Виа Долороза - Парфенов Сергей. Страница 9

Крюков упрямо наклонил голову и сердито посмотрел на Михайлова из-под насупленных бровей.

– Нам для того, чтобы появлялись более конкретные сведения, Алексей Сергеич, деньги нужны! – произнес он глухим, недовольным голосом. – Не подачки, а деньги! Большие деньги! А нам бюджет урезают в полтора раза! Сейчас ведь вербовать кого-то по идейным соображениям трудно, – веру в коммунистические идеалы мы благополучно разрушили… – Крюков глянул Михайлову прямо в глаза. – А работы прибавилось! Надо срочно работать здесь, в Союзе, в республиках… Пока еще не поздно! А денег на новые штаты и оперативную работу не дают! А Америка, между прочим, свои операции в Советском Союзе не прекратила и закон 59-го года "О порабощенных народах" у себя отменять не собирается! Зато мы им по первому их требованию наше спецподразделение "С" расформировали… Кушайте на здоровье, господа хорошие, мы теперь такие открытые, – у нас перестройка!

Михайлов безропотно проглотил едкий сарказм в словах Председателя КГБ и лишь обиженно поджал бледные губы. Сказанное Крюковым было правдой. Спецподразделение "С" было самым секретным и, пожалуй, самым элитным подразделением КГБ… Это была гордость и интеллектуальный актив Комитета, – там работали не просто специалисты, а специалисты экстракласса. В их задачу входил экспорт революций в другие страны, финансовые махинации на крупнейших фондовых биржах мира, международные и политические аферы… Не случайно одним только своим названием эта группа наводила тихий ужас на американцев. Поэтому было совсем неудивительно, что прагматичные янки одним из условий потепления американо-советских отношений поставили задачу упразднение именно этого подразделения.

– Хорошо, Виктор Александрович, мы подумаем на счет денег, – произнес наконец Михайлов. – Как только, станут известны более точные данные по этой акции ЦРУ, сразу же докладывайте мне… У вас что-нибудь ещё?

– Нет, – Крюков вытянулся, понимая, что разговор окончен.

– Тогда всего доброго… А на счет денег – постараемся найти… Представьте смету по статьям расходов, – думаю, попробуем что-то сделать…

Крюков дерганым, негнущимся шагом подошел к президентскому месту, и без разрешения, взял, точно слизнул, со стола листок с донесением.

– Этот оригинал пойдет в оперативные документы! – сухо произнес он и вышел из президентского кабинета.

Когда за Крюковым закрылась дверь, Михайлов встал и подошел к окну. За окном в вечерних сумерках мутно поблескивали купола Успенского собора. Золоченый крест на большом куполе рельефно выделялся на фоне пасмурного московского неба. За ним алым, кровавым цветом светили рубиновые звезды на кремлевских башнях. Михайлов глубоко вздохнул.

"Вот так!" – подумал он с тоскою. – "Запугали весь мир за семьдесят лет, никто теперь верить не хочет – шарахаются как черт от ладана… Ну так ещё бы! Боятся бородатого мужика с ядерной дубинкой. Черт его теперь знает, что этот сибирский медведь придумает – уж лучше его держать на коротком поводке. На всякий случай! Порочное мышление, но ведь его быстро не изменишь… Боятся они там у себя на Западе! Боятся коммунизма! А сами уже забыли как насаждалось христианство в Новом Свете, забыли ужасы инквизиции, костры с еретиками… Джордано Бруно, Галлилея… Все эти дыбы, испанские сапоги, охоту на ведьм! Они так хвалят своего бога, забывая, что христианство тоже прошло свой тернистый путь. Путь крови и заблуждений… Они готовы простить и папское распутство в средние века, и папские индульгенции, покупавшиеся на ворованные деньги… Они так чтят свои реликвии разбросанные по всему миру, но только разве не с именем господним творились самые ужасные вещи на земле? Разве не в каждой стране можно поставить памятник жертвам христианства? Или не с крестом в одной руке и мечом в другой насаждалось оно по всему свету? Однако никто из них не откажется сегодня от их бога! Так почему же они отказывают нам в вере в светлый символ будущего совершенного общества? Разве по сути идеалы коммунизма и христианства различны? Или христианские заповеди и принципы коммунизма не тождественны в своем изначальном смысле? По сути они ведь одинаковы! "Не укради, не убий, возлюби ближнего своего"… Это ведь можно вписать прямо на первой странице кодекса строителей коммунизма! Значит проблема не в принципах, а в исполнении! Но христианство прошло свой путь в две тысячи лет и то лишь в двадцатом столетии признало, что земля круглая, а коммунизму – всего-то сто пятьдесят, да и тех неполных! Только в отличии от христианства никто не провозглашал идеи коммунизма незыблемыми, как каноны христианства! И Маркс, и Ленин, и Сталин, – все они утверждали, что коммунизм не догма, а теория в развитии! Поэтому мы сейчас в пути, в поисках, пусть в мучительных, с со страшными ошибками, но мы их признаем, мы движемся вперед! И если бог есть, то кто с уверенностью может сказать, что он от нас хочет? Как мы можем судить об этом? Только с точки зрения собственного бытия? Но это лишь человеческое бытие, человеческое сознание. А разве бог или высший разум обладает тем же уровнем интеллекта? Почему же мы столь категоричны? Почему же они там у себя на Западе не понимают, что не нужен нам уже экспорт революций, что выросли мы уже из латаных портков дикого, оголтелого коммунизма… Нам сейчас нужно обновляться! Нам сейчас нужны высокие технологии, кредиты на структурную перестройку, новые предприятия!"

