Потерять и обрести - Паретти Сандра. Страница 14

Судья поднял голову.

– Я пришел, чтобы сообщить вам решение Верховного суда Адмиралтейства, а не затем, чтобы дискутировать с вами по этому поводу, герцог. К тому же то, что я Мог бы сказать, не предназначалось бы для Других ушей. – Он повернул голову в ту сторону, где стояла Каролина.

– Моя жена знает, что произошло, – заметил герцог. – То, что предназначено для меня, предназначено и для нее.

Судья покачал головой.

– Приговор вынесен. Это приговор, которого я не одобряю. Я уже давно работаю судьей, но все еще не привык к тому, что с помощью правосудия и законов выносятся приговоры, идущие в разрез со справедливостью. Ваши адвокаты были блестящи, герцог. Они так отлично разбирались в законности, что справедливости пришлось проиграть. Я повторяю: вы свободны. – В углах рта судьи залегли складки горечи и усталости, в то время как он пододвигал герцогу приговор, лежавший на столе. – А теперь, пожалуйста, подпишите.

– Я не буду подписывать, судья Говард. Речь идет о работорговом судне. Судно принадлежало мне. По английским законам это преступление. Я знаю этот закон.

– Совершенно верно, – согласился судья. – Но молодой капитан допустил оплошность в своем рвении. Он считал, что поступает законно, когда арестовал «Фели-сидад» и вынудил его причалить к берегам Сьерра-Леоне. Судно имело на борту рабов. Все правильно. Но, к сожалению, пыл капитана Фоукеса был больше, чем его знание законов. Он имел право задержать корабль лишь в том случае, если его владелец – англичанин.

– Но я и есть англичанин. Я с четырнадцати лет живу в этой стране. Я гражданин Англии, с тех пор как революция отняла у меня право называться французом.

Судья кивнул своему писарю, тот вынул из папки сложенный лист и протянул ему.

– Ровно месяц назад вы снова стали французом. Ваша грамота о репатриации скорей всего первая, подписанная королем Франции. Ваш управляющий, месье Лебланк, нанявший ваших адвокатов, явно весьма дальновидный и осторожный человек. Он обо всем подумал. У вас действительно были все причины смеяться над обвинением! Я говорю об этом в последний раз, герцог. Вы свободны. И еще. Я обязан возбудить дело против капитана Фоукеса. Как сказано, его арест «Фелисидада» был незаконным, и он будет наказан по закону за эту нелегальную конфискацию. – Его голос повысился. – Если вам это важно, вы можете к обвинению Адмиралтейства против капитана Фоукеса приложить собственную жалобу, и ему придется оплатить вам поштучно всех выпущенных рабов.

– Я знаком с английскими законами, – с почти зловещим спокойствием произнес герцог. – В особенности законами против работорговли. Вы не могли забыть, судья Говард, какой борьбы стоило провести их и в какой форме я лично участвовал в этом.

Каролина затаила дыхание. Что за абсурдная коллизия! Человек, боровшийся против преступления, обвиняет себя именно в нем.

– Если Адмиралтейство осудит капитана Фоукеса, эти законы теряют всякий смысл, – услышала она голос герцога. – Это вопиющая несправедливость! Обвинение против капитана Фоукеса должно быть снято. Я не могу признать такое правосудие и не подпишу приговор, который вы принесли. Я отказываюсь покинуть эти стены.

– Приговор вынесен. Он вошел в силу, независимо от того, признаете вы его или нет. – Старый судья колебался, стоит ли ему говорить дальше; это был один из тех моментов, когда ему приходилось выбирать между судейской присягой и голосом сердца, и всю жизнь ему доставало мужества в нужный момент прислушаться к зову души. – Существуют пути спасения капитана Фоукеса от наказания, впрочем, лишь незаконные. Я надеюсь, вы не ожидаете, чтобы я описывал вам эти пути.

– Где находится сейчас капитан Фоукес? – спросил герцог.

– Вплоть до его полного выздоровления в здешнем морском госпитале. – Он осекся и продолжил уже более суровым тоном: – А теперь, герцог, пожалуйста, не отнимайте у всех время и подписывайте приговор!

