Пробирная палата - Паркер К. Дж.. Страница 2

Лордан усилил давление на доску, перенес вес на левую ногу и наконец почувствовал, как из дерева со скрипом полезли гвозди. Прошел, но напоролся на кориандр. Сначала одно, теперь другое. И одно другого не лучше.

Он продвинулся к бреши, нащупывая путь каблуками, не отрывая задницу от земли, готовый отпрянуть назад, и осторожно, боком, протиснулся во вражеский ход. Ну и дела, но, может быть, обойдется. Ему даже в голову не приходило задуматься о том, почему просела галерея. Галереи проседают, вот и все! Но иногда это случается из-за того, что их подрывает враг. Делается это так: непосредственно под галерею прокапывают ход и роют воронку, называемую камуфлетом, которую заполняют бочками и котлами с жиром, протухшим салом и всем, что может гореть. Огонь высушивает потолок камуфлета, глина усыхает, трескается, и в полу галереи внезапно образуется провал, в который, как вода в сток, пытается уйти вся шахта. Галерея проседает. Работа сделана.

Что ж, тогда, если противник – кориандр – занят собственным ответвлением, то вряд ли кто-то будет сновать туда-сюда по главной галерее. А значит, можно проскользнуть через брешь в стене и пройти незаметно в ту или другую сторону, пока не наткнешься на какого-нибудь засранца, который и перережет тебе горло.

– О боги. – Голоса приближались: двое спешно – колени и ладони стучали о доски пола – пробирались в его сторону. – Может, мы так близко подошли к их галерее, что наша стена просела в яму. В таком случае вся их вонючая свора вот-вот прорвется сюда, если мы не закрепим стену по-быстрому.

Бардас Лордан поймал себя на том, что кивает в знак согласия: да, тот, кто говорил это, знает шахты как свои пять пальцев, такого человека хорошо бы иметь в своей смене, да вот только он – враг. Между тем двое приближались; похоже, у них и носов-то нет, подивился Бардас, но потом вспомнил, что его бригада не ела целых два дня, занятая то тем, то этим. А без хлеба нет и чеснока, а значит, нет и запаха, который может выдать твое присутствие. Как говорится, перестань жрать и живи вечно.

– Вот зараза! – раздался второй голос.

Бардас опустил руку к сапогу, нащупывая рукоять ножа, который всегда носил с собой. Если первый и впрямь ничего не чует, то с ним он определенно разделается. И тогда Бардаса возьмет уже второй. Принести в жертву ладью, чтобы выиграть пешку– ничего хорошего, если ты ладья. Но… к черту. Долг солдата – идти вперед и уничтожать врага. Так что, давай.

Он подождал, позволяя первому голосу проползти мимо, а когда второй оказался рядом, осторожно протянул руку, надеясь нащупать подбородок или скулу. Конечно, в этом Бардас был хорош. Его пальцы скользнули по бороде незнакомца, достаточно длинной, чтобы ухватиться за нее покрепче. Прежде чем невидимый враг успел издать хоть какой-то звук, Бардас вогнал клинок в треугольную впадинку у соединения шеи и ключицы, самое лучшее место, чтобы смерть пришла быстро и тихо. В подземелье носили короткие ножи – короткие ножи, мужчины-коротышки, короткие черенки лопат, да и жизнь короткая – в шахтах нет места ничему длинному. Он успел так аккуратно извлечь лезвие, что напарник убитого, шедший первым, похоже, ничего и не заметил.

И все же…

– Спасибо, – прошептал Бардас, отводя нож.

Таково нерушимое правило подземелий: ты благодаришь врага, умершего вместо тебя, когда кто-то один из вас двоих должен погибнуть. Разумеется, подав голос, он обнаружил свое присутствие, но у него все еще было кое-какое преимущество.

Его противник, кориандр, не имел ни малейшей возможности повернуться в узком проходе. А потому у него оставалось только два варианта: либо замереть и попытаться, подобно мулу, отбиться от напавшего ногами, либо прибавить ходу и убежать на четвереньках, словно прячущийся под стол малыш, куда подальше, чтобы затаиться в каком-нибудь боковом ответвлении, прежде чем враг поймет, что его уже не поймать. Тогда, конечно, они поменяются ролями, и уже Бардасу будет не до смеха, так что лучше этого не допустить.

