другими.

Норин взглянула на него: он шутит? Доверять Рамону она еще не научилась.

Он почувствовал это и, улыбнувшись, продолжал:

— Все в порядке. Хочешь, буду вести себя более сдержанно? Но когда ты снова встанешь на ноги и полностью поправишься, тогда берегись! — мягко пригрозил он. — Ты от меня легко не отделаешься. — Озадаченная, она нахмурилась, но он уже перешел на другое: — Готова к встрече с тетей и дядей?

— Похоже, да.

— Вот увидишь, они стали другими людьми, — произнес Рамон, и его взгляд скользнул по ее лицу, по длинным волосам… — Ух, какая ты сейчас!.. — вымолвил он. — Постоянно приходится напоминать себе, что ты еще очень слаба…

— Почему? — бросила она, не подумав.

— Потому что хочу повалить тебя на эти подушки и целовать, — целовать, целовать, пока не попросишь пощады…

— Рамон! — Густой румянец залил ей щеки. А он только поднял руку.

— Мы оба понимаем, что сейчас ты еще не готова для такого времяпрепровождения, так что не волнуйся. Но учти — всe впереди.

— Угроза?

— Нет, обещание, — произнес он нежно. — А пока можешь подумать, какое кольцо ты хочешь.

Норин нахмурилась: вероятно, у нее поднялась температура, но нет — она пощупала рукой холодный лоб.

— Я не ношу кольца, — пробормотала она смущенно.

Рамон взял ее левую руку и посмотрел на длинные тонкие пальцы с коротко подстриженными ногтями.

— Может, из белого золота? — задумчиво предложил он. — С рубинами? Будет соответствовать скрытому в тебе огню.

— Зачем тебе дарить мне кольцо? — так и не придя в себя от растерянности, спросила девушка.

— Хочу, чтобы ты осталась в моей жизни, — просто объяснил он. — И у тебя никого нет, кроме Дональдсона. — Назвав эту фамилию, Рамон поморщился. — Думаю, ты его не любишь, — добавил он резко.

— Мне он нравится… очень нравится, — возразила она.

— Да и мне он нравится. Только этот мужчина не для тебя. Ты не дрожишь и не краснеешь, когда он входит в твою комнату.

— Это еще зачем?

— Истинный возлюбленный должен производить впечатление, — последовал ответ. — Должен пробуждать в тебе сладостные, запретные мысли и желания. Должен заставлять тебя краснеть. В тебе же незаметно ни того, ни другого, ни третьего во время визитов Дональдсона. Зато именно так ты ведешь себя со мной.

Норин сжала зубы и взглянула на него, потом пробормотала:

— Мне холодно. И меня бросает в жар!

— Из-за меня, — согласился он совершенно серьезно. — Ты тоже вызываешь у меня жар, так же как и уважение, восхищение, нежность и желание.

— Я не собираюсь спать с тобой, — отрезала она.

— В твоем состоянии это вряд ли возможно, — он не стал спорить.

— Никогда!

— Ну, это слишком долгий срок. А я буду настойчив.

— Я уеду сегодня же!

— Не уедешь. — Ее гнев только рассмешил его. — Тебе надо отдохнуть. Потом вернется мисс Плимм, и мы пообедаем, потом тебя навестят тетя с дядей, а потом наступит вечер, и я почитаю тебе перед сном.

Норин хотелось убежать, но спрятаться было негде.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила она.

— А ты не знаешь? — прошептал он и поцеловал ее. Однако в этом дюцелуе не было ни страсти, ни желания — его переполняла нежность, бескрайняя нежность, какую только можно себе представить. И после, когда он ушел, Норин показалось, что все это ей лишь приснилось.

Тетя с дядей приехали в тот самый момент, когда мисс Плимм убирала посуду. Они были в хорошем расположении духа, но явно нервничали и чувствовали себя неловко.

— Мы хотели заглянуть к тебе пораньше, — объяснял дядя, — j однако Рамон попросил подождать, пока ты немного окрепнешь. — Сидя в кресле, он наклонился в ее сторону. — У тебя есть все, что нужно?

— Да, да, — успокоила их Норин. — Рамон обо мне хорошо заботится… я ведь его пациентка, — добавила она быстро, чтобы у них не сложилось впечатление, будто она стремится занять в его жизни место их дочери.

Мэри Кенсингтон казалась постаревшей и менее уверенной в себе.

— Изадора умерла, — произнесла она тихо. — Мы сделали из нее святую, потому что так больно ощущать ее смерть, но она была лишь женщиной, Норин, женщиной, а не святой. Мы знаем об их с Рамоном отношениях, так что не думай, что ты оскверняешь ее память, живя в его квартире, — на ее губах мелькнула грустная улыбка, — мне так жаль, что мы не догадывались, в каком ты была состоянии. И так больно вспоминать, как мы обращались с тобой после смерти Изадоры… И всегда будет больно… Надеюсь, ты простишь нас?

— Мы хотим что-нибудь для тебя сделать, — добавил дядя, — все что угодно, — он выглядел смущенным, — так трудно признавать свою вину.

Они оба казались такими жалкими, что Норин не испытывала к ним больше никакой злобы — ее сердце было слишком мягким.

— Может, мне стоило заставить вас меня выслушать, — сказала она после минутной паузы, и ее голос заметно потеплел. — В этом есть и моя вина. Изадора умерла по моей вине.