Почему Америка наступает - Паршев Андрей Петрович. Страница 32

Логически рассуждая, приходишь к какой-то странной ситуации: деятельностью национальной нефтеэкспортной компании должен управлять… лично президент страны (и где он только время найдет?), и он не должен будет иметь права выезжать за границу, и члены его семьи также. Не нравится? Пусть добьется ситуации, когда страна будет жить чем-то другим кроме нефти.

СКОВАННЫЕ ОДНОЙ ЦЕПЬЮ

Так что же нужно американцам от Венесуэлы? Что венесуэльцы могут сделать с Америкой? Могут ли они перестать продавать нефть?

Нет, конечно. Парадокс в том, что поставщики сырья уже не могут проводить самостоятельную экономическую политику. И Запад, и его сырьевые придатки связаны прочными цепями, восстание ног против головы невозможно. Если они перестанут продавать нефть, то лучше не станет ни им, ни Западу, лучше не будет никому.

Ушли в прошлое времена возможности политики в духе 1930-х гг., когда страны договаривались, что одна поставит другой железный лом, а взамен получит нефть. Нам-то это представляется порядком торговли стран с государственной монополией внешней торговли – но нет, торговые договора были и между капиталистическими странами. А сейчас не совсем так, и запрет государства своим фирмам покупать или продавать что-то – редкое исключение, пока, во всяком случае.

Строго говоря, США не покупают нефти. Нефть приобретают американские потребители нефти. И у нас практически продает не Россия, а частные фирмы, каким-то образом получившие не полные права собственности, а права на разработку лучших российских месторождений. Правда, государство оставило за собой некоторые рычаги контроля. В некоторых фирмах есть доля собственности государства и оно может потребовать усилить или сократить добычу, поставлять куда-либо нефть или не поставлять. Также в руках государства «труба» – компания «Транснефть», владеющая экспортными трубопроводами. Еще один важный элемент управления – тарифно-таможенная политика, пока она в руках государства.

С помощью этих рычагов можно творить практически чудеса – например, годами удерживать внутренние цены на энергию ниже мировых. Это кажется удивительным: каков стимул продавать нефтепродукты внутри страны в два-три раза ниже, чем совсем рядом, за границей?

Можно брать за экспортные поставки вывозную пошлину – и нефтепроизводителю становится по прибылям одинаково продавать своим или за границу. Можно допускать их к трубе только при условии продажи части нефти на внутреннем рынке. Прибыль от экспорта такова, что часть нефти можно не то что продавать на внутреннем рынке – да хоть отдавать просто так.

Но в результате нефтяные компании заинтересованы в следующих вещах:

• чтобы государство не вмешивалось в действия менеджмента;

• чтобы иметь собственные экспортные возможности;

• чтобы не платить экспортные пошлины.

Они и действуют в этом направлении. И у нас есть примеры, когда топ-менеджеры государственных компаний поступают вопреки ясно выраженному мнению Правительства и Президента (пока, слава Богу, их не свергая). И хотят строить собственные, негосударственные трубопроводы, «Лукойл» уже построил нефтяной терминал в Варандейской бухте. А еще нефтяники всячески лоббируют вступление в ВТО – по одной простой причине. Идеология «свободной торговли» не предусматривает экспортных пошлин и экспортных квот, что нефтедобытчикам выгодно. Государству и бюджетникам это менее выгодно, но они этого не знают.

С точки же зрения чистой науки вступление России в ВТО лично мне будет очень полезно. Наши внутренние цены будут более точно соответствовать мировым, и иллюзий насчет конкурентоспособности российской экономики будет поменьше. О чем я всегда и говорил.

Но многим, очень многим остальным будет совсем не так приятно.

КАК ЭТО БУДЕТ ВЫГЛЯДЕТЬ

Екатерина Коляда, вице-президент холдинга «Металлоинвест», на вопрос о ценности бензина ответила следующее:

Да, но именно этот опыт придется испытать – не забывая при этом, что и сейчас на Земле живут миллиарды людей, которые никогда в жизни не сядут на автомобиль, даже не на собственный.

