Пробирная палата - Паркер К. Дж.. Страница 23
Бросок получился, пусть не в десятку, но по крайней мере в девятку – лезвие проткнуло адамово яблоко, перерезав дыхательное горло, так что воздуха не хватило ни на проклятие, ни на историческое последнее слово, ни на что другое. Рот у разбойника открылся и закрылся, не издав ни звука, потом ноги соскользнули, и незадачливый предводитель семейной банды рухнул на ящик с надписью «осторожно, стекло», который, как и положено в таких случаях, раскололся, обдав Бардаса ароматом собранных на заре роз. В следующее мгновение сапог мертвеца описал дугу возле уха Бардаса.
– Пап?
Теперь времени уже не оставалось ни на что.
Бардас неловко потянулся к телу левой рукой, нащупал саблю (ужасное, плохо сбалансированное оружие, эффективно управлять которым можно лишь в том случае, если у тебя рука сгибается в трех местах), оттолкнулся от пола правой и поднялся на ноги.
Как глупо приходится погибать…
– Папа?! – В детском голосе прорезалась паническая нотка. – Басса! Что случилось? Где папа?
– Подожди, посмотрю. – Над кучей багажа появилась голова – девочка лет девяти, с плоским, пухлым лицом (фамильное сходство). – Папа? – Теперь она смотрела на Бардаса и мертвеца, лежавшего рядом на расколовшемся ящике. – Гилус! Он… убит!
Нож снова нырнул в руку, но на этот раз Бардас опоздал: голова спряталась прежде, чем он успел бросить. Какого черта я здесь делаю, подумал он, стараясь обойти угол ящика, но ноги слушались его плохо.
Бардас потерял равновесие, пошатнулся и больно ударился об острый деревянный край. Ух, больно! Ноги никак не желали сгибаться в коленях, и он двигался, как на ходулях. Кто-то закричал, Бардас повернул голову и увидел мальчишку лет двенадцати-тринадцати, целящегося в него из грубо сработанного самострела. Он видел только глаза, лоб, взъерошенные рыжеватые волосы над стальной дугой арбалета и блестящий под солнцем острый наконечник стрелы.
Инстинкт, подумал Бардас, выбрасывая вперед правую руку, и затем, доверяя этому самому инстинкту, заправлявшему всем спектаклем, прошептал «спасибо». Голова дернулась и пропала. Вместе с ножом.
Он услышал, как вскрикнула девочка, и перебросил саблю в правую руку. Если она подберет арбалет, то еще не известно, как все обернется. Бардас перенес вес на левую ногу и моргнул от боли. Ну же, шевелись, не время для капризов. Может быть, их было всего лишь трое: отец, сын и дочь, но не исключено, что где-то там, за камнями, прячутся другие члены этой чертовой семейки: братья, сестры, дяди, тети. Племянники и племянницы, дедушки и бабушки. Каждый из них мог стать препятствием.
Чего я по-настоящему хочу, так это оказаться где-нибудь в другом месте, но надо найти нож.
Азес. Был еще один мальчишка. Азес мужское имя. Или нет? Что будет делать хороший сынок в таких вот обстоятельствах? Схватит за руку сестренку и даст стрекача? Я бы так и сделал (только я так не делал). Или парнишка почувствует себя мужчиной и выступит против чудовища, уничтожившего его семью, дом, сломавшего его жизнь… Надеюсь, что нет. Черт…
В шахтах всегда чувствуешь, когда у тебя кто-то за спиной. Когда мальчишка прыгнул сверху, Бардас уже поворачивался, стараясь не потерять равновесия. Конечно, лучше всего было бы сделать шаг в сторону, легко отскочить, нанося одновременно рубящий горизонтальный удар. Он так и сделал бы, если бы не был зажат в узком пространстве между грудами ящиков с розовым маслом и печеньем, если бы не дрожали предательски ноги-костыли, если бы не било в глаза солнце. Получилось проще: Бардас увидел пятно и сделал выпад, полагаясь на инстинкт (снова) и синхронность действий. В лицо ему ударила кровь мальчишки: вероятно, сабля перерубила яремную вену.
