Возвращение - Паолини Кристофер. Страница 24

Джормундур дружески пожал ему руку и сказал:

— Лёгкой тебе дороги, Эрагон. Береги себя!

— Идём, — сказала Арья, тёмной тенью скользнув мимо них. — Пора. Утренняя звезда уже зашла, а путь у нас неблизкий.

— Давно пора! — поддержал её Орик, вытаскивая из мешка красный фонарь, созданный мастерством и магией гномов.

Насуада ещё раз оглядела всех, явно осталась довольна и сказала напоследок:

— Ну что ж, Эрагон и Сапфира… Все вардены передавали вам свои самые добрые напутствия; примите же и моё благословение. Пусть безопасным и лёгким будет ваш путь! Но помните: мы возлагаем на вас самые сокровенные свои надежды и ожидания. Не обманите же их и с честью выполните свою задачу.

— Мы будем стараться изо всех сил! — пообещал Эрагон.

Взяв Сноуфайра под уздцы, он двинулся следом за Арьей, уже успевшей уйти немного вперёд. За ним шёл Орик; Сапфира замыкала процессию. Эрагон успел заметить, что, проходя мимо Насуады, дракониха помедлила и легонько лизнула девушку в щеку.

Они шли на север, и ворота Тронжхайма у них за спиной становились все меньше, пока не стали похожи на светлую полоску, на фоне которой виднелись два крошечных силуэта: Насуада и Джормундур по-прежнему глядели им вслед.

Наконец они добрались до подножия Фартхен Дур. Гигантские двери — футов в тридцать высотой — были уже предусмотрительно распахнуты. Трое гномов-стражников с поклоном дали им пройти. Тоннель, начинавшийся за этими дверями, вполне соответствовал их величине. Его передняя часть шагов на полсотни была украшена резными колоннами и светильниками, дальше стены становились гладкими, точно в гробнице, и стояла такая же тишина.

Тоннель очень напоминал западный вход в Фартхен Дур, но Эрагон знал, что это не так. Казалось, этот тоннель вообще не имеет выхода наружу — он уходил все глубже и глубже под землю и покрывал довольно большое расстояние до столицы гномов Тарнага.

Орик и Арья, едва переступив порог тоннеля, решительно зашагали вперёд, а Эрагон испытывал мучительную неуверенность. Он, разумеется, не боялся темноты, но и удовольствия особого не испытывал, будучи со всех сторон окружённым вечной тьмой и каменными стенами. Войдя в этот пустынный бесконечный коридор, он как бы снова оказался во власти неведомого. Позади, в лагере варденов, осталось то немногое, к чему уже успел привыкнуть; грядущее же сулило ему лишь нечто весьма неопределённое.

«В чем дело?» — спросила у него встревоженная Сапфира. Эрагон не ответил и, глубоко вздохнув, решительно двинулся дальше, все глубже погружаясь в подземное чрево гор.

ЩИПЦЫ И МОЛОТ

Через три дня после появления в Карвахолле раззаков Роран понял, что просто не находит себе места. Он бродил вокруг своей стоянки, почти не присаживаясь, но разглядеть отсюда, что творится в деревне, было невозможно, и он не имел оттуда никаких вестей с тех пор, как к нему приходил Олбрих. Роран сердито посматривал на раскинувшиеся у дороги палатки солдат.

В полдень Роран заставил себя немного поесть всухомятку. Вытирая рот тыльной стороной ладони, он вдруг подумал: сколько же времени раззаки намерены ждать? Что ж, ещё неизвестно, у кого из них больше терпения; он, во всяком случае, сдаваться не собирался.

Чтобы убить время, Роран упражнялся в стрельбе из лука, выбрав в качестве мишени ствол гнилого дерева. Он стрелял до тех пор, пока одна из стрел не разлетелась вдребезги, ударившись о камень, спрятавшийся под корой. После этого ничего другого не оставалось — только ходить туда-сюда по уже натоптанной тропинке от валуна на краю обрыва до того места, где он устроил себе убежище.

Вдруг в лесу, чуть ниже его тропы, послышались шаги. Схватив лук, Роран спрятался и стал ждать. Но вскоре вздохнул с огромным облегчением, увидев Балдора, и радостно замахал ему рукой.

— Почему же столько времени никто не приходил? — немного обиженно спросил он.

