Возвращение - Паолини Кристофер. Страница 103

— Не пачкай воздух грязными словами, — мягко остановил его Оромис. — Эта грязь потом перейдёт на тебя же. Мне кажется, что эти Двойники отправили тебя в бой без всякой защиты не столько для того, чтобы тебя убили, сколько для того, чтобы Дурза мог взять тебя в плен.

— Что?!

— Судя по твоим собственным рассказам, Аджихад давно подозревал, что среди варденов есть предатель — особенно когда Гальбаторикс начал преследовать варденов и их союзников с удивительной последовательностью и точностью. Двойники хорошо знали, кто именно сотрудничает с варденами. Кроме того, им удалось заманить тебя в самое сердце Тронжхайма, отделив от Сапфиры, а для Дурзы, напротив, сделав легко досягаемым. Единственное логическое объяснение этому — их сотрудничество с Гальбаториксом. Они и были предателями, Эрагон.

— Если это и так, — устало сказал Эрагон, — то теперь это уже не важно. Они давно мертвы.

Оромис кивнул:

— Даже если Двойники действительно мертвы, от Арьи я знаю, что и ургалы имели в этом бою своих магов. Ей пришлось со многими из них сражаться. На тебя никто из них не нападал?

— Нет, учитель.

— Ну что ж, это лишь ещё одно свидетельство того, что тебя и Сапфиру приберегали для Дурзы, а он должен был пленить вас и доставить к Гальбаториксу. Ловушку, надо сказать, расставили весьма умело.

Они вернулись к занятиям магией, и в течение целого часа Оромис учил Эрагона двенадцати способам убивать так, чтобы на это потребовалось не больше усилий, чем на обмакивание пера в чернильницу. Когда Эрагон выучил наконец последнее заклинание, ему вдруг пришла в голову такая мысль, что он невольно усмехнулся и заметил:

— Ну, теперь-то уж раззакам от меня точно не уйти! Пусть только ещё раз мне попадутся!

— И все-таки тебе следует очень остерегаться их, — строго глянул на него Оромис.

— Но почему? Три слова — и они будут мертвы.

— Ты знаешь, что едят скопы? — неожиданно спросил эльф.

Эрагон удивлённо захлопал глазами:

— Рыбу, естественно!

— А если какая-то рыба вдруг окажется более быстрой и умной, чем её собратья, сможет она удрать от охотящейся скопы?

— Сомневаюсь, — сказал Эрагон. — Во всяком случае, долго ей не продержаться.

— Так вот: скопы отлично приспособлены, чтобы быть лучшими рыболовами на свете; волки — чтобы лучше всех охотиться на оленей; и каждое живое существо имеет свои особенные таланты, не сравнимые с талантами прочих, и эти таланты наилучшим образом соответствуют главной жизненной цели этого существа. Запомни: раззаки созданы для охоты на людей. Это настоящие монстры, порождение тьмы, постоянный кошмар, преследующий вашу расу.

По спине Эрагона поползли мурашки.

— Так что же это за существа такие?

— Не эльфы и не люди; не гномы и не драконы; не звери, покрытые шерстью, перьями или чешуёй; не рептилии и не насекомые — это вообще не животные.

— Растения они, что ли? — Эрагон заставил себя ненатурально рассмеяться.

— Нет, и не растения. Они воспроизводят свой род, откладывая яйца, подобно драконам. А когда молодые особи вылупляются из яиц, то начинают выращивать нечто вроде чёрного панциря, с виду напоминающего человеческое тело. Причём эта довольно грубая имитация оказывается настолько убедительной, что позволяет раззакам приближаться к жертвам, не вызывая особой тревоги с их стороны. Раззаки сильны во всем, в чем вы, люди, проявляете слабость. Они, например, прекрасно видят даже в пасмурные ночи; чуют след не хуже гончих псов; прыгают значительно выше и бегают гораздо быстрее людей. Но известно, что им причиняет нестерпимую боль яркий свет; они также смертельно боятся глубокой воды, ибо не умеют плавать.

Самое страшное и мерзкое их оружие — это зловонное дыхание, ибо оно способно не просто туманить людям мозги, но и отнимать у них разум; на гномов их дыхание, впрочем, действует значительно слабее, а на эльфов не действует совсем.

Эрагон даже вздрогнул, вспомнив, как ещё в Карва-холле впервые увидел раззаков и как не смог от них убежать, когда они его заметили.

