Возвращение - Паолини Кристофер. Страница 94

— Учитель, я мог бы слушать день и ночь ещё лет двадцать, но так и не узнать всего, что происходит на этой лесной поляне! — воскликнул Эрагон.

Оромис приподнял бровь.

— Ты делаешь успехи. — Впрочем, когда Эрагон описал все, чему стал свидетелем, он заметил: — Боюсь, правда, успехи эти пока недостаточны. Тебе нужно работать более усердно, Эрагон. Я знаю, ты можешь. Ты умен и настойчив, и у тебя есть все предпосылки, чтобы стать настоящим Всадником. Я понимаю, это довольно трудно, но нужно учиться оставлять в стороне все свои личные проблемы и сосредотачиваться исключительно на той задаче, которая перед тобой стоит в данный момент.

— Но я и так стараюсь изо всех сил!

— Нет, не изо всех. Я сразу пойму, когда ты будешь стараться изо всех сил. И узнаю тогда, на что ты действительно способен. — Оромис задумался. — Возможно, неплохо было бы тебе заниматься с кем-нибудь вместе, чтобы иметь возможность соревноваться с ним. Тогда-то мы и увидели бы, на что ты способен… Хорошо, я подумаю над этим.

И Оромис принялся накрывать на стол: извлёк из буфета каравай только что испечённого хлеба и деревянный горшок масла из лесных орехов, которое эльфы умели отлично готовить, а потом доверху наполнил две миски горячим овощным рагу, тихо булькавшим в котле над очагом.

Эрагон с отвращением посмотрел на рагу; его уже тошнило от эльфийских кушаний. Он мечтал о мясе, рыбе или птице — о чем-нибудь сытном и ароматном, например, о куске жаркого, в который можно с наслаждением вонзить зубы. Ему осточертел этот вечный парад всевозможных растений.

— Учитель, — спросил он, чтобы отвлечься, — а зачем ты заставляешь меня медитировать? Для того, чтобы я научился понимать действия зверей и насекомых, или же с какой-то иной целью?

— А самому тебе разве ничего иного в голову не приходит? — Оромис только вздохнул, когда Эрагон энергично помотал головой. — Вот с новичками всегда так, особенно с людьми; мозг свой они тренируют в самую последнюю очередь, да и внимания на него обращают куда меньше, чем на свои мышцы. Спроси их об искусстве фехтования, и они перечислят тебе все удары, нанесённые во время поединка, состоявшегося месяц назад, но попроси их решить какую-нибудь иную задачку или ясно сформулировать свою мысль, и они… Вот сейчас, например, я был бы счастлив получить в ответ нечто большее, чем твой ничего не выражающий взгляд. Ты все ещё совсем новичок в мире грамари — так в действительности следует называть магию, — но ты должен начинать учитывать возможности куда более полного её применения.

— Но как?

— Представь себе на минутку, что ты Гальбаторикс и у тебя под началом все его громадные воинские ресурсы. Вардены уничтожили целую армию посланных тобой ургалов с помощью твоего главного врага — молодого Всадника и его дракона, который, как тебе известно, учился какое-то время у Брома, весьма опасного соперника, которого тебе так и не удалось победить. Тебе также известно, что силы противника сосредоточены сейчас в Сурде для возможного вторжения на твою территорию. При подобных условиях каков самый простой способ решения данной проблемы? Если, конечно, отринуть крайний вариант — верхом на драконе самому ринуться в бой?

Эрагон возил ложкой в почти остывшем рагу, обдумывая решение задачи.

— Мне кажется, — медленно начал он, — самое простое — это обучить военному делу специальный отряд магов. Им даже не нужно быть особенно могущественными, но они должны непременно принести мне клятву верности на древнем языке. Затем я бы приказал им проникнуть в Сурду и постараться там как бы раствориться, смешавшись с местным населением, и саботировать любые усилия варденов. Чуть позже я бы отдал им приказ отравить колодцы и убить Насуаду, короля Оррина и некоторых других ключевых руководителей повстанцев.

— И почему же Гальбаторикс до сих пор этого не сделал?