— Так мы из деревни выйти не могли, — сказал Балдор, усаживаясь и вытирая пот со лба. — Солдаты просто глаз с нас не спускали. Едва подвернулась возможность удрать от них, я сразу к тебе и пошёл. Хотя, если честно, я ненадолго. — Он опасливо глянул на сумрачную гору, нависавшую над ними, и вздохнул. — И как только у тебя смелости хватает тут жить! Я бы давно сбежал. Тебя тут, случайно, волки, медведи или пумы не беспокоят?

— Да нет, все нормально. А эти солдаты ни о чем таком не болтают?

— Один вчера вечером хвастался у Морна, что, мол, их отряд специально выбрали, уж больно дело им поручено тонкое. (Роран нахмурился.) Хотя ведут они себя не особенно осторожно. Каждый день двое или трое в стельку напиваются, а в самый первый день сразу несколько человек так «накушались», что чуть всю харчевню не разнесли. Бедняга Морн!

— Они хоть заплатили ему за это?

— Да ты что? Конечно нет!

Роран, не отрывая взгляда от деревни, задумчиво сказал:

— Знаешь, все-таки трудно поверить, что Империя послала в такую даль специальный отряд только для того, чтобы меня схватить. Что я им? Или, может, им кажется, что я что-то важное знаю?

Балдор тоже посмотрел в сторону деревни.

— Сегодня раззаки допрашивали Катрину. Кто-то им сказал, что у вас с ней любовь, и они, естественно, очень интересовались, не знает ли она, куда ты подевался.

Роран с тревогой уставился на Балдора:

— Они с ней ничего не сделали? Не напугали?

— Ну, чтобы её напугать, этих двоих маловато будет, — заверил его Балдор. И прибавил осторожно: — Может, тебе стоит подумать над тем, не сдаться ли им?

— Да я скорее повешусь и их с собой прихвачу! — От возмущения Роран вскочил и снова забегал по тропинке. — И как только у тебя язык повернулся такое сказать! Ты ведь знаешь, какой муке они моего отца подвергли!

Балдор остановил его, схватив за руку, и сказал:

— Ну, а если эти солдаты так никуда и не уйдут? Ты что, век тут будешь прятаться? Они ведь скоро догадаются, что мы им солгали и на самом деле ты где-то скрываешься. Такого Империя не прощает.

Роран вырвал руку, резко повернулся, но потом, словно передумав, вдруг сел на землю. «А ведь если я не объявлюсь, — думал он, — раззаки обвинят первого попавшегося. А что, если попробовать увести их от Карвахолла?» Роран, правда, не считал себя достаточно умелым следопытом и не настолько хорошо знал эти леса, чтобы запросто уйти от трех десятков солдат. Вот Эрагон, наверное, смог бы… Однако, если ситуация не переменится, это будет единственной возможностью вывести деревню из-под удара.

Он посмотрел на Балдора.

— Я не хочу, чтобы из-за меня кто-нибудь пострадал, но все-таки пока подожду. Если же раззаки станут проявлять нетерпение и начнут кому-то угрожать, тогда… Ну, тогда я придумаю что-нибудь ещё.

— Да куда ни кинь, все плохо складывается, — сокрушённо покачал головой Балдор.

— Ничего, я сдаваться не намерен!

Балдор вскоре ушёл, и Роран остался наедине со своими мыслями, продолжая топтать все ту же тропу, словно втаптывая в неё тревогу и горестные мысли. Когда спустились холодные сырые сумерки, он снял башмаки — опасаясь, как бы совсем не развалились, — и продолжал ходить по тропе босиком.

Когда взошла почти уже полная луна и под её сиянием ночная тьма несколько расступилась, Роран заметил в Карвахолле какое-то волнение. По деревне метался свет фонарей, выныривая то из-за одного, то из-за другого дома. Наконец жёлтые пятна света собрались на центральной площади Карвахолла, точно стайка светлячков, а потом в некотором беспорядке двинулись к околице деревни и остановились, наткнувшись на ровный ряд зажжённых факелов.

Целых два часа Роран наблюдал за этим противостоянием — фонари беспомощно мигали и метались перед строем солдат, неподвижно стоявших с факелами в руках. Потом те и другие разошлись в разные стороны — по своим домам и палаткам.

Больше внизу ничего интересного не происходило; деревня и военный лагерь погрузились во тьму. И Роран тоже решил лечь спать.