— Это было как во сне… — пробормотал он. — Я хотел убежать от них, но не мог двинуться с места…

— Да, я об этом слышал уже не раз, — кивнул Оромис. — Хотя раззаки не способны пользоваться магией, недооценивать их преступно. Если они узнают, что ты на них охотишься, то затаятся, станут держаться в тени, в темноте — там они сильнее — постараются повсюду расставить для тебя западни, как сделали это в Драс-Леоне. Даже огромный опыт не сумел защитить Брома от этих тварей. С раззаками никогда нельзя быть самоуверенным, Эрагон. Как и безрассудно смелым, ибо эти враги всегда сумеют найти лазейку и воспользоваться какой-нибудь твоей слабостью.

— Я понял, учитель, — очень серьёзно ответил Эрагон и почтительно склонил голову.

ИДЕАЛЬНЫЙ ОБРАЗ

Наконец-то я понимаю природу своих врагов», — думал Эрагон. Он боялся раззаков с тех пор, как они впервые появились в Карвахолле, и не только из-за совершенных ими злодеяний, но главным образом потому, что об этих существах было так мало известно. В своём неведении Эрагон наделял раззаков куда большей силой и возможностями, чем они на самом деле обладали, и взирал на них с почти суеверным ужасом.

Впрочем, они не только ему казались порождением ночных кошмаров. Но теперь разъяснения Оромиса сорвали с них пелену таинственности и недосягаемости. А то, что они так уязвимы для света и воды, служило для Эрагона убедительным доказательством возможности одержать над ними победу. «Да, — думал он, — в следующий раз я непременно отомщу этим тварям, погубившим Гэрроу и Брома, и уничтожу их!

— А их родители тоже называются раззаками? — спросил он.

Оромис покачал головой:

— Нет, мы их называем «Летхрблака», «летучая мышь» по-вашему. И надо признаться, что если раззаки не слишком умны, хотя и весьма хитры, то Летхрблаки умны и изворотливы, как драконы. Но только жестокие, злобные, извращённые драконы.

— А откуда они взялись?

— Из тех стран, откуда прибыли и твои предки. Возможно, именно их хищные задатки и заставили короля Паланкара перебраться в Алагейзию. Когда Всадники впервые обнаружили в Алагейзии раззаков, то постарались сделать все возможное, чтобы их извести. Мы боролись с ними, точно с опасной болезнью, но, к сожалению, искоренить это зло нам удалось лишь отчасти. Два Летхрблака удрали. Именно они вместе со своими детёнышами и причинили людям — и тебе в том числе — так много горя. Убив Враиля, Гальбаторикс разыскал их и заключил с ними сделку. Он пообещал им покровительство и гарантированное количество пищи. Их излюбленной пищи. Именно поэтому Гальбаторикс и позволяет им жить поблизости от Драс-Леоны, одного из самых крупных городов Империи.

Эрагон стиснул зубы.

— Им придётся за многое ответить! И они ответят, если все будет по-моему!

— О да! — Оромис печально посмотрел на него.

Потом сходил в дом и через минуту вернулся, неся с полдюжины слюдяных табличек в полфута шириной и в фут высотой. Одну из табличек он протянул Эрагону и сказал:

— Давай-ка на время оставим столь неприятную тему. Мне кажется, тебе интересно было бы узнать, как создаётся фэйртх. Это отличный способ концентрации мыслей. Слюдяные таблички пропитаны особыми красками всевозможных цветов, чтобы можно было использовать эти цвета в любом сочетании. Нужно лишь сосредоточиться и мысленно представить себе образ того, что в данный момент ты хотел бы видеть перед собой, а потом сказать: «Пусть то, что видит мой мысленный взор, повторит эта табличка». (Слушая эльфа, Эрагон рассматривал гладкую, как фаянс, поверхность таблички.) Посмотри же вокруг и постарайся отыскать что-нибудь достойное воспроизведения.

Но знакомый пейзаж казался Эрагону слишком банальным: жёлтая лилия в траве, утонувший в зелени домик Оромиса, ручей… Нет, он не находил в этом ничего примечательного. Вряд ли этот пейзаж, даже воспроизведённый с помощью фэйртха, позволит тому, кто его увидит впоследствии, заглянуть в душу художника, его изобразившего. Куда интереснее запечатлеть мимолётность, переменчивость тех или иных вещей. И тут его взор остановился на светлых «свечках» на концах сосновых ветвей, на глубокой ране в стволе там, где недавняя буря сломала большую ветку, содрав и кусок коры. Прозрачные капли смолы выступили по краям этой раны, и в них, дробясь, отражались солнечные лучи.