Натянутый лук - Паркер К. Дж.. Страница 52

Значит, была битва, решил Алексий. Тела в воде означают либо морской бой, либо шторм. Сгоревший город означает сражение, а отсутствие кораблей в гавани указывает на то, что их спустили на воду или для боя, или для эвакуации. Либо после шторма был ужасный пожар — и, конечно, шторм потушил бы пожар, — либо морская битва и нападение на город. Если дело в этом, то нападавшие должны быть из Шастела. Но ведь у них нет флота.

— Алексий, — раздался голос позади него. — Что происходит?

— Геннадий… Я искал тебя.

— Правда?

— Так ты, значит, знаешь о Принципе больше всех на свете?

— Ты имеешь в виду, что сказала Мачера? Она еще молода и неопытна, вот и все. Детское поклонение.

— Согласен. А что здесь происходит? Что ты здесь делаешь?

Геннадий сел на бочонок и слабо улыбнулся.

— На самом деле я часто сюда прихожу. Меня это успокаивает.

— Успокаивает? Сгоревший город и трупы? Ты совсем с ума сошел?

— Вовсе нет, — ответил Геннадий уязвлено. — По сравнению с тем, что я видел за последнее время, это очень успокаивает. Конец войны и все такое. Когда тебя насильно заставляют наблюдать самые кровавые моменты войны и массового уничтожения безоружных горожан, вид спокойного моря, залитого лучами восходящего солнца, очень успокаивает.

— Ты видел всю войну? — Геннадий печально улыбнулся.

— Видел? Да я ее написал. Или как это называется, когда ты выдумываешь будущее? И прежде чем ты спросишь меня, зачем, черт побери, мне придумывать такие вещи, я сразу тебе скажу, что идея не моя. Да, я дирижировал, управлял всем, а придумала все одна из моих замечательных студенток, так сказать.

— Эта девочка? Она прокляла целый остров?

— Увы, так оно и есть, — кивнул Геннадий. — Экспромтом и без моей помощи. Точнее, без непосредственной помощи. Я пытался вмешаться или хотя бы убрать самые отвратительные моменты. Вряд ли она это заметила, по крайней мере пока. — Он нахмурился. — Было ужасно: свалка, мясорубка, повсюду хлещет кровь. Думаю, так представляют себе войну те, кто только читал книги и слушал песни, но не сталкивался с ней в реальности. Звенят клинки, бегут солдаты, головы скатываются в канавы или прыгают по улицам, как те кожаные мячи, которые мы делали в детстве. Просто отвратительно.

— И ты хочешь, чтобы это произошло, верно? — Геннадий поспешно затряс головой.

— Что я могу поделать? — спросил он. — Ничего. Именно поэтому я и искал тебя.

— Извини, но я в этом не участвую. После того, как я попытался снять проклятие с одного человека и чуть не умер, помнишь? Снятие заклятия с целого острова наверняка прикончит меня. Бог мой, Мачера, должно быть, очень кровожадная малышка.

— Совсем нет, — вздохнул Геннадий. — Робкая, застенчивая, вежливая. Таких охватывает паника, когда им нужно подойти и задать вопрос после лекции. Всего боится.

Алексий медленно кивнул.

— Тогда скажи мне, что происходит. Мы сможем начать сначала и постараемся найти выход из ситуации.

— Все просто, — ответил Геннадий. — Флот Шастела подплыл к слепому берегу Сконы…

— Эй, секундочку. У Шастела есть флот?

— Я удивлен не меньше тебя. Но, очевидно, скоро появится. Так вот, выплывают корабли Сконы, и начинается веселье. Они скользят между кораблями Шастела, забитыми солдатами, топят их, поджигают, а потом тонут сами.

— Тонут, ясно, продолжай.

— Дело в численном превосходстве, видишь ли. Не важно, насколько лучше умеют воевать моряки Сконы, потому что к концу дня их остается всего двадцать два, а нас — не сосчитать. Как бы то ни было, флот Шастела заходит в гавань, ужасная картина, много наших там полегло, но все равно мы выигрываем, потому что нас больше. Остальное — одни убийства. Результат перед твоими глазами.

— Ужасно. Мы должны это предотвратить. — Геннадий устало посмотрел на него.

— Отлично. И каким же образом? Разбей всю работу на легкие этапы, а я помогу чем смогу, ладно? Ну?

