Возвращение - Паолини Кристофер. Страница 63

Эрагон кивнул и отошёл к Сапфире, которая лежала на подстилке из пышного мха и развлекалась: выпускала из ноздрей перья дыма и смотрела, как они, извиваясь, тают в вышине.

«Теперь мне и на земле места хватает, — вдруг сказала она. — Я больше не испытываю ни малейших затруднений».

«Вот и хорошо», — откликнулся Эрагон и верхом на Фолквире последовал за Ориком и эльфами — дальше, дальше в чащу этого молчаливого леса. Сапфира бежала с ним рядом. Её чешуя то и дело вспыхивала синими искрами, а белые шкуры лошадей просто светились в сумраке, царившем вокруг.

Эрагон на мгновение остановился, поражённый мрачной красотой этого мира, дышавшего холодом далёких веков. Похоже, все оставалось неизменным под колючим пологом этих сосен в течение нескольких тысячелетий и уж не изменится впредь. Казалось, само время погрузилось здесь в сон, от которого ему никогда не очнуться.

Ближе к вечеру из полумрака вдруг вынырнул какой-то эльф. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь кроны деревьев, окутали его золотистым сиянием, и он казался облачённым в сверкающие доспехи. На самом же деле он был одет в лёгкие, какие-то летучие одежды, лоб пересекал серебряный обруч. Эльф был немолод, но лицо его поражало своим благородством и безмятежностью.

— Эрагон, — прошептала Арья, — покажи ему свою ладонь и кольцо Брома.

Эрагон снял перчатку и поднял руку, повернув её так, чтобы эльф сперва увидел подаренный Бромом перстень, а потом — гедвёй игнасия. Эльф улыбнулся, на мгновение прикрыл глаза от счастья и простёр руки в приветственном жесте. При этом благородство по-прежнему сквозило в каждом его движении.

— Путь свободен, — снова шепнула Арья и, отдав своему коню какую-то неслышную команду, двинулась вперёд. Они объехали эльфа — так вода обтекает позеленевший от старости валун, — и стоило им миновать его, как он выпрямился, хлопнул в ладоши pi исчез вместе с солнечным светом, только что его освещавшим.

«Кто он такой?» — спросила Сапфира. И Арья пояснила:

— Это Гилдерьен Мудрый, принц Дома Миоландра, владеющего Белым Пламенем Вандиля. Он — хранитель Эллесмеры со времён Дю Фим Скулблака, нашей войны с драконами. Без его разрешения никто не может войти в этот город.

Через четверть мили лес несколько поредел, в нем даже появились прогалины, на которых плясали солнечные зайчики. Путники миновали арку, образованную двумя старыми соснами, склонившимися друг к другу и покрытыми наплывами смолы, и остановились на краю большой поляны.

Поляна была усыпана цветами — ярко-алые розы, голубые колокольчики, белоснежные лилии… Казалось, кто-то разбросал здесь охапки, груды рубинов, сапфиров и опалов. Дивный аромат цветов привлекал множество шмелей и пчёл. Справа за кустами смеялся ручеёк; на большом камне самозабвенно стрекотала парочка белок.

Эрагон, охотник, сразу решил: здесь наверняка ночуют олени, но потом стал различать в кустах и траве множество тропинок, явно проложенных не лесными зверями. Под кустами, где обычно царит густая тень, разливался мягкий тёплый свет, а в контурах деревьев и трав было нечто немного неестественное, странное, но странность эта ничуть не бросалась в глаза. Эрагон поморгал, тряхнул головой, и зрение его вдруг прояснилось; ему словно надели наконец очки, благодаря которым все сразу обрело вполне узнаваемые формы. Да, эти дорожки явно проложены не животными. А то, что он сперва принял за купы кривоватых деревьев с переплетёнными ветвями — весьма изящные здания, растущие прямо из земли в виде деревьев.

Вот, например, одно из таких деревьев словно раздулось внизу, и его ствол превратился в двухэтажный дом, корни которого уходят в землю. Оба этажа имели шестиугольную форму, только площадь верхнего была в два раза меньше площади нижнего, отчего дом немного напоминал детскую пирамидку. Крыши и стены дома представляли собой лёгкие деревянные пластины, укреплённые на шести мощных балках. Зелёный мох и жёлтые лишайники свисали с крыши над украшенными самоцветами окнами, имевшимися в каждой из шести стен здания. Парадная дверь издали выглядела, как таинственный чёрный провал или вход в пещеру, ибо находилась в углублении. Дверной проем был украшен загадочными резными символами и изящной аркой.