Тихо фыркнув от отвращения, Бардас Лордан перебрался через тело убитого – кориандр, – чувствуя под ладонями и коленями мягкую, уступчивую плоть щек и живота мертвеца. Он принюхался, как выискивающий добычу хорек, прислушался – деревянная подошва чиркнула по камню, почти рядом, но все же не совсем – и, вытянув руки, скакнул вперед, отталкиваясь по-заячьи ногами. Неведомое чувство подсказывало, что враг близко, что между его подошвами и лицом Бардаса лишь несколько дюймов. Напрягшись, он прыгнул вперед, скорее по-лягушачьи, чем по-кошачьи, и грузно хлопнулся на чью-то спину, вдавливая локти в лопатки жертвы.

И что теперь?

Конечно, Бардас не имел никакого представления о том, где находится. В своих тоннелях он мог бы без труда найти дорогу назад: в его мозгу запечатлелась схема всего этого улья с галереями, переходами, ответвлениями, которых он никогда по-настоящему не видел, но которые тем не менее знал вполне интимно. Ему даже не нужно было вести счет, пробираясь по той или иной шахте, чтобы знать, где находятся ворота или где кончается переход и начинается галерея. Он просто знал все это, как фокусник знает, где и что у него спрятано. Но здесь, в чужом лабиринте, пахнущем кориандром, Бардас не знал ничего. Темнота здесь была настоящим мраком неведения, он ощущал низко висящий потолок и давящие с обеих сторон стены, как будто впервые остался без света.

Здравый смысл, здравый смысл.

Если это галерея – а она слишком широка и высока, чтобы быть всего лишь боковым ходом, – то вероятнее всего где-то она восходит на поверхность. Остается вопрос: в какой стороне этот выход, и в какую сторону он, Бардас, вообще-то хочет идти. Разумеется, его главная задача избежать встречи с врагом, но только не в том случае, если, следуя этой логике, он углубится в совершенно незнакомую, чужую территорию. Насколько мог судить Бардас, единственным местом, где его тоннели соединялись с вражескими, была та дыра, из которой он только выполз. Так что этот путь отпадал. Двигаясь вперед – в любом направлении, – он рано или поздно наткнется на военный лагерь либо на рабочую смену, и тогда даже он не сможет перебить всех.

Обычно сначала умирают… Если бы только почувствовать свежий воздух… Тогда бы он знал, где находится подъемная шахта. Но Бардас – как ни принюхивался – ловил только застоялый, въевшийся во все аромат кориандра и тяжелый запах крови на своих руках и одежде. Если не принять решения, если не сделать что-то прямо сейчас, то его охватит парализующий страх. Бардасу встречались люди в таком состоянии – прижавшись к стене, они закрывали уши руками и покорно ждали, не имея сил даже шевельнуться.

Влево, он пойдет влево, потому что если бы он находился в своих тоннелях, то путь к шахте-подъемнику был бы направо. Логика, конечно, небезупречная, но не слышно, чтобы кто-то возражал. Зачем идти к шахте-подъемнику, Бардас и сам не знал. Даже если допустить, что ему удастся забраться в корзину для мусора и незаметно подняться на поверхность, он все равно окажется во вражеском городе. Грязный, заляпанный кровью чужак, промаринованный в совсем других травах и специях. Но если идти вправо, то что тогда? Можно предположить, что он доберется до конца ответвления, в том месте, где они устроили камуфлет. Если удастся сделать круг и не напороться на людей, пахнущих кориандром, то в худшем случае он снова вернется в ту же самую галерею с этой стороны обвала и снова окажется в ловушке. А если повезет…

Итак, выход один. Вправо, и будь что будет.

– Это один из тех самых моментов, да?— произнес голос за спиной.

Лордан прекрасно знал, что того, кому принадлежит этот голос, здесь быть не может. Его не было уже несколько лет.

– Это ты мне скажи, – ответил он, понижая голос до шепота. – Ты же считаешься знатоком.

– По крайней мере так говорят мне люди, — грустно сказал голос. – Я всегда сравнивал себя с человеком, который купил очень дорогую новую машину, но не знает, как она работает.