— Хорошо-хорошо, тогда останови девчонку. Заставь ее понять, что это неправильно. Скажи, чтобы она прекратила. Ты же ее учитель, — верно? Ты должен уметь контролировать свою робкую, молодую студентку.

— Да, конечно, — сердито сказал Геннадий. — Нет ничего проще. А потом она идет к декану и говорит, что доктор Геннадий видел, как я создала нам победу в войне, и хочет, чтобы я все вернула как было. Да они вздернут меня на лимонном дереве и начнут метать в меня дротики. Нет, — продолжал он, — единственное, что приходит мне в голову, — убить ее, чего я сделать не могу. Извини.

Скона разрушена. Тысячи смертей с обеих сторон. Город сгорел. Неужели смерть от пожара является неизбежным звеном в жизненном цикле городов? Или сгорают только города, к которым я имею отношение?

— Кроме того, — продолжал Геннадий, — я не думаю, что ее смерть что-нибудь решит. Нет, если мы хотим задушить это на корню, надо разговаривать не с ней, а кое с кем другим.

— Например?

— С тем, кто стоит за военной операцией, кто руководит армией и направляет флот. Здесь-то и потребуется твоя помощь.

— Моя? Почему? — Геннадий широко улыбнулся.

— Твоя, — ответил он, — потому что имя генерала — Бардас Лордан.

Глава одиннадцатая

Мачера проснулась. Снова тот самый сон, который она никогда не могла запомнить, тот, где все горело, люди убивали друг друга, и тот человек звал ее… Снова забыла. Хотя, признаться, она была не против. Этот сон не относился к разряду снов, которые приятно вспоминать снова и снова.

Она зевнула и села. Мачера не помнила, как заснула, оставалось подготовить еще треть «Ответственности и силы воли» Херауда к экзаменам, которые скоро должны были начаться. Конечно, она обогнала программу по прикладной науке и второстепенным искусствам, но в последнее время тратила слишком много времени на проекции. Даже тратя столько времени на практику, она бы все успевала, если бы не ужасные головные боли. Если верить правилам, головная боль могла быть вызвана чтением при плохом освещении. В таком случае, чтобы избавиться от них, ей придется читать только днем. Может, так и надо сделать, отложить практику на некоторое время, хотя бы до окончания экзаменов. В конце концов, прикладная наука составляет всего лишь пятнадцать процентов от общего балла.

Мачера наклонила к себе кувшин и увидела, что он пуст. Со вздохом она подхватила его и побрела по спиральной лестнице во двор, к сосуду с дождевой водой. Девушка как раз выпрямлялась с кувшином в руках, как за ее спиной раздался голос:

— Привет. Где же ты пряталась последние несколько недель?

Она вздохнула:

— Привет, Кортойз. Я работала. Но тебе этого не понять.

— Как смешно, — ответил Кортойз Соеф. — Как ни странно, я тоже работал.

— Правда? Над словами из двух слогов? — Молодой человек выглядел непривычно серьезным.

— Не поверишь, в последнее время у меня все чаще возникает непреодолимое желание работать. С тех самых пор, — продолжал он, — как доктор Геннадий вычеркнул мое имя из списка участников облавы за то, что я не сдал вовремя реферат по второстепенным искусствам. Я сразу вспомнил, как на самом деле люблю читать. По правде говоря, я буду вовсе не против, если меня запрут в хорошей библиотеке и выкинут ключи.

Глаза Мачеры округлились.

— Ты должен был участвовать в облаве? — Кортойз кивнул:

— Дядя Ренво использовал свои связи и устроил меня адъютантом или пажом. Я был доволен, как Петрушка, пока не вмешался доктор Геннадий. — Он отвернулся. — Говорят, голову Ренво насадили на кол на причале. Очевидно, это первое, что ты видишь, когда подходишь к таможне.

Мачера пожала плечами.

— Может, это неправда, — дружелюбно сказала она. — Большинство слухов — неправда. Рамо говорит, они специально засылают шпионов, чтобы нас напугать.

Кортойз пожал плечами.

— У них неплохо получается. В военной операции участвовали наши друзья. Гайн Гоше. Мигель Файм. Я чуть не попал. И Мигель был младше меня, черт побери. Я дразнил его за то, что он меня младше на шесть недель. Как может тот, кто младше меня, умереть?