Багровое веселье - Паркер Роберт Б.. Страница 22

— Кстати, — заметил я, — по-моему, ты сейчас раздавишь грудью тарелку.

Он видел, как выступал по телевидению этот ее дружок Спенсер. Сказал, что черномазый не виноват. «Знают ли они о нем? Может, этот сукин сын уже вычислил его, когда он оставлял розу? Но все остальные уверены, что это дело рук черномазого. Почему же Спенсер не верит? А она? Знает ли она, что это он? Что это он связал всех этих баб, залепил им рот и наблюдал, как они пытаются вырваться и закричать? — Он взглянул на рыбку, спокойно плавающую в аквариуме. Вода блестела и искрилась в лучах солнца. Она вышла на минуту, пригласив его в приемную. — Может быть, ей даже понравится, когда он ее свяжет. Некоторым женщинам это нравится. Они любят, когда их связывают и срывают одежду, и даже сами просят об этом. — От такой мысли на него снова нахлынуло возбуждение. — Но потом он уже не сможет приходить поговорить с ней. Она расскажет своему дружку. Сволочь. В газетах писали, что когда-то он был боксером. Чтоб его... А может, она уже и рассказала своему дружку. Может, что-то заподозрила, когда послушала, что он здесь говорил. Они знают. Эти психиатры всегда знают все, даже если ты не хочешь этого. Она постоянно наблюдает за ним. Как он шевелит рукой, покачивает ногой, как ерзает на стуле. Все замечает. Концентрируется на нем... — Рыбка описывала медленные круги в искрящейся воде... — Она заботится о нем. Нет, она ничего не скажет своему дружку. Он сам догадался. Ублюдок. Она не скажет». Дверь распахнулась. На ней было темно-синее платье с красными цветами.

— Входите, — пригласила она.

Он встал и испугал рыбку. Бедняга заметалась по аквариуму.

— Мой отец часто ходил к шлюхам, — начал он. — А потом переживал и на следующий день приносил матери розы.

Психотерапевт подняла на него заинтересованный взгляд. Он знал, что ей будет интересно.

— И тогда она спрашивала: «Джордж, ты был с какой-то шлюхой?» А он опускал глаза и бормотал: «Я принес тебе розу». И уходил.

— Он никогда не дрался с ней? — спросила психотерапевт.

— Нет. Никогда. Только напивался и ходил к шлюхам.

Она спокойно смотрела ему в глаза. В ней всегда чувствовалось спокойствие, умиротворяющее спокойствие.

— А вы как к этому относились? — спросила она.

Он невольно пожал плечами. Вроде как небрежно.

— Как-то однажды он взял меня с собой. — Он снова ощутил в животе знакомую пустоту. Она слегка вскинула брови. — К черной шлюхе, — продолжал он. — Мне тогда лет четырнадцать было. — Пустота увеличилась, и вместе с ней, как всегда, он ощутил тепло. Зазвенело в ушах. Он слушал свой собственный голос, о чем-то говоривший врачу. К звону в ушах вдруг добавилась какая-то безумная смелость. — Боже, от нее так воняло.

Психотерапевт ждала.

— Она мне совсем не понравилась, — он снова почувствовал, как небрежно прозвучала эта фраза.

Они замолчали. Врач сидела прямо и очень спокойно, он — небрежно, как только мог, положив руку на спинку кресла. На глаза снова навернулись слезы. Он все так же небрежно посмотрел на нее. В затуманенном взгляде было ожидание.

— Я не мог, — продолжал он охрипшим и немного дрожащим голосом. — Я ничего не мог сделать. Она была такая толстая и... и... — он почувствовал, как задрожали плечи, — ...волосатая и... какая-то... недоброжелательная.

— К вам? — спросила врач.

— Да, — итак, он уже рассказывает. — Да. Она тискала меня и говорила, какой он у меня маленький и какой вялый, и так хотела, чтобы я все сделал, хотела, ну, понимаете, чтобы он напрягся, а я не мог, и она взбесилась и сказала, что я ее оскорбляю и что, если я не сделаю это, она возьмет нож и отрежет мне его, и я испугался, потому что она была такая черная.

— Ужасно, — вздохнула психотерапевт.

— А мой отец в это время был где-то в другом месте с какой-то другой шлюхой, и я не мог уйти.