Хороший удар, он едва не срезал пареньку голову. Надеюсь, это был Азес, подумал Бардас, снова поворачиваясь кругом. Жаль, если здесь окажется кто-то еще. Где-то рядом валялся взведенный самострел с заряженной стрелой, но Азесу не хватило сообразительности воспользоваться этим оружием, и он набросился на врага с небольшим топориком. Похоже, все семейство не страдало от избытка интеллекта, иначе оно избрало бы другой способ зарабатывать на жизнь.
Все, хватит, пора убираться отсюда.
Бардас отыскал щель между ящиками, поставил ногу, подтянулся, заполз наверх и пробрался к козлам, мимо брошенного самострела, мимо убитого мальчишки с ножом между глаз. Если бы за камнями укрылся еще один брат с арбалетом, у Бардаса могли бы быть неприятности, но все обошлось. Он поднял поводья, взял кнуты, стараясь вспомнить то немногое, что знал о ремесле кучера. Прежде ему доводилось разве что возить сено, но каких-то особых навыков, похоже, не требовалось.
Никто не стрелял из укрытия, никто не пытался перерезать ему горло, напав сзади, никто не прыгал сверху, так что все было в порядке.
– Ты не курьер, – сказал ему человек, встретивший карету на почтовой станции в Мелруне и принявший от Бардаса поводья.
– Курьер мертв, – объяснил Бардас. – На нас напали, кто-то пытался ограбить карету.
– Шутишь?
– Нет.
Почтарь изумленно посмотрел на него.
– Поднимись и посчитай тела, если не веришь.
– И ты отбился? Сам? Один?
Бардас покачал головой:
– Все в порядке. Я герой. А кроме того, большинство из них были детьми.
Глава 5
Сражение закончилось. Оно длилось недолго, шло с явным преимуществом одной из сторон и оказалось довольно кровопролитным, главным образом потому, что мятежники никак не желали складывать оружие, продолжая биться даже тогда, когда всем стало ясно, что они проиграли. Драться до последней капли крови, может быть, красиво в теории, но в реальности такая цена чего-то стоит лишь в том случае, если ты побеждаешь.
Темрай руководил битвой с искусством достойным того, чтобы попасть в военные учебники. Сражение началось с периферийных стычек, в ходе которых главные силы бунтовщиков вынуждены были оставить свою позицию и занять гораздо менее выгодную. Затем последовали безукоризненные фланговые маневры и охваты, завершившиеся идеально организованным преследованием и уничтожением оставшихся в живых. Как заметил впоследствии генерал Куррай, жаль, что в такой великолепно разыгранной битве противником оказалась кучка жалких оппозиционеров, в любом случае не имевших никакого шанса. Достаточно было бы нескольких залпов из луков и простой кавалерийской атаки, чтобы покончить с мятежниками за считанные минуты. Просто, эффективно и надежно, и тогда не было бы того неприятного инцидента в конце…
Когда все уже решилось, когда конные лучники замкнули кольцо окружения, соединившись с копейщиками, когда оставалось лишь уничтожить обреченных, один из зачинщиков мятежа заметил знамена личной стражи вождя Темрая и, собрав остатки своей армии, устремился в самоубийственную атаку именно на этом, узком направлении. Нет необходимости говорить, что почти все они полегли еще на дальних подступах к вождю, что лишь около десятка храбрецов (или сумасшедших) пробились через внешнюю линию стражи, что большинство из них погибли, напоровшись на пики и алебарды гвардии. Только четверо из целой роты приблизились к Темраю на расстояние удара, и лишь один из четверки ухитрился нанести этот удар. На полпальца левее, и все затраченные старания и принесенные жертвы оказались бы оправданными.
Кем бы ни был он, один из столь многих, злости ему занимать не пришлось. К тому времени, когда неизвестный прорвался через внутреннее кольцо стражи, он уже получил столько ранений и повреждений, что их хватило бы, чтобы остановить любое нормальное человеческое существо: две пики прокололи ему живот, бердыш оцарапал правую сторону головы, отчего все лицо было залито кровью, меч так рассек левое плечо, что пользоваться этой рукой стало невозможно.
Тем не менее мужественный воин остался на ногах и, действуя одной рукой, прорвался к вождю и за полсекунды до того, как кто-то сзади размозжил ему череп, ударил Темрая по шее как раз в том месте, где кончался латный воротник. Удар был неожиданным и достаточно сильным, чтобы перебить дыхательное горло.