Так как будет выглядеть конец нефти? Иногда это представляют как очередь автомашин, брошенных около бензоколонки, на которой висит плакатик: «бензина нет и никогда больше не будет». Хотя, действительно, следующая нефть накопится в недрах только через несколько миллионов лет и мы ее дождемся вряд ли. Наверное, будет как-то постепенно…

Понятие «дефицита» в рыночной экономике выглядит совсем не таким, к какому мы привыкли и все еще не можем отвыкнуть. Превышение спроса над предложением регулируется ценой, поэтому, даже когда нефти не будет совсем, за сумасшедшие деньги, вероятно, можно будет все-таки купить немного– горло смазать от ангины, например.

До какого предела может расти цена? Да как обычно: пока потребитель будет в состоянии платить цену выше или равную ее стоимости для производителя.

Еще разок: из чего составляется цена нефти? Во-первых, из прибыли нефтяной компании. Именно во-первых, потому что не было бы прибыли – никто б этим не занимался. Затем из затрат нефтяной компании. Из затрат на материалы, энергию, транспорт, рабочую силу. Из отчислений владельцу месторождений – если они не принадлежат нефтяной компании. Где-то такие отчисления делаются по фиксированной ставке от объема добытого, где-то разовым платежом (то есть месторождение фактически покупается), иногда взимается налог с прибыли.

Но есть статья расходов, не поддающаяся простому расчету, но волевому регулированию – мало какие издержки можно увеличивать или уменьшать подобным образом.

Речь идет об инвестициях в будущую деятельность компании. Ни одна крупная корпорация не допускает падения в перспективе; уж не знаю, кто за этим следит – акционеры, совет директоров, владелец – но все корпорации работают на будущее. Ведут разведку сами или нанимают геологоразведчиков – но порядки там, насколько известно, не менее железные, чем в Госплане СССР. К моменту исчерпания одних нефтяных приисков должны быть наготове другие. Возможно, не все нефтедобытчики придерживались этих правил или не всем удавалось. Но такие разорились и ушли из бизнеса давно, еще в первой половине ХХ-го века.

Так вот по данным исследования «Голдмен и Сакс» 1999-го г., о котором говорил Стив Дашевский, аналитик корпорации «Атон», именно эта инвестиционная составляющая, то есть геологоразведка и обустройство резервных месторождений взамен выбывающих, и составляют едва ли не бо?льшую часть затрат. Из-за них даже компании, имеющие очень дешевые скважины (с себестоимостью около 30 долл. на тонну), реально тратят на добычу тонны нефти 105—115 долларов, или 15—16 долл. на баррель – повторюсь, так было к 1999-му г.

Именно поэтому в своих статьях в сборниках «Крах доллара» и «Распад мировой долларовой системы» я скептически отнесся к паническим прогнозам о резком падении цен на нефть. На 2001 г., исходя из здравого смысла, получалось не менее 150 долл. за тонну. Конечно, всегда есть вероятность кризиса сбыта и временного снижения цен; к тому же слабая экономика типа российской образца весны 1998 г. подобных колебаний может и не выдержать. Но падения цен не могут быть долгосрочными, поскольку нефтяные резервы в странах-потребителях по сравнению с объемами потребления нефти составляют мизер.

Что собой представляют такие резервы? Это могут быть месторождения разной степени обустроенности – вообще неразбуренные, или законсервированные – вторые можно ввести в строй быстрее первых. В частности, в США это месторождения на территория национальных парков.

Существуют стратегические нефтяные запасы (СНЗ) в искусственных или приспособленных естественных хранилищах, правда, не во всех странах. Ходят легенды, что они невероятно велики, но американские данные это опровергают. В США они могут быть доведены максимально до 700 млн. баррелей (около 100 млн. т.), а летом 2002 г. составляли 578 млн. баррелей (в «Ведомостях» от 7 августа было напечатано «тонн», а не баррелей – но это явная опечатка).