Писарь вскочил и протянул герцогу перо, придерживая бумагу, пока герцог выводил свое имя. Потом присыпал подпись сверху песком и, когда она высохла, положил вместе с грамотой о репатриации в папку. Наконец убрал перо и чернила в ящичек для письменных принадлежностей. Опираясь на палку, судья поднялся. Писарь взял его под руку. Склонив голову, судья Говард молча покинул помещение.

Герцог все еще стоял у стола, на котором подписывал приговор. Инстинкт подсказал Каролине, что она должна подождать, когда он первым нарушит молчание, что не стоит торопить его.

Ей казалось, что она знает его мысли так же хорошо, как свои собственные. Этот приговор, освобождающий его от вины, был лишь призван заставить его еще глубже прочувствовать ее и укрепить в нем желание искупить свой грех. Ее словно озарило – для такого человека, как герцог, был только один путь искупить свою вину. Она поднялась и подошла к нему.

– Надо выручить этого капитана Фоукеса – начала она, – и дать ему новый корабль, лучше оснащенный, более быстроходный для охоты за клиперами работорговцев.– Их взгляды встретились, и, когда она опять заговорила, у Каролины было полное ощущение, что она высказывает его мысли. – Сейчас этот приговор еще абсурден, но твои поступки оправдают его. Тебе нужна свобода, чтобы действовать! И еще нам нужно вот что: корабли, более быстроходные, чем работорговые пароходы… У нас они будут. Для нас их построит маркиз д'Арлинкур. Я тебе все расскажу.

Герцог положил руки ей на плечи. Она высказала вслух его самые сокровенные мысли, и тем не менее они испугали его. Когда он оберегал ее сон, перед ним маячили другие цели. Он хотел жить только для нее. Ради этого счастья, которое никогда не чаял найти. Ради этой любви, единственной и последней. Неужели отказываться от этой, только что намеченной, цели? Он колебался, но решение было уже принято.

– Капитан Фоукес должен получить судно, которым он сможет гордиться, – произнес он. – Мы построим эскадру, перед которой они будут трепетать, как перед разъяренными львами.

Они опять посмотрели друг другу в глаза и обнялись, не думая о том, что стояли у истоков нового пути, сулящего им лишь вечную борьбу и постоянные опасности. Единственное зло, которое они могли себе сейчас представить, была новая о разлука.

Неожиданно в прихожей послышались шаги, смех, иностранные проклятья, но лишь когда распахнулась дверь, они смогли отделиться друг от друга. Подталкиваемый чьей-то рукой священник споткнулся о скатанный перед уроком фехтования ковер и чуть не налетел на замершую от неожиданности красивую пару.

Монсеньор Евстахио Перендес был человеком среднего роста, но рядом с исполином, вошедшим вслед за ним, он показался маленьким и потерянным.

Великан поклонился Каролине и герцогу. Глаза на его усыпанном веснушками лице засветились искренней радостью.

– Я мчал на всех парусах. И, как мне кажется, свадебный подарок прибыл вовремя.

Каролине потребовалось несколько мгновений, чтобы напрячь память и узнать в белокуром гиганте капитана яхты по имени Чарльз Тарр, принесшего тогда в Мортемер сообщение об аресте герцога.

– Я шел прямиком из Роттердама, – продолжал капитан, – как только получил сообщение от месье Лебланка, что вы скоро будете на свободе.

«Лебланк, – промелькнуло в голове у Каролины. – Он обо всем знал. И оказался прав, утверждая, что его методы быстрее приведут к цели». Этот человек казался ей все более таинственным и зловещим.

– Как идет яхта? – поинтересовался герцог.

– Она делает честь вашему имени. Любит шторм не меньше, чем легкий ветерок. Я так бросил якорь на Темзе, чтобы она была видна из этой башни.

Каролина вопросительно взглянула на герцога.

– Монсеньор Перендес обвенчает нас прямо здесь, – ответил он, встретив ее недоумевающий взгляд. – И я надеюсь, что мой свадебный подарок тебе понравится. – Он взял ее за руку и потянул за собой. Они поднялись по двум ступенькам, ведущим к окну.

За зубцами и башнями Тауэра поблескивала Темза, а на ней покачивался украшенный голубыми флагами корабль. Каролина почувствовала на себе взгляд герцога и вдруг все поняла.