Михайлов забарабанил пальцами по толстому стеклу, вспоминая, насколько серьезно обстоят сейчас дела с финансами и эта мысль острой занозой кольнула у него под ложечкой. Михайлов болезненно поморщился.

"Проблема! – подумал он. – А тут ещё с республиками надо что-то делать, иначе развалится все к чертовой матери! Тут Крюков прав! Только ему бы всех построить и заставить маршировать по старинке – утром на работу, вечером с работы. Это ему бы понравилось! Да только не понять ему, что те же республики потому и бегут от нас, что мы почти три века их покоряли, потому-то и прокламации ЦРУ попадают на благодатную почву! Ничему видно его не научили ни Литва, ни Тбилиси… Люди-то уже почувствовали вкус свободы, они за эту свободу уже готовы под танки лезть. Потому что хотят говорить то, что думают, хотят заниматься своим делом… А на штыках уже ничего не построишь. Но вот ведь парадокс! Все цивилизованные страны стараются объединится, а у нас думают, как разбежаться побыстрей. Европа вон, несмотря, что за триста лет передрались, пересобачились все, создает у себя единое экономическое пространство, единый рынок, а у нас наоборот каждый аул норовит суверенитет провозгласить. Население, глядишь, полтора калеки, а туда же – мы независимые, самостоятельные! И ведь до чего дошло: объявляем Рождество праздничным днем, а Татария, ведь не союзная республика даже, не признает! Не признает! Объявляет 7 января рабочим! Ну, так ещё бы! Раз этот кретин Бельцин ездит по всей стране и призывает – "Берите власти сколько хотите!" Вообще все развалить хочет! Идиот! Вот только как же я эту мразь сразу не раскусил! Сидел бы он сейчас в своем медвежьем углу и лапу сосал! И какого хрена я его оттуда вытащил? А теперь вынужден с ним считаться, временное соглашение заключать о внесении средств в союзный бюджет. Еле-еле выторговал 80 миллиардов! Черт те что! Пожалел я его тогда, когда его из секретарей Московского горкрома турнул… Пожалел! Руководителем министерства назначил, а надо бы гнать к чертовой матери из партии и снова – в Красноярск, в глушь! На какую-нибудь поганую, сучью должность! Чтоб сидел и не рыпался! А еще лучше послом куда-нибудь! В Новую Зеландию, или в Гваделупу какую-нибудь!"

Михайлов зло сжал кулак так, что костяшки у него на руке побелели до молочного цвета, но, постояв несколько секунд у окна, он успокоился и вернулся к столу…

Через пятнадцать минут дверь в президентский кабинет неожиданно отворилась и звонко стуча шпильками по узорчатому паркету в кабинет вошла супруга президента – Нина Максимовна Михайлова. Она была одета в светло-бежевый жакет от Версаче. Темная шерстяная юбка, плотно облегала ее узкие бедра – в свои пятьдесят пять Нина Максимовна сохранила почти идеальную фигуру. Кулон с крупным бриллиантом у нее на груди разбрасывал разноцветные искры. Распространяя шлейф из аромата дорогих духов Нина Максимовна подошла к мужу и на мгновение прижалась губами к его шершавой щеке.