Потерять и обрести - Паретти Сандра. Страница 42

Он замолчал, заметив недовольный взгляд друга.

– Хорошо, Юсуф, – пробормотал Хасид Бениир. – Ты можешь идти.

Юсуф поклонился. Ему вдруг вспомнилось что-то еще. Он посмотрел на Каролину.

– Могу поклясться, что катабанец будет завтра на торжественных похоронах в городе. Его нельзя не заметить. Во всем Абомее не найдется такого высокого мужчины.

Закутавшись в черный бурнус и спрятав лицо под плотной чадрой, Каролина вступила на бурлящую от множества людей площадь Ах-ях-ее. Стены домов исчезли за красно-черным ковром флагов и штандартов. Золотом сиял символ королевской власти – леопард, а рядом крылатый бык рода Санти. На украшенной цветами платформе восседал на троне король Гезо в окружении своих придворных. Перед ними стоял катафалк Чезаре Санти.

Спрятав под одеждой руки, которые могли бы ее выдать, Каролина протиснулась сквозь толпу. С самого рассвета, когда первые люди уже устремились на площадь, высматривала она мужчину, описанного Юсуфом. Медленно скользил ее взгляд по площади. Черная паутина шелкового батиста разбивала весь мир на мельчайшие грани. Или это оглушительный шум барабанов, флейт, тамбуринов и человеческих голосов заставлял распадаться любое восприятие на мелкие осколки? Она отпрянула в сторону, оттесненная тремя белыми, которые, звеня шпорами, прокладывали себе путь в толпе. Один из них оглянулся на Каролину и принялся разглядывать ее. Каролина вспотела под своей чадрой. Она тщательно проверяла свой наряд перед зеркалом. Ничей глаз не мог проникнуть сквозь плотные слои чадры. Каролина поймала на себе насмешливый взгляд блондина, ощупавший все ее тело и скользнувший на ноги, предательски белые, торчавшие из-под черных складок бурнуса.

– Это она, – услышала Каролина голос мужчины.

Вскрикнув, Каролина бросилась прочь. Она инстинктивно побежала туда, где люди стояли плотнее всего. Двумя руками прокладывала она себе дорогу в стене голых черных тел, вновь и вновь выраставших перед ней препятствием и защитой одновременно. Неожиданно на нее упала тень. Чьи-то пальцы обхватили ее руку, мягко и настойчиво, как мог сделать только друг. Подняв голову, Каролина узнала человека, которого искала: очень высокий, жилистый, бледно-коричневое лицо с горбатым носом, осунувшимися щеками и глубоко посаженными глазами семитской расы. Люди сами расступались перед ними, когда катабанец взял ее за руку и увлек за собой на край площади, в лес из знамен и штандартов. Пробежав по узкому темному ущелью из красноватых глинобитных стен, они свернули в переулок и юркнули через приотворенную дверь в дом. Катабанец знаком приказал ей молчать. Снаружи приближались торопливые шаги. Мужские голоса говорили все разом. На секунду кто-то остановился перед дверью, за которой они спрятались, но потом, выругавшись, побежал дальше. Лицо катабанца осветилось улыбкой.

– Надо было бы им сказать спасибо. Они помогли мне найти вас.

Он бесшумно закрыл дверь на засов и пригласил Каролину идти за ним. Через наполненную чадом кухню, где на печи обугливались забытые хозяйкой лепешки, они попали в крошечный, отгороженный досками дворик. Пестрые куры с кудахтаньем выскочили из-под их ног. Перед привязанной к колышку козой лежала кучка сухой травы. Свинья уже покрылась грязной коркой и слилась с высохшей глиной, в которой дремала.

Каролина зажмурилась, когда неожиданно на них обрушился весь жар солнца. Белоснежные стены просторного двора пенились брызгами солнечного света. Под навесом, дающим тень, стояли две лошади. Увидев катабанца, рыжая кобыла вскинула голову и заржала. Он подсадил Каролину в седло. Только ее спаситель собирался отвязать лошадь, как в воротах появились люди Санти. Одним прыжком катабанец оказался возле Каролины и вскочил в седло за ней. Он так резко дернул за поводья, что кобыла встала на дыбы. Повернувшись на задних ногах, животное помчалось по двору к воротам.

Стоя в ряд, люди Санти загораживали выезд. Двоим удалось в последнюю секунду отскочить в сторону. Того, кто стоял посередине, смяли конские копыта.

Рыжая лошадь летела, едва касаясь земли. Но преследователи не отставали. Каролина слышала стук копыт, постепенно приближавшийся к ним. Перед ними уже появились городские ворота. Катабанец вытащил что-то из седельной сумки; туго набитый кошелек полетел в руки страже. Они распахнули им ворота.

К грохоту копыт, гулким эхом отозвавшемуся в сводах ворот, присоединились голоса всадников, которым стража перегородила дорогу.

У Каролины и ее спутника было около двухсот метров преимущества, когда их преследователи вынырнули из тени ворот. Катабанец рывком развернул лошадь и направил ее к глубокому рву, за которым начиналась степь. Каролина услышала его крик, непонятные звуки таинственного языка, на котором он разговаривал со своей лошадью. У их ног зиял ров, ущелье с миллионами твердых, как сталь, шипов. У Каролины по спине пробежали мурашки. Лошадь приготовилась к прыжку. Будто у нее на спине было не двое людей, а крылья, она широкой дугой взвилась в воздух. Комья земли и пучки травы полетели во все стороны, когда она приземлилась на другой стороне рва. Встряхнув гривой, она поскакала чуть более медленным галопом. Но оказалось, что кобыла выполнила волю своего хозяина. Он передал поводья Каролине. Она увидела, как его темная рука вытащила из седельной сумки пистолет.

Сзади опять послышался грохот копыт преследователей. Каролина почувствовала, как катабанец обернулся в седле. Два выстрела прогремели один за другим.

– Остался только один! – Голос мужчины звенел от ликования.

Он снова взял в руки поводья. Без видимой причины лошадь вдруг сделала огромный прыжок и перескочила через нанесенную ветром кучу хвороста и травы, как будто это была яма. Опять просвистела пуля, выпущенная преследователем. Каролина увидела, как руки катабанца крепче сжали поводья. Он направил лошадь в сторону, под деревья, расположенные по правую руку, и остановил ее.

Катабанец сидел совершенно спокойно. Каролина обернулась. Преследователь вот-вот нагонит их. Это был уже знакомый ей блондин. Она увидела сверкнувшее в его руках оружие. Он подъехал к едва заметному холмику в песке, который Каролина приняла за кучу хвороста. В тот же миг у его лошади подкосились передние ноги, и головой вниз она рухнула в ловушку, скрывавшуюся под хворостом, унося на себе всадника. Катабанец смотрел с застывшей улыбкой, как будто продолжал наблюдать за гибелью врага своими темными, лучистыми глазами, в которых светилась жизнь, желание драться и убивать – и в то же время близкая смерть… Поводья, которые он только что крепко сжимал, выпали из его рук. Он беззвучно осел. Его тело свесилось набок; он упал, и лишь запутавшаяся в стремени нога тормозила падение. Медленно, словно желая отдохнуть, обессилев от нечеловеческого напряжения, он опустился на светлый песок.

Каролина прикрыла катабанца его синим плащом. Дырочка от пули была едва различима на черной вышивке: она прошла под левой лопаткой и попала прямо в сердце. Положив голову на руку, он лежал, все еще улыбаясь, радуясь одержанной победе. Поодаль, в яме-ловушке для львов, куда свалился их преследователь, было тихо.

Каролина подошла к лошади. Ее звали Мурва, это было единственное, что она поняла из слов катабанца. Она села в седло. Взяла в руки поводья и снова опустила их. Куда направить лошадь? Она не знала цели. Наклонившись вперед, она положила руку на шею лошади.

– Мурва, – тихо проговорила Каролина.

Она лишь могла надеяться, что рыжая кобыла знала дорогу. Лошадь встряхнула гривой и вскинула голову, будто опять приветствовала хозяина. Потом тронулась в путь.

Сначала она бежала рысью по опушке рощицы, а потом свернула на заметную только привычному глазу горную тропу в гуще деревьев. Низкий розовый осот покрывал землю, в некоторых местах густой, как ковер. Иногда попадались звериные следы, которые вели в одном направлении, к неожиданно появившейся реке. Отбиваясь длинным блестящим хвостом от насекомых, жужжащими тучами висевших над водой, лошадь переправилась на другой берег. Каролина подобрала свои босые ноги из стремян в складки одежды. Это движение стоило ей усилий, и она тут же почувствовала, что из нее медленно сочится теплая жидкость. Боли она почти не ощутила. Она не испугалась. Ей казалось, что с кровью из ее тела уходит всякое напряжение.