В океане - Панов Николай Николаевич. Страница 73

Казалось, волна ударит его о железную стенку, но он ловко ухватился за ступеньку скоб-трапа, поднимался из воды, грузно подтягивая ноги в свинцовых, окованных медью галошах.

Отвинтили огромный шар медного глазастого шлема. Черноволосая голова Коркина возникла над круглым резиновым воротником. Коркин жадно дышал, глотая влажный ветер.

Все точно, как замерил старшина, — сказал, переводя дух, Коркин. — Повреждений нет, кроме как в подбашенном отсеке второго понтона.

Стало быть, разрешите заводить пластырь? — спросил Костиков.

Приступайте, — сказал Сливин.

Легким, почти юношеским шагом командир экспедиции взбежал по крутым пролетам трапов, соединяющих стапель-палубу с вершиной башни. Немного задыхаясь, Андросов следовал за ним.

В дощатой рубке ждал у аппарата радист.

— Вызовите капитана «Прончищева», — приказал Сливин.

Андросов остановился у флага, вьющегося на башне. Глянул на очертания ледокола, на «Пингвин», еще не соединенный тросами с «Прончищевым»… Стал всматриваться в линию береговых скал.

Кайма прибоя вставала у подножия скал островка Скумкам. Башня маяка казалась неподвижным гребнем взметнувшейся в воздух волны… Не было видно ни шлюпки, ни каких-либо признаков жизни на островке. Но вот от береговых складок что-то двинулось, стало отдаляться от линии прибоя. Шлюпка возвращалась на док.

— Капитан «Прончищева» на аппарате, — доложил из рубки радист.

Начальник экспедиции взял переговорную трубку.

— Сливин говорит. Сергей Севастьянович, в доке, к счастью, повреждение небольшое. Снимемся с якорей, как только заведем буксиры на «Пингвин». Сейчас возвращаюсь на ледокол, прошу начать подготовку к заводке. Как поняли меня? Перехожу на прием.

Он отпустил рычаг трубки, слушал, что говорит Потапов. Вновь надавил рычаг.

— Понял вас, Сергей Севастьянович.

Отдал трубку радисту, вышел из рубки. Озабоченно глянул на Андросова.

Верно говорит народ, несчастье никогда не приходит одно. Боцман Птицын слег. Ходить не может. Сейчас уточним: если взять на «Прончищев» Агеева, справятся здесь без него? А мичман служил раньше на ледоколах, знает их якорные и швартовые устройства…

Я уже уточнял — справятся без Агеева здесь… А что Птицын сляжет — нужно было ожидать, — сказал Андросов. — У него серьезный ушиб. Во время аварии, при первом возбуждении, может быть, и боли-то он не почувствовал, а потом ушиб себя показал… Мичман Агеев умеет передавать свой опыт, за время похода воспитал сплоченный коллектив. Если прикажете перейти мичману на ледокол, его здесь заменит боцман Ромашкин.

А вон и шлюпка подходит. Быстро обернулись, — сказал Сливин,

Они спустились по трапам. Парус на шлюпке был уже спущен, вельбот точно, в притирку подходил к понтонам. Олсен первый поднялся на палубу дока.

Норвежский лоцман весь трепетал от сдерживаемого возмущения.

Ну, товарищ Олсен, что там на маяке? — спросил Сливин.

Там на маяке… — Олсен вскинул старческие смятенные глаза. — Там на маяке сделано большое преступление. Там рыбаки очень напуганы. Ловили треску, остались ночевать на острове из-за тумана. Ночью увидели, что погас свет, пришли на маяк… Старший среди них — Гельмар Верле, почитаемый в округе человек, очень удивлен, рассержен…

По мере того как Олсен говорил, Андросов вполголоса переводил его слова столпившимся вокруг морякам.

— Они понимают, что значит маячный огонь в такую непогоду, — говорил лоцман. — Когда бежали на маяк, увидели — в море зажегся другой свет. Смотритель и его помощник лежали без чувств, а наверху был другой человек, преступник.

Олсен обвел взглядом стоящих вокруг старшин и матросов.

Это хорошо, что меня слушают все. Об этом должен узнать весь мир. Рыбаки говорят: вчера вечером видели вблизи острова подводную лодку… А когда пришли на маяк, человек, потушивший фонарь, стоял на вершине башни, смотрел на море в бинокль. Его хотели схватить рыбаки, но он выстрелил, ранил в руку одного молодого парня, сбил с ног двух других, убежал… Когда рассвело, рыбаки осмотрели остров, но никого не нашли…

Так он и стал бы их ждать! — сказал Агеев. — Ясно — на подлодку ушел… Разрешите вопрос задать? — шагнул он вперед, когда замолчал Олсен.

Спрашивайте! — сказал Сливин.

Мы, товарищ капитан первого ранга, как было приказано, на берег не сходили, не могли с теми норвегами поговорить. А хорошо бы узнать — какой он с виду, диверсант этот. В морской форме или нет? Чем, так сказать, выделялся?

Андросов перевел слова Агеева. Лоцман коротко ответил.

— Нет, он не был в морской форме… — переводил Андросов, и мичман понимающе кивнул. — Был он одет, как рыбак… Наружность невидная… Лица его не запомнили. Говорят, был невысокого роста, но сильный. Потому и не смогли они его задержать, что не ожидали в нем такой силы.

Мичман кивнул снова. Слегка наклонив голову, Сливин слушал, что говорит, обращаясь к нему, Олсен.

— Нет, товарищ Олсен, мы не будем ждать результатов расследования, — сказал наконец Сливин. — Это дело местных властей, а когда еще они доберутся до маяка. Конечно, доложим кому полагается, но пока наша задача — скорей закончить буксировку.

Он повернулся к матросам.

Каждое наше промедление в пути — выигрыш для врага, товарищи! Давайте же так закончим проводку, чтобы показать всему миру, что никакие трудности не собьют русского моряка с намеченного курса!.. Вам, Сергей Никитич, придется на ледокол с нами идти. Примете на себя обязанности боцмана «Прончищева». Птицын в лазарет слег.

Временно переходить, товарищ капитан первого ранга?

До конца плавания перейдете. Личные вещи вам собирать долго?

Имущество мое небольшое. Разрешите исполнять?

— Идите. Жду вас у шлюпки. Сергей Никитич исчез в люке баржи.

— Вот и объяснение, товарищи, как хотели они расправиться с нами, — говорил Сливин окружившим его морякам…

В барже Агеев действовал с обычной стремительной аккуратностью.

Пряча в чемодан маленькое зеркальце для бритья, несколько мгновений всматривался он в отражение своего красно-коричневого круглого лица. Спокойное, как всегда, лицо. Еще недавно так радовался бы, получив приказ перебазироваться на «Прончищев». А теперь мысли всецело заняты другим. «Каждое промедление в пути — выигрыш для врага», — сказал капитан первого ранга. С особой ясностью встала в уме вся цель связанных с буксировкой непонятных событий.