— Потому что до сих пор Сурда не представляла для него почти никакого интереса — ведь вардены в течение нескольких десятилетий жили в Фартхен Дуре, где у них была возможность изучить мысли каждого вновь прибывшего и определить, не двойную ли цель он преследует. А в Сурде они такой проверки осуществлять уже не могут — слишком это большая страна и слишком много в ней живёт людей.

— Пожалуй, я готов с тобой согласиться, — кивнул Оромис. — Если Гальбаторикс не решится сам покинуть своё логово в Урубаене, то самая большая опасность, с которой тебе, видимо, придётся столкнуться во время варденской войны, — это участие в ней его магов и колдунов. Ты знаешь не хуже меня, как трудно обороняться от магии, особенно если твой противник поклялся на языке древних любой ценой убить тебя. Он уже не станет завоёвывать твою душу и разум, а просто произнесёт заклинание, которое тебя уничтожит, даже если перед этим в течение нескольких мгновений у тебя ещё будет возможность оказать ему сопротивление. Но ты не сможешь даже почувствовать присутствия твоего убийцы, если не будешь знать, кто он и где находится.

— Значит, не всегда так уж обязательно управлять мыслями своего врага?

— Порой — да. Но подобного риска лучше избежать. — Оромис помолчал, проглотил несколько ложек рагу и спросил: — Скажи, как в столь сложной ситуации ты бы стал защищаться от неведомых врагов, способных уничтожить любые меры предосторожности и убить одним лишь словом, брошенным как бы невзначай?

— Я пока не знаю, как сделать это… — Эрагон умолк, не решаясь высказать своё предположение, потом улыбнулся и сказал: — Но, мне кажется, если я буду знать, что думают ВСЕ люди вокруг меня, то смогу почувствовать и мысли того, кто желает мне зла.

— Это и есть ответ на твой самый первый вопрос, — сказал Оромис. — Медитация приучает мозг искать и использовать даже мельчайшие недостатки в восприятии твоих врагов.

— Но ведь любой маг сразу поймёт, что я проник в его мысли!

— О да! Но большая часть людей даже не догадается об этом. А что касается магов, то они поймут, и будут бояться, и будут всячески защищать свои мысли, и ты благодаря их страху сразу же узнаешь, кто они и где они.

— Но разве это не опасно, оставлять своё сознание открытым? Ведь если в твои мысли вторгнется враг, он может совершенно ошеломить тебя, а то и подчинить себе.

— Это все же менее опасно, чем быть слепым по отношению к окружающему миру.

Эрагон кивнул и глубоко задумался, время от времени ударяя ложкой о край своей миски. Потом вдруг сказал:

— Нет, все-таки это неправильно!

— Вот как? Объясни, почему.

— А как же внутренняя, личная жизнь? Бром учил меня никогда не проникать в чужие мысли без чрезвычайной на то необходимости… Да и мне самому не по себе из-за того, что нужно украдкой читать чужие мысли, выведывать чужие тайны… тайны, которые мы имеем полное право хранить только в своей душе. — Эрагон склонил голову набок, пытливо глядя на эльфа. — Почему же Бром ничего не сказал мне, если это так важно? Почему он сам не научил меня этому?

— Бром учил тебя только тому, — сказал Оромис, — что при тогдашних обстоятельствах казалось ему наиболее для тебя доступным и необходимым. Проникновение в чужие мысли может порой превратиться в дурную привычку у тех, кто обладает злокозненной натурой или жаждет власти. Будущих Всадников раньше этому не учили до тех пор — хотя мы заставляли их, как и тебя, подолгу медитировать, — пока не убеждались, что они достаточно созрели, чтобы противостоять искушению.

Это действительно вторжение в личную жизнь, и ты узнаешь благодаря этому множество таких вещей, которых предпочёл бы никогда не знать. Но и это знание во благо — и тебя самого, и всех варденов. Я по собственному опыту могу сказать: именно это более всего способно помочь тебе понять, что движет людьми. А понимание — это и есть проникновение в душу, сострадание, сочувствие даже самому отвратительному нищему в наимерзейшем из всех городов Алагейзии.

Некоторое время оба молчали. Затем Оромис спросил:

— Можешь сказать мне: каково самое важное для нас качество?

Это был серьёзный вопрос, и Эрагон довольно долго обдумывал ответ, прежде чем решился сказать: