Натянутый лук - Паркер К. Дж.. Страница 93

— Будем надеяться, что у Горгаса ее нет, — прозвучал голос за спиной девушки. — Если, конечно, он умеет читать.

— Держу пари, Ньесса уже все прочитала, — вмешался другой. — Впрочем, мне она представляется последовательницей святого Модиануса. Настоящая ведьма.

Стен Могре ухмыльнулся:

— Может, для того она и похитила патриарха Алексия? Чтобы тот объяснял ей длинные слова.

— Представляю, как она листает страницы в поисках рецептов любовных зелий и способов устроить шторм на море.

— Может, думает, что там все закодировано?

— Надо попробовать, — сказала Мачера.

— До тебя уже пробовали, — ответил кто-то рядом. — Не сработало. По крайней мере смысла не больше, чем в самой книге.

— Вы кто? — спросила Мачера.

— Алексий. А вы — та самая лучшая ученица Геннадия?

— Я… — Мачера не знала, что сказать. — Для меня честь познакомиться с вами, — пробормотала она.

— Вы так думаете? Удивительно. Кстати, Геннадий тоже где-то здесь. Привет, Геннадий.

— Привет. Привет, Мачера. Ты разве не должна сейчас повторять Дорманда? Хотя, думаю, это почти то же самое. Алексий, а ты что здесь делаешь? Я не понимаю, это не может быть важным. Они несут всякую чушь об абстрактной философии.

— Возвращаясь к сказанному, — сказал худой, — вам стоит почитать труды этого Геннадия. Он дело пишет.

— Глупости, — сказал Алексий.

— Тихо, это действительно глупости, полная чушь от начала до конца. Ты же не хочешь, чтобы я рассказал этим сумасшедшим правду?

— На мой взгляд, — начал кто-то из внутреннего круга, — сущность проблемы заключается в определении важного момента. Как его определить? Скажем, Гуйк останется здесь еще на полчаса, потом пойдет назад в свою палатку. По дороге он свернет, оступится и потянет мышцу. Завтра в бою потянутая мышца помешает ему увернуться в ответственный момент. И в результате мы проиграем бой, который выиграли бы, пойди он в палатку на полчаса раньше или позже. Положим, кто-то из нас скажет о работе Принципа нечто, что западет в душу генерала Могре и повлияет на принятие важного решения. Предположим, если я выйду помочиться, то окажусь на улице как раз в тот момент, когда Горгас и его армия пытаются проскользнуть мимо нас. Я услышу чей-то кашель или отблеск лунного света на пряжке ремня. Пока все ясно? Очень хорошо. А теперь предположим, что я колдун или ведьма, пытающийся найти критический момент, чтобы заставить события развиваться определенным образом. Конечно, я найду тонны критических моментов. Этот момент, возможно, тоже является критическим, но там, где находится Горгас. И около него собралась целая армия колдунов и ведьм. Однако если они изменят его критический момент, то останется ли мой момент важным? Например, они заставят Горгаса обойти лес с другой стороны. В таком случае я не увижу его, когда выйду из палатки.

Стен Могре кивнул:

— Ты хочешь сказать, что либо магия не работает, потому что количество альтернатив бесконечно, либо критическим является каждый момент, и в этом случае не важно, когда появятся волшебники, они всегда найдут способ повлиять на будущее. Аверт, тебе стоило бы подумать о карьере адвоката, а не солдата.

— На самом деле, — ответил Аверт, — я хотел сказать о другом. Хотел обратить внимание верящих в магию на некоторые противоречия.

— А ты, очевидно, в нее не веришь.

— Я всего лишь пытаюсь оставаться беспристрастным.

— Если он еще раз назовет меня ведьмой, я стукну его по лбу, — злобно пробормотал кто-то.

— Ньесса Лордан, — прошептал Алексий. Мачера поежилась.

— Не волнуйся, — продолжал Патриарх, — по какой-то причине мы все здесь очень вежливы. Никто не пытается воткнуть нож в спину соседа или выведать чужие секреты. Это — самая дружелюбная война, о которой ты когда-либо слышала. Верно, Геннадий? Например, мы с Геннадием оказались на противоположных сторонах баррикад.

— Да, — произнесла Мачера, — разве не странно? Я думала, вы друзья.

— Так оно и есть, — подтвердил Геннадий. — Но на самом деле нас здесь нет. Поэтому это не важно.

— Говори за себя, — перебил его голос. — Я, кстати, Ветриз Аузейл, и я точно здесь.

— Простите, — сказала Мачера, — кто-нибудь из вас знает, что мы здесь делаем?

Стен Могре вдруг зевнул и потянулся.

— Пожалуй, на сегодня достаточно. Продолжим обсуждение завтра, в Городе. Всем ясен план?

— Вообще-то… — начал было кто-то.

— Думаю, мы только что решили, каким будет исход войны, — произнес Геннадий. — Но кто победил?

…и проснулся в постели с пульсирующей болью в висках. По какой-то причине он был напуган, словно только что стал свидетелем какого-то ужасного происшествия на улице.

— Мачера? — вслух произнес он, сам не зная зачем. Геннадий медленно вылез из кровати и выглянул в окно, потом плюхнулся на стул и потянулся за кувшином с вином.

Колдовство, — подумал он, — кто-то заставил меня колдовать.

Его затошнило, он отхлебнул вина, подошел к умывальнику у изголовья кровати и умылся. Потом зажег все лампы в комнате, несмотря на то что было уже далеко за полночь. Стало немного легче.

Раздался стук в дверь. На пороге стояла Мачера.

— Что случилось?

Она подняла на него свои ужасно наивные, немного туповатые глаза.

— Извините, — произнесла девушка. — Мне приснился сон…

Геннадий вышел в коридор и огляделся. Ночные встречи пожилых учителей с юными студентками не поощрялись руководством факультета.

— Знаю, — сказал он, проталкивая ее в комнату и закрывая дверь. — Ты помнишь, что именно увидела?

Та кивнула.

— Думаю, да, — произнесла Мачера, грызя ногти. — Но не уверена.

— Ради Бога, сядь, — произнес Геннадий, надевая домашние тапочки. — Я помню, что проснулся после того, как ты задала мне вопрос. Кстати, у тебя болит голова?

Девушка кивнула:

— Чуть-чуть.

— Чуть-чуть. Отлично. Скажи мне, какой сон тебе приснился.

И она все рассказала. Закончив, девушка увидела, что Геннадий закрыл глаза и отвернулся.

— Что-то не так? — спросила она.

— Кажется, мы только что послали на смерть сотни людей. И я даже не знаю, кого именно.

До рассвета оставался целый час.

Горгас, который всегда отлично видел ночью, на этот раз не мог различить в темноте даже свою руку. Он приблизительно оценивал расстояние, которое они прошли, считая шаги, и вполне мог ошибаться. Горгас знал, где собирался быть, но понятия не имел, где оказался в действительности.

Какой идиотский способ выбирать место для самого важного сражения в войне, размышлял он. Было бы ужасно неприятно, если бы Скона пала только из-за того, что он недооценил ширину своих собственных шагов.

— Хорошо, — произнес он, надеясь, что кто-нибудь его слышит. — Стройтесь. И молитесь Богу, чтобы мы шли в правильном направлении.

Это мое решение, — говорил он себе, — только мое и ничье больше. Ньесса не хочет, чтобы я был здесь. Я решил, что люди, для которых я это делаю, надеются на меня. Но я не знаю этого наверняка. Единственное, что имело для меня значение при принятии решения, было мое ощущение, что я поступаю правильно. Просто смешно.

Он закрыл глаза.

Ради Бардаса, ради Ньессы, ради Лухи и маленькой Ньессы. Ради них, хотят они того или нет! Я никогда не жалел о том, что сделал. И теперь пришло время проверки. Победа будет означать, что все сделанное мной — правильно. Ну, увидим.

А потом над армией Стена Могре взошло солнце.