Другой дом сидел, точно птенец в гнезде, между тремя соснами, изогнутые ветви которых, соприкасаясь, переплелись в воздухе. Стоя на этих естественных балках, дом уходил вверх аж на пять этажей и казался удивительно лёгким. Перед домом стояла беседка из ивовых и кизиловых прутьев, в ней горели знаменитые эльфийские фонарики, выполненные в виде чернильных орешков и совершенно незаметные глазу.

Каждый из домов как бы дополнял и украшал окружающую природу, настолько с нею сливаясь, что порой невозможно было сказать, где кончается строение и начинается живое дерево. Архитектура и природа здесь обрели истинное равновесие. Вместо того чтобы властвовать в своём мире, эльфы предпочли принять его таким, какой он есть, и приспособиться к нему.

Вскоре показались и обитатели Эллесмеры — сперва это проявлялось в едва заметном движении, не более шумном, чем шелест сосновых игл, осыпающихся на землю под лёгким ветром. Затем Эрагон стал замечать то чью-то промелькнувшую руку, то чьё-то бледное лицо, то изящную ножку, обутую в сандалию. Осторожные эльфы не торопились показаться пришельцам. А когда они наконец появились в пределах видимости, то не сводили глаз с Сапфиры, Арьи и Эрагона.

Здешние женщины не заплетали волосы в косы и не укладывали в прихотливые причёски, позволяя им струиться по спине светлыми водопадами серебристого или песочного оттенка. Некоторые, правда, втыкали в волосы живые цветы. Эльфы-женщины были удивительно красивы — тонкой неземной красотой, скрывавшей, впрочем, их недюжинную силу. Эрагону эти существа казались безупречными. Эльфы-мужчины тоже поражали своей внешностью — высокие скулы, тонкие прямые носы, густые ресницы. Одежда эльфов представляла собой простые короткие туники — зеленые или коричневые — с каймой в осенней гамме: оранжевой, ржаво-красной, золотистой.

«Да, не зря их называют Светлыми Эльфами», — думал Эрагон, прикладывая пальцы к губам в знак приветствия, как его учила Арья.

Эльфы тут же все, как один, поклонились ему в пояс, заулыбались, засмеялись, а откуда-то из их толпы донёсся звонкий женский голосок, напевающий:

Гала о Вирда брюнхвитр, Абр Берундал вандр-фодхр, Бюртхро лауфсбладар экар ундир Эом кона даутхлейкр…

Эрагон тут же зажал уши, опасаясь, что и эта мелодия сродни заклинанию, которое они слышали ночью близ Силтрима, но Арья покачала головой и отняла его руки от ушей.

— Это не магия, — успокоила она Эрагона и сказала своему коню: — Ганга. Ступай назад. — Жеребец кивнул головой и послушно пошёл прочь. — И вы тоже отпустите коней, — велела Арья своим спутникам. — Они нам больше не понадобятся и вполне заслужили отдых на конюшне.

Песня стала громче, когда Арья повела их по дорожке, выложенной мелкими камешками, среди которых мелькали кусочки зеленого турмалина, к ручью; дорожка вилась среди пышных кустов шток-розы, между странными, растущими из земли домами. Эльфы танцующей толпой следовали за ними, легко взлетая на ветки и со смехом пробегая у гостей над головой. Сапфиру они называли исключительно хвалебными именами — Длинный Коготь, Дочь Воздуха и Огня, Сильнейшая.

Эрагон улыбался, не скрывая радости и восхищения. «Здесь я мог бы жить!» В душе его разливался покой. Спрятанная в чаще Дю Вельденвардена, где столько же входов, сколько и выходов, надёжно ограждённая от внешнего мира, Эллесмера понравилась ему гораздо больше тех великолепных городов, что были построены гномами. Указав на один из домов, как бы находившийся внутри огромной сосны, он спросил у Арьи:

— Господи, как вы это делаете?

— Мы поем лесу на своём языке, вкладывая в песню всю свою силу и передавая эту силу ему; мы просим, чтобы деревья росли так, как нужно нам. Не только все наши здания, но и инструменты сделаны таким образом.

Они остановились у сплетения корней, создававшего как бы ступени огромной лестницы, наверху которой виднелась дверь, утопленная в стене из молодых сосен. Сердце Эрагона забилось, когда дверь вдруг распахнулась настежь словно сама собой, и за ней открылся великолепный зал — стены из стволов деревьев, а потолок, похожий на соты, образован сотнями переплетённых между собой ветвей. Вдоль двух стен стояло по двенадцать кресел, на которых расположились двадцать четыре представителя эльфийской знати.