Он с трудом перевел дыхание. Предложения получались слишком длинными.

— И... — подбодрила врач.

— И в конце концов она вышвырнула меня из комнаты без штанов и заперла дверь. Так что мне пришлось ждать отца, чтобы он надел на меня свой пиджак и отвел домой. А пока я его ждал, меня в таком виде видело еще несколько шлюх.

— Вы говорили об этом с отцом?

— Он рассердился на меня за то, что я потерял штаны. Сказал, что мать нас теперь сожрет.

Глава 22

В одиннадцать часов утра пришел Белсон и вручил мне толстую папку, содержащую все, что им с Квирком удалось узнать о всех подозреваемых.

— Квирк сказал, чтобы ты прочитал, подумал, а потом мы поговорим, — сообщил Белсон. — Ты, я, Квирк и Сюзан, если она, конечно, захочет.

— Хорошо, сегодня прочту, — кивнул я. — А вы чем собираетесь заняться?

— Лично я пойду домой, покажусь жене и детям и посплю немного.

— Пока не заснул, попробуй сравнить этот голос с тем, что я дал тебе раньше.

— Красная Роза опять тебе позвонил?

— Да, как и многие другие. Послушай и определи, какой из всех этих голосов его. Впрочем, ты сразу его узнаешь. Это тот, который говорит, что может быть он все еще гуляет на свободе.

— Попробую сходить в контору и снять отпечаток голоса, — кивнул Белсон. — Правда, сейчас, когда я в отпуске, это будет не так-то просто. Придется просить неофициально. Ладно, увидимся. Пока.

Белсон ушел. Я раскрыл папку и углубился в чтение. Большинство сведений оказались ценны тем, что снимали с подозреваемых всякое подозрение. Никто из всей семерки ни разу не попадал в полицию. Айзелин, преподаватель востоковедения, угодил в одну неприятную историю, когда работал учителем в частной школе для мальчиков. Какой-то ученик пожаловался, что Айзелин приставал к нему в сексуальном плане. Но дело так и прикрыли. Через два года Айзелин получил степень доктора философии в Гарварде и остался на преподавательской работе. Ларсон, полицейский, обращался к начальству с просьбой предоставить ему отпуск по болезни. Жаловался на усталость и депрессию. Но начальство посоветовало ему обратиться к психотерапевту. Кроме Айзелина и Фелтона все были женаты. Айзелин никогда не был женат, Фелтон состоял в разводе. Ларсона они уже вычеркнули из списка, поскольку в то время, когда произошли три из пяти наших убийств, он находился на дежурстве и имел железное алиби. Француз Гане во время второго убийства уезжал к родителям во Францию. Весенние каникулы. Из пяти оставшихся выделялся Фелтон, охранник. Двое преподавателей, санитар, директор гастронома и охранник. Возможно, мы могли бы исключить из этого списка и еще нескольких, если бы побеседовали с ними или с их сослуживцами. Например, можно было бы установить, находился ли санитар Чарлз на службе во время хотя бы одного из убийств. Но тогда они узнают, что попали под подозрение. Значит, отпадает. Итак, больше всех мне понравился Фелтон. Я снова прочитал его досье. За такое короткое время можно было собрать не очень-то много сведений. К тому же им никак нельзя было засветиться. Сорок три года, разведен, отец умер. Живет в Чарлстауне, хотя вырос в Суампскотте. В деле лежала ксерокопия школьного ежегодника с его фотографией и перечислением успехов в учебе и спорте.

— Сукин сын, мать твою... — пробормотал я.

Под его портретом красовалась надпись: "Легкая атлетика — «отлично». Ничего не доказывает. Все это было двадцать пять лет назад. И все же. Я отложил папку, снял трубку и позвонил директору средней школы Суампскотта.

— Мальчик по имени Гордон Фелтон, — попросил я. — Бегал за школьную команду в... где-то в 1961-62. Как он выступал?

— А зачем вам? — спросил директор.

— Меня зовут Артур Дейли. Еженедельник «Нью Ингланд Спортс». Мы тут готовим ретроспективную статью. Спорт в средней школе четверть века назад.

— Ах, вот оно что. Неплохая мысль. Подождите на телефоне, я сейчас гляну. По-моему, у нас где-то хранятся старые снимки и материалы.